На главную / Капитализм и социализм / Жизнеописание Льва Семёновича Понтрягина, математика, составленное им самим. Рождения 1908 г., Москва

Жизнеописание Льва Семёновича Понтрягина, математика, составленное им самим. Рождения 1908 г., Москва

| Печать |


Работа с издательством

В конце 60-х годов обстоятельства побудили меня познакомиться с работой издательства, в котором печатались мои книги. Обнаружилось, что список авторов, публикующихся там, довольно узок. Издаются книги одних и тех же авторов, и мало было книг выдающихся учёных.

К международным связям привело меня то обстоятельство, что до 50-летнего возраста мне ни разу не было позволено выехать за границу и самому рассказать о своих научных достижениях, несмотря на многочисленные приглашения туда.

Обнаружилось, что список лиц, которые ездили за границу также очень узок. После моего возвращения из Америки в 1964 году в АН СССР я поставил вопрос о работе иностранного отдела АН СССР. Было установлено, что многих математиков не пускают за границу по каким-то совершенно непонятным причинам, в частности благодаря путанице в иностранном отделе Президиума АН. Отделение математики приняло решение просить Келдыша о смене главы иностранного отдела. Этого не произошло, однако такое решение Отделения вызвало некоторую тревогу, и стоячее болото было взбудоражено!

Из-за болезни жены я часто не мог поехать на дачу и ездил туда с Болтянским. Я знал о его тесных связях с издательством. Я обратился к Болтянскому с просьбой помочь мне опубликовать некоторые мои книги. Но он заявил, что сейчас это совершенно невозможно, издательство перегружено, и сказал: «Вот к Вашему шестидесятилетию, к 68-му году, мы устроим для Вас издание Ваших трудов». Этим разговором до некоторой степени описывается вес Болтянского и мой в издательстве в то время.

Так случалось, что каждая новая форма моей деятельности вытекала из предыдущей. И передо мной не возникал вопрос, что же делать дальше? Дело приходило само. Аналогично было и с моей научной работой. Каждая новая тема научного исследования возникала из какой-нибудь предшествующей. Были, конечно, и внешние толчки.

Начало моей научной деятельности возникло под воздействием лекций и семинаров П. С. Александрова. Одна новая линия проблематики возникла из доклада Э. Картана, который он сделал в Москве. Прикладной математикой я занялся из этических соображений — быть полезным обществу. Но конкретный выбор задач возник благодаря контактам с А. А. Андроновым.

Несколько внешних стимулирующих толчков я получил при поездках за границу, при обсуждении моих лекций и докладов.

Можно сказать, что моя профессиональная работа сложилась счастливо.

Я никогда не стоял перед пустотой — что же делать дальше. Всегда было что-то, что нужно было делать.

В мастерской у скульптора В. М. Клыкова

В мастерской у скульптора В. М. Клыкова


Занявшись издательством, я выяснил, что физико-математическое государственное издательство было независимой организацией, которая подбирала авторов, консультируясь с каким-то узким кругом лиц, близких к издательству. Позже «Физматгиз» был включён в издательство «Наука» Академии наук СССР под названием «Главная редакция физико-математической литературы издательства Наука». Главным редактором этого издательства был А. Т. Цветков.

Поскольку издательство вошло в систему Академии наук, оно стало контролироваться отдельной секцией редакционно-издательского совета (РИСО) АН СССР. Председателем этой секции РИСО был академик Л. И. Седов.

Секция Седова (так я буду её называть для краткости) была типично академической организацией. Ее списочный состав состоял из весьма авторитетных лиц, большинство которых не ходило на заседания секции и никакого участия в её работе не принимало. Это была, так сказать, показуха. Тщательностью работы секция, на мой взгляд, не отличалась, и я решил вмешаться в это дело. Я предложил Седову организовать специальную рабочую группу, которая будет помогать секции в издании математических книг. Седов моего предложения не принял. Он сразу же пригласил меня стать членом его секции. Но я на это не согласился, так как понимал, что один я ничего не смогу изменить. Я поделился своими намерениями с И.М.Виноградовым, и он мне посоветовал связаться с С. В. Яблонским, который был тогда заместителем академика-секретаря Отделения математики АН СССР. Разговаривать с академиком-секретарем Н. Н. Боголюбовым бесполезно. С этого наше знакомство с Яблонским и началось. Впрочем, с Яблонским я встречался и раньше в молодости, когда был председателем школьной математической олимпиады, в каком году, не помню. Существует фотокарточка, на которой я изображен в кругу школьников-победителей олимпиады и среди них Яблонский и Болтянский.

На математической олимпиаде школьников. Слева: С. В. Яблонский, Л. А. Люстерник, В. Г. Болтянский; справа Л. С. Понтрягин

На математической олимпиаде школьников. Слева: С. В. Яблонский, Л. А. Люстерник, В. Г. Болтянский; справа Л. С. Понтрягин

Яблонский отнёсся к моим намерениям очень серьёзно и начал помогать мне. Он устроил мне свидание с председателем РИСО академиком Миллионщиковым и, по-видимому, рассказал о моих планах Президенту Келдышу. Они оба благосклонно отнеслись к моим замыслам.

И Келдыш дал указание собраться нам троим — Миллионщиков, Седов и я — и составить письменный документ, так как в устные сообщения обычно вкрадываются неточности. Так как собраться нам троим никак не удавалось, то мы с Седовым вдвоем составили соглашение, которое фактически давало право вето моей группе на любую книжку. Подписанное Седовым и мной соглашение поступило к Миллионщикову.

Когда учёный секретарь РИСО Лихтенштейн узнал о предполагаемой организации группы, он стал очень суетиться вокруг меня и при встречах в столовой всё время спрашивал, кто же войдет в группу. Академик Миллионщиков поручил Лихтенштейну на основании нашего соглашения составить документ, подлежащий подписи Президента М. В. Келдыша и имеющий силу закона. При оформлении бумаги Лихтенштейн фальсифицировал документ, внеся свои поправки в наше соглашение, а именно он писал, что окончательное решение о публикации книги принимается секцией, а не совместно группой и секцией, и что состав группы утверждается Седовым. Первая поправка практически лишала группу всякого реального влияния, а вторая — делала её орудием Седова. Зная из суеты Лихтенштейна о его озабоченности происходящим, я заподозрил возможность фальсификации с его стороны. С разрешения Миллионщикова я ознакомился с документом, который составил Лихтенштейн. Увидев поправки, внесённые им, я рассказал о них Миллионщикову и попросил вернуться к нашему исходному тексту. Что и было сделано. В таком восстановленном виде документ был подписан Келдышем. После этого Лихтенштейн перестал со мной здороваться при встречах.

Келдыш подписал устав группы в начале декабря 1970 года. А в середине декабря группа уже впервые собралась. Нам был предоставлен полный список книг по математике, подлежащих рассмотрению на ближайшей секции РИСО. Мы тщательно их обсудили и вынесли свои решения в форме протокола заседания группы. По распоряжению Келдыша я был включён в секцию и на заседании секции сообщал решение группы по каждой книге.

В дальнейшем мне удалось добиться того, чтобы книги, переводимые издательством «Мир» на русский язык, также рассматривались группой. Таким образом, группа получила возможность влиять на издательство «Мир», не входящее в систему Академии наук.

У группы оказалось довольно много работы. Мы стали собираться раз пять-шесть в год. Несколько позже я усовершенствовал эту работу. Перед каждым заседанием мы встречались втроем — я, секретарь и член группы В.П.Михайлов, доктор физико-математических наук, сотрудник Стекловского института. Мы втроём внимательно рассматривали переданный нам издательством список подлежащих рассмотрению книг по математике, с тем чтобы облегчить работу группы, так как на каждом заседании группы нам приходилось принимать решение по списку книг, содержащему около ста названий.

Главная редакция издавала не только книги по математике, а также книги по физике, механике и теории управления. Все они подлежали утверждению на секции Седова. Значительно позже по образцу нашей группы по математике были образованы группы по физике и по механике и теории управления. Так что при секции образовались три группы.

Первое разногласие группы с секцией возникло в самом начале работы по поводу университетского учебника по алгебре. Секция настойчиво рекомендовала в качестве автора одного преподавателя университета, малозначительного математика, кандидата наук. И. Р. Шафаревич, признавая, что он не является сколько-нибудь значительным учёным, считал, что учебник он может написать.

Точка зрения группы была другая: все считали, что университетский учебник должен писать значительный учёный, по двум причинам. Первая — для повышения научного качества учебника, вторая — студенты всех университетов Советского Союза невольно начинают думать, что автор учебника, который они используют, является выдающимся учёным.

Шафаревича поддерживали физики, и поэтому мы не могли достигнуть никакого согласия. Тем более, что группа не могла тогда предложить никакого другого автора. Кончилось тем, что я решил удалить Шафаревича из членов секции. Решение Бюро Отделения по этому вопросу было передано в Президиум АН, но в нём была допущена по небрежности неточность, которая дала возможность тому же Лихтенштейну затянуть волокиту. Но и это было преодолено. Новые члены, предложенные мною, Владимиров и Никольский, стали активными членами секции, а Владимиров — активным членом нашей группы. В дальнейшем в случае моей болезни он председательствовал на заседаниях группы и представлял её решение для секции.

После этих перемен предлагаемый автор был отвергнут также и секцией, а несколько позже учебник написал хороший алгебраист, член-корреспондент АН СССР А. И. Кострикин * См. книгу Кострикин А. И. Введение в алгебру. — М.: Наука, 1977. .

А. И. Кострикин, А. Б. Жижченко, Л. С. Понтрягин

А. И. Кострикин, А. Б. Жижченко, Л. С. Понтрягин

Ещё до организации группы секция приняла решение о переводе на русский язык собрания сочинений Г. Кантора. При повторном прохождении этого решения через секцию вопрос попал на группу. Ещё до того, как мы стали его рассматривать на группе, И. Р. Шафаревич при встрече в столовой сказал мне: «Кажется, я уже теперь не член секции, и поэтому я хочу вас предупредить относительно собрания сочинений Кантора. Кантору неправильно приписывается вся заслуга в создании теории множеств. Фактически очень значительная часть была сделана Дедекиндом. Это можно видеть из переписки Кантора с Дедекиндом. Так что следует к сочинению Кантора приложить эту переписку».

Я стал думать об этом соображении Шафаревича и пришёл к заключению, что сочинения Кантора вообще издавать не следует, поскольку привлекать внимание молодых математиков к теории множеств в настоящее время неразумно.

Теория множеств, очень популярная во времена Лузина, в настоящее время уже утратила актуальность. Моё предложение было принято группой, и книга была отвергнута. Секция с нами согласилась сразу, и это несмотря на то, что перевод сочинений Кантора уже был сделан! Так что пришлось его оплатить.

С большими трудностями группа встретилась при рассмотрении книги Я. Б. Зельдовича «Высшая математика для начинающих». Преодолевать эти трудности пришлось уже вне группы и секции. Трудности возникли из-за того, что Зельдович был академиком, трижды Героем Социалистического труда, поддерживается Президентом АН СССР А. П. Александровым, а также физиками. Без этого мы не имели бы никаких трудностей, так как книга очевидно плохая, хуже я не встречал, и бессмысленная. Несмотря на это в 1973 году была сделана заявка на новое 5-е или 6-е издание, а в предыдущих нескольких изданиях она уже была выпущена общим тиражом 725 тысяч экземпляров * Первое издание книги Я. Б. Зельдовича «Высшая математика для начинающих» было опубликовано в 1960 г., пятое — в 1970-м. .

Заявка поступила в мою группу и была послана на рецензию профессору А. А. Свешникову. В конце 1974 года мы ознакомились с этой рецензией на заседании группы. Хотя по содержанию она была отрицательной, в конце всё же было сказано, что книгу можно переиздать. Это была дань высоким чинам Зельдовича. На основании этой рецензии мы решили отклонить переиздание книжки, но секция не согласилась с нами и решила переиздать, хотя тут и председатель секции Седов был резко против переиздания.

На это заседание было приведено много физиков, членов секции, которые, как правило, на заседаниях не бывали, а были приведены специально для поддержки Зельдовича. Ввиду расхождения во мнениях группы и секции дело снова пошло в группу. Мы заново тщательно рассмотрели книжку. На это заседание группы пришёл к нам Седов и принёс новый отзыв от своего сотрудника, кажется, Куликовского. Отзыв был уже чётко отрицательный, группа вновь отвергла предложение о переиздании книги, и секция это решение уже поддержала. На пленум РИСО — где решение окончательно утверждалось — физики принесли положительный отзыв от Абрикосова и вновь потребовали переиздания. Пленум РИСО решил переиздавать Зельдовича. Тогда Седов добился публикации в печати отрицательного отзыва о книге, подписанного Дородницыным, мною и им.

Так как отзыв появился в печати, то с этим руководству РИСО пришлось считаться. Оно направило вопрос в Отделение математики на консультацию. Академик-секретарь Отделения Н. Н. Боголюбов передал это дело в математический институт с просьбой рассмотреть книгу. Математический институт просил Л. Д. Фаддеева дать отзыв. Но Фаддеев, известное дело, отзыва на книжку Зельдовича так и не дал. Председатель РИСО Федосеев просил не спешить с отзывом, так как, возможно, скоро поступит переработанная версия книги Зельдовича в виде рукописи. Однако в начале июня 1976 года до нас стали доходить слухи, что книгу собираются переиздавать. Тогда я вновь пришёл к Федосееву и спросил его, что же нам рецензировать? Он просил рецензировать последнее опубликованное издание.

Руководство Стекловского института решило обсудить соответствующее издание книги Зельдовича на открытом заседании Учёного Совета. Об этом заседании были широко оповещены многие научные организации, был специально приглашён Зельдович. Готовясь к своему выступлению по поводу книги, я уже сам очень тщательно ознакомился с ней и пришёл к выводу, что все известные мне отрицательные рецензии на неё ни в какой степени не дают представления о её полной бессмысленности и безграмотности. С книгой внимательно ознакомились также академики В. С. Владимиров и С.М.Никольский. Зельдович на наше заседание не пришёл, но его интересы представляли два молодых человека из Курчатовского института, где директором А. П. Александров. С резкой критикой книги выступили ряд математиков. Помню, что кроме меня выступали Седов, Владимиров, Никольский, вероятно, и другие. Молодые люди из Курчатовского института представили письменные выступления с незначительным содержанием.

После открытого заседания произошло закрытое заседание учёного Совета. Совет признал, что книга не только не годна в настоящем её виде, но и не может быть основой для переработки. В своём выступлении на открытом заседании Совета института я использовал приём, который стал употребляться и в дальнейшем. В свою речь я вставлял цитаты из книжки, которые зачитывал мой сотрудник Благодатских, а я давал их разбор. При этом я старался выявить всю бессмысленность подхода автора к анализу, имеющегося в книге, а также его невежество, путем демонстрации грубых ошибок, содержащихся в книге.

Несмотря на то, что книга Зельдовича подверглась такой разгромной критике, позже мы, обедая в столовой Академии наук, обнаружили, что его сторонники торжествуют и чему-то радуются. Разгадка этой радости пришла очень скоро. Я и ряд других математиков через некоторое время были приглашены на заседание уже секции Президиума АН СССР, на котором заново рассматривали книгу Зельдовича. Председателем заседания секции тогда был А. А. Логунов. Надо думать, что это заседание секции произошло по распоряжению Президента АН СССР Александрова. А. А. Логунов открыл заседание секции Президиума своим предложением прийти к компромиссу и согласиться на переиздание книги после редактирования её хорошим математиком С. П. Новиковым, который дал письменное согласие провести эту работу. Но мы, критиковавшие книгу раньше, не согласились с этим предложением, и дискуссия развернулась с новой силой.

С критикой выступили все академики, выступавшие раньше на совете Стекловского института. К нам присоединились ещё такие видные учёные, как бывший Президент АН СССР М. В. Келдыш и академик Челомей, который руководит в Советском Союзе важной отраслью современной техники. Очень впечатляющим было выступление Келдыша. Он начал так: «Мне неловко выступать здесь с критикой книги, так как раньше, как директор института, я подписал на неё положительный отзыв. Но тогда я был введён в заблуждение рецензентами». Далее он разбирал конкретные недостатки книги. Конкретным было выступление Челомея. Он сказал, что книга плохая. «Зачем же издано 725 тысяч экземпляров вашей книги?» — спросил он Зельдовича. Окончил своё выступление Челомей так: «В конце книги академика Зельдовича сказано: "Я надеюсь, что читатель получит от моей книги удовольствие и пользу и закроет её с удовольствием". Я также закрываю эту книгу с большим удовольствием, — сказал Челомей, — но с тем, чтобы к ней больше никто не возвращался».

Первым на этой дискуссии выступал я. Жена, присутствовавшая на заседании, заметила, что Зельдович был встревожен эмоциональным напором моего выступления и его содержанием. Он сразу же обратился с запиской с просьбой выступать к своим сторонникам, которые как-то помалкивали. Сам Зельдович также выступал, но ничего убедительного он не сказал, а только выражал возмущение по поводу того, что в своём выступлении я отметил большие денежные доходы, которые он получил от книжки. Стороннки Зельдовича, выступавшие в дискуссии, признались, что они даже не читали книжки, а говорили о ней в общих словах без всяких мотивировок. Особенно жалким было выступление члена-корреспондента Окуня (кстати, он стал позже академиком). Он многократно повторял, что книгу Зельдовича надо рассматривать как букварь математики, где одно и то же повторяется на разные лады, как это делается в букварях. Например, «мама моет раму, раму моет мама» и тому подобное. Он приводил ещё некоторые фразы, взятые им якобы из букварей.

Я сидел рядом с Келдышем и во время выступления Зельдовича спросил Келдыша: «Действительно он это не понимает или дурака валяет?» Он ответил мне, что конечно валяет дурака. Но, боюсь, Келдыш был не прав. Дискуссия транслировалась по трансляционной сети Президиума АН СССР. Многие могли слушать её. С точки зрения некоторых кругов не важно, прав я был или нет, важно то, что я затронул их интересы. А этого уже достаточно, чтобы считать меня врагом и клеить ярлыки.

Далее я решил опубликовать содержание дискуссии Стекловского института в журнале «Математический сборник», главным редактором которого я являюсь. Другие академики, принимавшие участие в дискуссии согласились с моим предложением. Я взял у них письменные материалы, и мы с Седовым летом 76-го года, будучи на даче, занимались составлением сводки дискуссии. Была составлена большая статья. В начале статьи было приведено решение Совета института, а затем излагалось содержание дискуссии. Свою часть я написал довольно подробно. Заключение писал Л.И.Седов. Я показал статью Виноградову, поскольку речь шла об изложении дискуссии, произошедшей в его институте, и просил его подписать статью, как директора института. Но Виноградов отказался. Он сказал: «Я подпишу только ту часть, где формулируется решение совета». Я ответил: «Зачем же вам подписывать её, когда вы уже подписали эту часть как председатель совета». Мы с Седовым уговаривали Виноградова вместе, но ушли ни с чем. Посидев с Седовым вместе в моей институтской комнате, я решил всё-таки оказать нажим на Виноградова, и мы вместе вернулись к нему. Я сказал Виноградову: «Если не подпишете Вы, я обращусь к Келдышу, и мы, как члены редколлегии "Математического сборника", подпишем статью сами». Виноградову очень не понравилось, что Келдыш будет подписывать статью, а он нет, и он согласился. По-видимому, Виноградов боялся подписать резкое выступление против Зельдовича. Он был отчасти прав, так как предстояли его перевыборы как директора института на Общем собрании АН СССР. На этих перевыборах против Виноградова было подано что-то больше 70 голосов из 210 присутствовавших. Кроме того, перед голосованием против Виноградова были произведены грубые, резкие выпады. Виноградов не напрасно считал, что выступать против Зельдовича рискованно.

Очевидно, А. А. Логунов объективно доложил Президенту А. П. Александрову о состоявшейся на секции Президиума дискуссии. Во всяком случае, на одном из заседаний Президиума, когда физики подняли вопрос о выделении их в отдельную секцию из секции Седова, дабы избавиться от давления математиков, А. П. Александров сказал: «Сейчас не время это делать. Вот вы пришли на заседание секции Президиума совершенно неподготовленными, а математики подготовились, так что вы не смогли отстоять свою точку зрения».

Книга Зельдовича так и не была переиздана тогда. Правда, теперь, в 1982 году, говорят, что она переиздается издательством «Наука», но уже не по секции Седова, а по другой, кажется, по специальному распоряжению Президента А.П.Александрова.

С книгой Зельдовича у меня связано ещё одно воспоминание. На русский язык была переведена книга Липмана Берса (США) «Математический анализ» под редакцией И. М. Яглома * См. Берс Л. Математический анализ. Т. 1, 2. — М.: Высшая школа, 1975. . В предисловии к русскому изданию своей книги Липман Берс выражает одобрение по адресу книги Зельдовича. С его стороны это является недобросовестным действием. Если он не знает книги Зельдовича, то незачем её одобрять, а если знает, то должен понимать, как она безграмотна, ведь Липман Берс — квалифицированный математик.

Я отвёл много места описанию случая с книжкой Зельдовича. Но этот случай является типичным. На нём я убедился в том, что даже небольшая группа добросовестных людей может противостоять злу, если возьмется за дело с упорством и настойчивостью. Кроме того, случай этот послужил тем рычажком, который подцепил меня и потащил к новому разделу моей работы — написанию популярных книг по математике. А эта работа подтолкнула меня близко к проблеме школьного преподавания математики, которая теперь меня очень волнует и мучает. Но вернёмся к работе группы.

Хотя математики очень мало воздействовали на издание книг по физике, физики всё же считали себя стеснёнными их присутствием на секции, где решался вопрос об издании книг по физике. Поэтому у них всё время возникало желание выделиться в отдельную секцию, и об этом неоднократно ставился вопрос перед руководством Академии и РИСО.

Надо сказать, что мне надоело ходить на секцию, где все решения группы почти полностью штамповались. Поэтому я внёс предложение в руководство РИСО ликвидировать секцию Седова и заменить её тремя секциями, сделав каждую секцию из уже действующей группы, мотивируя это тем, что вся работа полностью делается уже на группах, а секция лишь дублирует эту работу. Я надеялся, что физики, желавшие иметь самостоятельную секцию, решительно поддержат меня. Так вначале и было, но потом начались колебания.

Седов воспринял предложение о ликвидации его секции как личную обиду: я хотел лишить его звания председателя секции РИСО. Он мобилизовал себе в поддержку нескольких математиков и в первую очередь академика-секретаря Боголюбова, который горячо поддержал его. На мой вопрос, обращённый к Боголюбову, зачем нужна секция, он ответил мне просто: «Я не люблю обижать людей». В связи с этим осложнением было собрано специальное совещание при Президенте для рассмотрения моего предложения. Там мы горячо спорили с Седовым, но физики не проявили того рвения, на которое я надеялся. Чем кончилось это заседание, я не помню, но в конце концов решение о расформировании секции Седова было принято. Однако председатель РИСО Федосеев сказал мне, что он не будет спешить с его реализацией. Так оно и произошло: секция продолжает существовать, но я на неё уже не хожу. Решение группы докладывает на секции либо Владимиров, член группы, либо секретарь группы Благодатских, имеющий при себе протокол заседания группы.

Мне бы хотелось рассказать о публикации книги «О науке» А. Пуанкаре — знаменитого французского учёного, которая должна выйти из печати в 1983 году * См. Пуанкаре А. О науке. — М. Наука, 1983. .

Ещё студентом я с увлечением прочёл четыре небольшие книжечки А. Пуанкаре: «Наука и гипотеза», «Ценность науки», «Наука и метод» и «Последние мысли». В этих книгах содержатся интересные высказывания Пуанкаре о математике, физике и научном творчестве. Несколько условно их можно назвать философскими. В последние годы эти книги стали библиографической редкостью. Мне очень захотелось переиздать их для нашей молодёжи.

Трудность заключалась в том, что некоторые высказывания Пуанкаре, сделанные в этих книгах, подверглись критике Лениным. Поэтому переиздание нужно было сопроводить надлежащими комментариями и предисловием.

В 1974 г. решение по этому изданию было принято. В самом начале 1975 года, в феврале, была достигнута договоренность с философом С. Г. Суворовым, который брался написать предисловие и комментарии к книге Пуанкаре «О науке». Однако и через шесть лет он эту работу ещё не закончил. Договор с ним пришлось расторгнуть и всё начать с начала.

Дело в том, что в работах Пуанкаре ещё задолго до Эйнштейна высказаны основные положения теории относительности. В первых двух из этих книг некоторые из них как раз сформулированы * Вопрос о приоритете неоднократно рассматривался в научной литературе. Различные подходы к этому вопросу изложены в книгах: «Принцип относительности. Сборник работ по специальной теории относительности» (составитель А. А. Тяпкин) М.: Атомиздат, 1973; Miller A. I. Albert Einstein's special theory of relativity. Emergence (1905) and early interpretation (1911). — Addison–Wesley Publ. Comp., 1981. . Между тем сионистские круги упорно стремятся представить Энштейна единственным создателем теории относительности. Это несправедливо.

В 1980 году договор на комментарии был заново заключён с А. Тяпкиным и А. Шибановым и мы, видимо, находимся на пути выхода интересных книг Анри Пуанкаре «О науке».



 


Страница 23 из 28 Все страницы

< Предыдущая Следующая >
 

Вы можете прокомментировать эту статью.


наверх^