Василий Птушенко «Мы за ценой не постоим»

| Печать |

В последнее время в печати всё чаще появляются вздохи о «великой советской промышленности, попавшей под либеральный каток» и «загубленной демократическими реформами». Толчком к написанию этой работы послужила статья, опубликованная в самом либеральном когда-то журнале «Химия и жизнь», посвящённая, безусловно, достойному руководителю химической промышленности, но проникнутая сетованиями на то, что «последние 25 лет наша власть не столько строила, сколько разрушала химическую индустрию» [1].

Каким было качество этой индустрии, какова была её конкурентноспособность на мировом рынке и продуманность её стратегии развития — это вопросы, которые должны освещать экономисты, в том числе и в популярной литературе. Но всем нам, и не экономистам, а просто гражданам нашей страны, хорошо бы помнить обо всех наших согражданах, создававших нашу промышленность, а не только о блистательных министрах и членах ЦК, принимавших «мудрые решения» и «не жалевших своего здоровья» в деле руководства. Это даже не вопрос знания или безграмотности, а вопрос совести.

Одним из самых известных «успешных проектов» советской промышленности является «атомный проект». К счастью, про него достаточно много и хорошо написано (несколько томов документальных материалов были изданы в начале 2000-х годов [2], а общее представление о разных сторонах проекта можно получить в замечательных, популярно написанных изданиях [3]). Но то, как жила наша экономика после 1960-го года, остаётся для нас в тени. У нас сохраняется благостное представление о том, что с концом ГУЛАГа закончилось и массовое использование подневольного труда в СССР. Увы, как ни хотелось бы в это верить, но ничего, кроме нашего желания сохранять эту благостность, чтобы крепче спать и не портить себе аппетит, за этим представлением не стоит.

О руководителях всегда пишут чаще и больше. Здесь же мы хотели бы рассказать и о других, менее известных участниках одного из наших промышленных проектов, так называемой «Большой химии», а точнее, в большинстве своём — совсем неизвестных. О тех, кто непосредственно воплощал замыслы вдохновителей, пятилетние планы, решения пленумов ЦК. О тех, кого можно было бы назвать «солдатами химической промышленности».






Эпоха «бури и натиска»

С конца 1950-х годов началось бурное развитие химической промышленности в нашей стране. Это был и общемировой тренд, но также и результат появления в руководстве страны энергичных высокопрофессиональных людей. «Две неординарные личности, Л.А. Костандов и В.М. Бушуев, заведующий Отделом химической промышленности ЦК КПСС, использовали всё своё влияние на руководство страны, чтобы появилась программа химизации. В результате майский Пленум ЦК КПСС 1958 года был посвящён единственному вопросу — развитию Большой химии. После Пленума была принята обширная и небывалая для того времени государственная программа развития химии и нефтехимии. По масштабам, по концентрации ресурсов эту программу можно поставить в один ряд с атомным и космическим проектами» [1].

Вот только с самими ресурсами была проблема. И — прежде всего — с человеческими. Великая Отечественная война нанесла непоправимый урон нашей стране, унеся, по разным оценкам, до 26–27 миллионов жизней [4]. Людские потери в СССР с 1917 по 1953 составили до 50 миллионов человек [5]. Людей катастрофически не хватало. Кроме того, в середине 1950-х в СССР произошли существенные изменения в социально-трудовой сфере: в середине 1950-х серией решений Верховного Совета были отменены трудовые нормы, обязывающие работать женщин и подростков, а также запрещавшие работникам предприятий увольняться и переходить на другое место работы [6] (до этого сохранялись нормы военного, а отчасти и довоенного времени, в соответствии с которыми «самовольные» переходы на другое место работы были запрещены и квалифицировались как уголовное преступление, за которое были предусмотрены наказания в виде исправительно-трудовых работ или лишения свободы; см. об этом подробнее: [7-9]). Найти людей, готовых работать в тяжёлых условиях, особенно на вредных предприятиях, оказывалось чрезвычайно трудно. А людей, действительно, требовалось много: «За годы седьмой пятилетки (т.е. с 1959 по 1965 год — В.П.) вступили в строй более 400 крупных предприятий и производств химической и нефтехимической промышленности» [10, с. 64]. Прошедший вскоре декабрьский Пленум ЦК КПСС 1963 года подтвердил решения майского (1958) и принял решение об ускоренном развитии химической индустрии. Решения о химизации разных отраслей народного хозяйства и развитии соответствующих химических производств неоднократно принимались и далее (например, на июньском 1970 Пленуме ЦК КПСС).

Для руководства работой отрасли на самых разных уровнях, для решения сложных технологических задач государство готовило специалистов в институтах и множестве техникумов. Для выпускников вузов существовала так называемая работа по распределению, т.е. направление выпускника на работу в любом регионе страны, где он был обязан отработать в течение определённого срока без права поменять место работы. Но как быть с основной рабочей силой, которой требовалось гораздо больше, и для которой не было такого механизма, как распределение?




 


Народное хозяйство, уголовный кодекс, МВД

Слова «химик» и «отправить на химию» были хорошо известны гражданам нашей страны в те годы. Но только в конце 1980-х об этом явлении стали заявлять официально. Вот данные, оглашённые на официальном брифинге в МВД СССР, на котором, по-видимому, впервые было рассказано о «химии» в нашей стране.

«В 60-х годах были созданы так называемые спецкомендатуры — чтобы обеспечить рабочей силой ряд важнейших строек и предприятий страны. Тем, кто приезжал по оргнабору, требовались квартиры, детские сады, школы. На содержание же «спецконтингента», посчитали, большие средства не понадобятся… «Условно освобожденные» по Указам Президиума Верховного Совета СССР поначалу направлялись на сооружение объектов химической промышленности. Отсюда и пошло — «химики». Осуждать «условно» стали в семидесятых. Что тоже было продиктовано дефицитом рабочих рук на «тяжёлых» производствах. «Нововведение» принесло государству немалые прибыли, исчисляемые сотнями миллиардов рублей. Руками «условников» построены такие объекты, как Прикумский завод пластмасс в Ставрополье, завод «Метанол-750» в Пермской области, в Ростовской области — завод «Атоммаш». Краснодарский химзавод, доменные печи на Новолипецком и Череповецком металлургическом комбинатах, объекты нефтяной и газовой промышленности в Астраханской, Оренбургской, Тюменской и других областях.

Жёсткий контроль и страх наказания «изменением режима» — переводом в ИТУ — вот те нехитрые рычаги, с помощью которых «спецконтингент» заставляли работать, а также поддерживали дисциплину внутри самих комендатур. <…> С 1977 по 1989 год на стройки (предприятия) народного хозяйства было принудительно направлено 3 миллиона 35 тысяч человек» [11].

Каким образом вводилось это «нововведение»? Об этом сообщают не только «сторонние» наблюдатели, правозащитные организации или сами жертвы «химии», но и крупные деятели МВД, знакомые с этим вопросом «изнутри». Удачным для развития промышленности образом, разворачивание программы химизации совпало с ужесточением уголовного законодательства СССР и всех союзных республик и, соответственно, увеличением числа осуждённых. В 1961 году Президиум Верховного Совета РСФСР принял Указ «Об усилении борьбы с лицами, уклоняющимися от общественно-полезного труда и ведущими антиобщественный паразитический образ жизни», по которому только за 1961 год по стране было выселено около 200 тысяч человек [12]. Как сказано в Указе, «Места поселения устанавливаются Советом Министров РСФСР с учётом возможности использования выселенных на работе в промышленности, строительстве и сельском хозяйстве». [13]. В том же 1961 появляется Указ Президиума Верховного Совета РСФСР «Об усилении ответственности за самогоноварение и изготовление других спиртных напитков домашней выработки», а в 1966 — Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об усилении ответственности за хулиганство».

Вот как описывает эти изменения и их результаты Владимир Радченко, первый заместитель председателя Верховного суда (РСФСР, затем РФ) в 1989–2008, руководитель центра Института законодательства и сравнительного правоведения при правительстве РФ. «Летом 1966 года ЦК КПСС принял постановление об усилении борьбы с преступностью. Через два дня появился указ Президиума Верховного Совета СССР, усиливший ответственность за хулиганство и вводивший драконовские меры борьбы с антиобщественными проявлениями. <…> На суды и прокуратуру было оказано соответствующее воздействие. В результате уже в 1966 году количество осуждённых к лишению свободы увеличилось в полтора раза — до 491,3 тысячи человек. Увы, с этого года начался и последующий, практически непрерывный рост как преступности, так и судимости. В 1984 году было зарегистрировано 2029 тысяч преступлений, осуждено 1288 тысяч человек, в том числе лишено свободы 632 тысячи против 329 тысяч в 1965 году.

Чем жёстче принимались меры карательного характера, тем выше становился уровень преступности» [14].

По свидетельству полковника МВД, ныне директора Музея истории уголовно-исправительной системы Кузбасса при ГУФСИН по Кемеровской области Марченко, «в 1968 г., для обеспечения выполнения ответственных производственных заданий советского правительства, в МВД СССР — как самостоятельное структурное подразделение — было создано Главное управление лесных исправительно-трудовых учреждений (ГУЛИТУ)» [15, с. 206–207]. Его сообщение подтверждает и даёт ему оценку другой ветеран МВД Детков (заместитель начальника Политотдела ИТУ МВД СССР): «Государственную политику в сфере исполнения уголовного наказания в виде лишения свободы отличает противоречивость провозглашаемых в законе целей исполнения этого вида наказания и конкретных путей их реализацией, приверженность в этом деле практике ГУЛАГа решать многие народно-хозяйственные задачи трудом осуждённых. Весьма наглядно это проявляется в образовании организационно-управленческих структур, основным назначением которых является обеспечение выполнения производственных заданий в наиболее трудоемких отраслях народного хозяйства. Свидетельство тому — образование в 1968 году самостоятельного структурного подразделения МВД СССР — Главного управления лесных исправительно-трудовых учреждений (ГУЛИТУ) <…> Функции ГУЛИТУ МВД СССР в этих областях (в областях «организаторской работы, обеспечении режима отбывания наказания, политико-воспитательной работы, общеобразовательного и профессионально-технического обучения осужденных» — В.П.) деятельности колоний неконкретны, зато весьма подробно изложено их содержание в областях организации производства, капитального строительства, планирования и финансирования, сбыта и материально-технического снабжения». [16, с.316]

О том же, о чём говорят ветераны МВД и юстиции, свидетельствует и человек «с другой стороны баррикад» — основатель Московской Хельсинкской группы, узник советских лагерей, Ю.Ф. Орлов:

«Главное в проблеме заключенных в СССР — это большое количество граждан, лишённых свободы полностью или частично, по решению суда или административным порядком. Все они в той или иной форме привлекаются к принудительному труду. Их общее число сохраняется в секрете, но оно поддаётся приблизительной оценке. Заключённые исправительно-трудовых колоний особого, строгого, усиленного режима; колоний, поселений; воспитательно-трудовых колоний для несовершеннолетних; так называемые «химики», освобождённые условно досрочно и привлечённые к труду; ссыльные; высланные, встречаясь на пересылках, в следственных изоляторах, тюрьмах, сравнивают свои наблюдения относительно числа репрессированных. Большинство сходится на том, что общее число з/к, включая следственные тюрьмы и лечебно-трудовые профилактории (ЛТП) для лиц, признанных пьяницами, не менее трёх миллионов человек, а общее число включённых в принудительный труд не менее пяти миллионов, то есть порядка 2% всего населения.

<…> Конечно, в любом обществе часть людей носит в себе врождённые наклонности, выходящие за сложившиеся рамки. Однако невероятно, чтобы в советском обществе процент таких людей был в десять раз выше, чем на Западе, но ведь именно таково приблизительное соотношение числа з/к в СССР и, скажем, в США — 250 тысяч по советским данным».

Далее, анализируя социально-экономические причины, обусловливающие столь значительное количество заключённых в СССР, Орлов, среди ряда других особенностей организации жизни в стране, указывает в качестве одной из причин «наличие определённой заинтересованности государства в использовании принудительного труда. Недостаточная оплата труда, плохие условия приводят к недобору рабочей силы в некоторых промышленных районах. З/к и «химики» играют здесь роль как бы вынужденных штрейкбрехеров, заменяющих рабочих» [17].

Надо заметить, что роль промышленных ведомств — «заказчиков» рабочей силы — в организации процессов, происходящих в исправительной системе, по-видимому, всегда была не менее существенной, чем роль самого исправительного ведомства. Всего за четыре года до начала «Большой химии», в 1954 году произошло крупное восстание заключённых в Кенгирском Степном лагере: протестуя против нарушений со стороны лагерного начальства и требуя донести сведения о них до ЦК, заключённые отказались выходить на работы (подробнее об этом см. в [18]). Несмотря на начало «оттепели», восстание было жестоко подавлено — танками, с сотнями убитых и раненых. В последние годы стала известна переписка руководства страны, определившая такой исход этого восстания. «Силовики» — С.Н. Круглов (МВД), И.А. Серов (председатель КГБ) и Р.А. Руденко (Генеральный прокурор СССР) настаивают на том, чтобы не применять оружие и «стремиться всеми мерами не допустить человеческих жертв». В то же время «хозяйственники» — министр строительства предприятий металлургической и химической промышленности Д.Я. Райзер и министр цветной металлургии СССР П.Ф. Ломако — «обращаются с письмом в Совет министров с просьбой о наведении порядка в Степном лагере МВД. Письмо заканчивается словами:

«Беспорядки в Кенгирских отделениях лагеря оказали разлагающее действие на отделения, обслуживающие горные работы. <…> Считая подобное положение совершенно нетерпимым, просим Совет Министров Союза ССР:

1. Обязать МВД СССР (т. Круглова) в 10-дневный срок навести порядок в Джезказганском лагере, обеспечить выход заключённых на работу в количестве, потребном для выполнения установленных на 1954 г. планов по добыче руды и строительству джезказганских предприятий медной промышленности»» [19, с.55, 57; цит. по 18].

Сейчас трудно представить себе полную географию работ «на химии» и количество людей, принимавших участие в них в разных регионах страны и в разных отраслях. Обзорных работ, в которых были бы собраны эти сведения о жизни наших соотечественников, до сих пор не существует, и вся информация рассыпана по крупицам в разных изданиях. В добавление к перечисленным в материалах брифинга МВД СССР объектам химической промышленности можно добавить ещё, например, многие сибирские предприятия, которые активно использовали эту рабочую силу. Так, только за 1967–1970 годы в Главкузбасстрой и Главвостоксибстрой, обеспечивавшие строительство объектов чёрной металлургии, химии, нефтехимии, машиностроения и др., и имевшие в своём ведении в сумме 80 тысяч рабочих и служащих, поступило около 25 тысяч человек УДО и УО, направленных туда на принудительные работы [20, с.139 по печатной версии, с. 141 по электронной].




 


«Химия»…

Строго говоря, труд направленных «на химию» формально не являлся трудом заключённых: юридический статус «химиков» — это условно досрочно освобождённые (УДО; т.е. уже отбывшие часть срока заключённые, которым пребывание в тюрьме заменяется на проживание в колонии («общежитии»), как правило, без права покидать её, с принудительным трудом на некотором предприятии), и условно осуждённые (УО), т.е. те, кто «отбывает наказание, не связанное с лишением свободы». Тем не менее, спецкомендатуры, контролировавшие работу УДО и УО на предприятиях промышленности, принадлежали МВД, а условия жизни на них мало отличались в лучшую сторону от «настоящих» лагерей. Как было сказано на том же брифинге об условиях работы УДО и УО, «фактически многие права только провозглашаются. И не больше того». Период этой работы не засчитывался в стаж, необходимый для получения отпуска, пенсии, в общий трудовой стаж для получения льгот и надбавок и т.д. [21]. Фактически в отношении них не действовали нормы трудового законодательства СССР: «распространение на осуждённых положений трудового законодательства» — так ставилась задача реформ системы исполнения наказаний в конце 1980-х сообщавшаяся обществу руководством МВД СССР на других брифингах [22]. Хотя, осуждённый получал некоторую свободу в перемещении по территории поселения.

Было и другое существенное отличие этого вида отбывания наказания от «обычного» исправительно-трудового лагеря: государство снимало с себя обязанность обеспечивать осуждённого одеждой и питанием. Жильём — формально обеспечивало, предоставляя специальное общежитие, однако за него надо было платить, а главное — общежития часто бывали переполнены. Освобождаясь от заботы о содержании заключённых, спецкомендатуры, по жёсткому высказыванию российского экономиста А.А. Тилле (1917–2006), «заключают с предприятиями договоры на предоставление им «химиков», получая за это с предприятий деньги, т.е., проще говоря, торгуют рабами, бессловесными и безропотными, бесправными» [21].

Справедливости ради, надо сказать, что работа УДО и УО «на химии» не была совсем бесплатной: им платили зарплату, из которой они, по идее, и должны были оплачивать своё жильё, одежду и питание. По свидетельству самих «химиков», им платили гроши — во всяком случае, гораздо меньше, чем получали на тех же производствах вольные рабочие, и столько, что практически не хватало на жизнь (см., например, [23]). По оценкам Ю.Ф. Орлова, заключённый получал в среднем в три раза меньше денег, чем вольнонаёмный рабочий, выполнявший такую же работу. Формально, в соответствии с трудовым законодательством СССР она должна была бы оплачиваться точно так же, как и для свободных граждан, однако существовали официальные и неофициальные отчисления в пользу МВД, вычеты на разные «накладные затраты», более продолжительный трудовой день и часто отсутствие выходных и праздничных дней, не говоря уже о таких мощных и практически неконтролируемых «административных ресурсах», как произвольное установление и изменение норм выработки (а нарушение этих норм вело и к штрафам, и к ужесточению режима) [17].

Но, наверное, хуже всего было то, о чём сказал руководитель Главного управления исправительных дел МВД СССР В.А. Гуляев, рассказывая о своё ведомстве: «Увы, гордиться нам пока нечем. Система наказания складывалась десятилетиями. Она сконцентрировала в себе всё негативное, что накопилось в обществе за долгие годы. И самое страшное — это глубоко вбитая в сознание людей «гулаговская» психология. Она, к сожалению, очень живуча. Я всегда удивлялся тому, как быстро многие молодые офицеры внутренней службы проникаются тюремной идеологией. Через два-три месяца работы в исправительных учреждениях они уже не видят в осужденном человека, будто подсознательно были готовы к такому его восприятию» [24].




 


Не только «химия»…

Несмотря на расцвет этих новых форм — «исправительных работ без лишения свободы», не только работавшие на них вносили свой вклад в промышленный потенциал страны. Продолжали существовать и «традиционные» исправительные лагеря, также решавшие свои народно-хозяйственные задачи. Так, осуждённые колоний Иркутской области строили, среди разнообразных социальных, промышленных и сельхоз объектов (ТЭЦ, речные порты и аэропорты, птицефабрики, городские тепличные хозяйства, хлебо- и молокозаводы), знаменитый целлюлозно-бумажный комбинат в Байкальске, Зиминский химкомбинат (ныне — ОАО «Саянскхимпласт»), производивший хлор, едкий натр, ПВХ, и др. [25, с.242–243]. Для строительства Бердского химического завода, известного сейчас как ООО ПО «Сиббиофарм», а начавшего свою историю в результате двух решений — постановления Совета министров СССР от 25 февраля 1955 о развитии в стране химической и микробиологической промышленности и декабрьского (1963) Пленума ЦК КПСС, посвященного проблемам химизации народного хозяйства — был организовано специальный исправительно-трудовой лагерь (ИТЛ) [20, с.138 по печатной версии, с. 140 по электронной]. Впоследствии тот же ИТЛ участвовал в создании другого крупного промышленного предприятия — Бердского электромеханического завода, известного в стране по выпускаемым на нём электробритвам, но имевшим в качестве основной продукции различные изделия военного назначения, узлы и детали для космических аппаратов [20].






… И жизнь

О жизни на «химии» известно не очень много по разным причинам. И из-за того, что всё это происходило сравнительно недавно, нет ещё «временнóго расстояния, с которого лучше видно и понятно. Но прежде всего, наверное, из-за некоторой потери нашей чувствительности: на фоне событий, связанных с деятельностью ГУЛАГа, практически любые другие события нам часто кажутся слишком мелкими и несущественными. Отчасти же ещё и в силу того, что пополнялся контингент «химиков», как уже было сказано, в первую очередь, за счёт лёгких «уголовных» статей, а политических заключённых (диссидентов) туда направляли нечасто. Поэтому людей, склонных браться за перо и оставлять какие-то письменные свидетельства о прожитом, среди «химиков» было относительно немного. Тем не менее, свидетельства об условиях жизни «на химии» доходят до нас в ряде воспоминаний. Приведём здесь отрывки из книги воспоминаний Евгения Леина, приговорённого к работам «на химии» в городе Черногорске в весьма, по выражению Анны Ахматовой, «вегетарианские» годы — в 1981–82 году. Эти же годы были годами наивысшего благосостояния СССР: уже много лет спустя после Великой войны, но до начала реформ и развала; более того, 1981 г. — год наивысших цен на нефть. В живых воспоминаниях становится понятнее то, что стоит за сухими цифрами, приводимыми в отчётах, или же за человеческими, но всё же слишком абстрактными словами руководителя ГУИД МВД СССР, которые мы приводили выше.

Черногорск — промышленный центр в Красноярском крае. В разное время в нём были построены Черногорский завод гидрирования смолы, комбинаты строительных материалов и деревообрабатывающий, заводы железобетонных конструкций, литейно-механический и гидролизный, предприятия угольной промышленности [26-28]. Сразу после войны именно там началось строительство Черногорского завода искусственного жидкого топлива, который затем переехал в Башкирию.

Поскольку воспоминания очень подробные и содержат много личных деталей, приведём здесь текст с большими сокращениями. Полный текст издан в 2003 году отдельной книгой, а также доступен в сети интернет [29].

«Началась погрузка в столыпин – вагон для перевозки заключённых <…> C руганью, толчками и пинками нас распихали по клеткам-купе. В нашем «купе» оказалось 14 человек. С трудом верилось, что такое возможно, однако впоследствии, я убедился, что 14 зэков в одном купе – это далеко не предел возможного. Загруженный столыпин прицепили к почтово-пассажирскому поезду, а утром тронулись в путь. Зэки стали проситься в туалет, но солдаты с ухмылкой игнорировали эти просьбы. Просьбы заключённых постепенно переходили в матерные проклятия, на что солдаты отвечали угрозами вывести особенно требовательных и отбить им почки. <…> Некоторым стало невтерпёж, и бедолаги справили свою нужду в сапоги, которые потом так и держали в руках. Наконец, по одному, стали выводить в туалет. <…>

Так, я был «досрочно» доставлен на свою «стройку народного хозяйства» и там расконвоирован. <…> Проживать я должен в спецобщежитии. Но мест в общежитиях не хватает, и поэтому химикам Черногорска разрешается снимать комнаты в частных домах.

<…> Редко увидишь в Черногорске хакассов – аборигенов этой земли. Бóльшая же часть местных жителей – это дети сосланных сюда ещё в первые годы Советской власти кулаков и пятидесятников. Формально их дети и внуки – свободные советские граждане, но выехать из этих мест они уже не могут из-за пресловутой прописки.

В годы развернувшейся «Великой стройки Коммунизма» советской власти понадобились уже не сотни, а десятки тысяч дешёвых рабочих рук. При Сталине сюда ссылали ‘врагов народа’, а при Хрущёве и Брежневе ‘химиков’. Во время моей ссылки в Черногорске отбывало срок около шестидесяти тысяч ‘химиков’ и проживало около двадцати тысяч «свободных» граждан, включая сотрудников МВД, КГБ и членов их семей.

<…> Черногорск выглядел чёрным городом и потому, что окна домов по вечерам были наглухо закрыты ставнями, а двери заперты на железные засовы. Лучик света не пробивался наружу. Население затаилось в страхе перед преступниками. Уличное освещение отключено, так как электроэнергии не хватало для обеспечения нужд предприятий. И это притом, что гордость и краса всей страны Саяно-Шушенская ГЭС расположена всего в 300 км от Черногорска. Трудящимся объясняли, что эти, конечно же, временные трудности будут преодолены в ближайшую пятилетку, а пока Черногорск жил под лозунгом: «Страна призывает: экономить во всём!»

Местное население существовало на подножном корму: картошке и свином сале. Кроме того, в магазине продавались консервы из минтая. Минтай, согласно энциклопедии Брокгауза и Ефрона, – несъедобная рыба. Кошки верили Брокгаузу и Ефрону – минтай не ели, а советские граждане, не подверженные ‘буржуазным предрассудкам’, ели не только минтай, но и кошек, а заодно и бродячих собак. К тому же в магазинах продавалась водка. Народ был счастлив.

<…> Община пятидесятников осмелилась поднять бунт. Уголовники зверски убили девушку из их общины, и пятидесятники вышли на демонстрацию к зданию исполкома. <…> Поразительна была реакция основной массы населения Черногорска на демонстрацию пятидесятников: «Наших каждый день убивают, но мы же не ходим на демонстрации. А у этих, подумаешь, одну девчонку прирезали, а они уже протестуют». <…>

Многое было для меня открытием. Непривычно было слышать, как женщины обсуждают целебные свойства собачьего сала; сетуют, что Джульку химики украли и сожрали; советуются, что лучше сделать из Шарика: шапку и рукавицы или унтайки. А если своей собаки нет, то и чужую поймать не грех. У соседской суки – течка. Сосед выпускает суку, и та приводит к дому кобелей со всей округи. <…> Это непривычный и чуждый нам уклад жизни российской глубинки» [29, с.89, 95, 97-98].

Сейчас для нас, отделённых от жизни советской российской глубинки не только пространством, но и временем, и хорошо «знающих» о том, что в СССР «население было гарантировано снабжением основными продуктами питания», это свидетельство звучит шокирующе.






Слагаемые успеха

Сколько дала работа наших осуждённых сограждан для роста экономического потенциала страны? Разные источники указывают примерно одинаковые цифры. Так, по оценкам начальника пресс-службы Главного управления исполнения наказаний Иркутской области Александра Наумова, «производственный потенциал всей уголовно-исполнительной системы в 1970-е – начале 1980-х годов был таков, что она занимала пятое место в стране по объёмам товарной продукции, уступая только оборонным отраслям» [25, с.243]. Подобные же данные сообщались и на брифингах МВД СССР — что оно «вошло по объемам производства в пятерку крупнейших министерств страны» [22]. «При огромной концентрации рабочей силы в местах лишения свободы, превышающей по численности работающих многие министерства, трудом осуждённых создавались материальные продукты производства, объёмы которых исчислялись в стоимостном выражении до 11 млрд. рублей» [16, с.371-372].

Точно оценить, какими людскими силами создавался этот «производственный потенциал», видимо, сложнее. По уже упоминавшимся оценкам Ю.Ф. Орлова, в 1979 году общее число заключённых в СССР приблизилось к 3 миллионам. По данным уже упоминавшегося нами Деткова, заместителя начальника Политотдела ИТУ МВД СССР, в том же самом 1979 количество заключённых, содержащихся в ИТЛ, было около 1 миллиона человек, и это составляло 85% от всех осуждённых (т.е., следовательно, от 1,17 млн.) [16, с.330–332]. По свидетельству же руководителя ГУИД МВД СССР В.А. Гуляева в 1986 году только в ИТЛ содержалось более 1,5 миллионов человек [24]. Что же касается «химии», то через неё, как уже упоминалось, по данным МВД СССР, прошло за 13 лет (с 1977 по 1989 год) 3 миллиона 35 тысяч человек.

Если выделять «слагаемые успеха» достижений советского народного хозяйства, то в каждой отрасли этого хозяйства слагаемые могут быть свои, но везде их наберётся как минимум несколько. Химической промышленности СССР, безусловно, очень повезло с руководителем. (Впрочем, исключительно компетентных специалистов в статусе глав тех или иных направлений народного хозяйства можно указать и в других областях).

И всё-таки главным представляются беспрецедентные мобилизационные возможности советского строя, позволявшие найти «человеческие ресурсы» для решения любых, почти что сколь угодно грандиозных по замыслу хозяйственных и технических задач. И использовать их с минимальными затратами со стороны государства и, в этом смысле — с максимальной эффективностью. Эти мобилизационные возможности сыграли колоссальную роль не только в создании химической отрасли, но и в создании атомного оружия и всей атомной промышленности, и во многих других отраслях нашего хозяйства. Без этой компоненты никакие таланты руководителей не позволили бы достичь таких блестящих результатов.


***

Наши вздохи о «великой загубленной промышленности» и проклятия в адрес эпохи, которую в своё время называли «Перестройкой», новой «Оттепелью», вполне понятны и естественны, но непростительны: нам легко думать и помнить о том, что затрагивает нас лично, и гораздо труднее о том, что затрагивает кого-то другого. Изменения, произошедшие в нашей стране в конце 1980-х – начале 1990-х годов, действительно, затронули очень многое в нашей жизни. Затронули и жизни тех, кто в статусе расконвоированных заключённых создавал нашу химическую промышленность: «отправлять на химию» перестали, в результате широких амнистий существенно сократилось количество заключённых. Но изменения в привычных устоях жизни, в ценах и зарплатах и т.п. — затронули всех, а изменения в организации принудительных работ на вредных химических и многих других производствах — «всего лишь» пару миллионов, а то и несколько сотен тысяч человек. И думать не только о себе, но и о них — часто излишний для нас труд.

Простым труженикам, в том числе — невинно и незаконно осуждённым, потерявшим своё здоровье и жизни в нечеловеческих условиях труда, мы обязаны многими великими достижениями СССР. Низкий поклон вам, вечная память и благодарность!


Впервые опубликовано в журнале «Знание – сила», №1, 2018.






Литература

(для источников, имеющихся в открытом доступе в сети Интернет, даны также ссылки на сетевые адреса)

1. Стрельникова Л.Н. Главный химик страны. // Химия и жизнь. – 2015. – № 8. – С. 2–17; http://www.hij.ru/read/articles/man/5543/

2. Атомный проект СССР: Документы и материалы: В 3 т. /Под общ. ред. Л.Д. Рябова. / М-во РФ по атом. энергии; Отв. сост. Г.А. Гончаров. — Саров: РФЯЦ-ВНИИЭФ, 1998–2010.

3. Медведев Ж.А. Сталин и атомная бомба // Вестник РАН. 2002. №1. С.57–66. http://www.ihst.ru/projects/sohist/papers/med02vr.htm

4. Савченко Н. Настоящая цена войны. // Демографическое обозрение. – 2015. – Том 2, №1. – С. 166–174. http://www.hse.ru/data/2015/10/22/1079398838/DemRev_2_1_2015_166-174.pdf

5. Александров К.М. Народ и кровь: дискуссия о демографических потерях Советского Союза в годы Второй мировой войны // Русское слово (Прага). 2015. – № 9. – С. 31. http://www.ruslo.cz/articles/1249/

6. Указ Президиума ВС СССР от 8.08.1957 о признании утратившими силу указов Президиума Верховного Совета СССР, и частично — серией указов, предшествовавших ему, в 1953–56 гг. (Текст доступен в сети интернет: https://ru.wikisource.org/wiki/Указ_Президиума_ВС_СССР_от_8.08.1957_о_признании_утратившими_силу_указов_Президиума_Верховного_Совета_СССР)

7. Кириллов В.М. Законодательное обеспечение репрессивной политики советского государства в период 1920-50-х годов. / В сб.: Ученый и его школа. https://www.ntspi.ru/about_academy/science/scientific_problem_laboratories/lab_3/Ученый%20и%20его%20школа/book/027.html

8. Кодинцев А.Я. Уголовная ответственность за уклонение от мобилизаций в СССР в 40–50-х гг. XX в. // История государства и права. – 2014. – № 18. – С. 29-33. http://justicemaker.ru/view-article.php?id=21&art=4909

9. Папков С.А. Карательное правосудие в СССР в годы Второй мировой войны (1940-1945). http://www.memorial.krsk.ru/Articles/2000Papkov.htm

10. Химический комплекс: антология / Ред.-сост. Е.Н. Будрейко, О.Н. Оробей, Т.В. Шавина. — М.: Мастер., 2008. – 1196 с.

11. Решетников В. Условия содержания условно осужденных. // Известия. – 1990. – 12 сент. (№ 256). – С. 2.

12. Богданов С.В. Попытки Н.С. Хрущева активизировать борьбу с экономической преступностью в СССР. // Российский историко-архивоведческий журнал «Вестник архивиста.ru». –19 Июля 2012. Режим доступа: http://www.vestarchive.ru/issledovaniia/1964-popytki-ns-hrysheva-aktivizirovat-borby-s-ekonomicheskoi-prestypnostu-v-sssr.html

13. Указ «Об усилении борьбы с лицами, уклоняющимися от общественно-полезного труда и ведущими антиобщественный паразитический образ жизни». Режим доступа: http://ppt.ru/newstext.phtml?id=19094

14. Радченко В.И. Хорошо сидим. // Российская газета. – 2008. – 02 сент. (федеральный выпуск №4741). Режим доступа: http://www.rg.ru/2008/09/02/radchenko.html

15. Марченко С.Г. Страницы истории уголовно-исполнительной системы Кемеровской области. / Кемерово, 2009. — 265 с. (Марченко — Более 25 лет служил в органах внутренних дел и учреждениях УИС Кузбасса. Полковник МВД. С 2000, после выхода в отставку — директор Музея истории уголовно-исправительной системы Кузбасса при ГУФСИН по Кемеровской области)

16. Детков М.Г. Тюрьмы, лагеря и колонии России. / М.: «Вердикт-lM», 1999. – 448 с. (Детков — заместитель начальника Политотдела ИТУ МВД СССР) Режим доступа: http://4prison.ru/blog/wp-content/uploads/2010/04/%D0%94%D0%B5%D1%82%D0%BA%D0%BE%D0%B2-%D0%9C.%D0%93.-%D0%A2%D1%8E%D1%80%D1%8C%D0%BC%D1%8B-%D0%BB%D0%B0%D0%B3%D0%B5%D1%80%D1%8F-%D0%B8-%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%BD%D0%B8%D0%B8-%D0%A0%D0%BE%D1%81%D1%81%D0%B8%D0%B8.-%D0%92%D0%B5%D1%80%D0%B4%D0%B8%D0%BA%D1%82-lM-1999.pdf

17. Орлов Ю.Ф. и др. О положении заключенных в лагерях СССР. / Документ № 87. В сб.: Документы Московской Хельсинкской группы. Сост.: Д. И. Зубарев, Г. В. Кузовкин.– М.: Моск. Хельсинк. группа, 2006. — 592 с.

18. Формозов Н.А. Воздушные змеи над зоной. // Новый мир. – 2012. – № 5. http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2012/5/f9-pr.html#_ftn78

19. Кокурин А.И. Восстание в Степлаге. // Отечественные архивы. – 1994. – № 4. – С. 33–82.

20. Долголюк А.А. Сибирские строители в 1946–1970 гг. Новосибирск: Сибирское научное издательство, 2013. 476 с. Режим доступа: http://www.history.nsc.ru/publications/books/sibstroy.htm

21. Тилле А.А. Советский социалистический феодализм, 1917—1990 / М.: Пробел-2000, 2005. Режим доступа: http://lit.lib.ru/t/tille_a/text_0010.shtml

22. Илеш А. Три миллиарда на демонтаж ГУЛАГа. // Известия. – 1990. – 14 янв. (№ 227). – С.8.

23. Бутырин А. // За решеткой. 2011. – №9. http://tyurma.com/poseleniya-i-khimiya-beregis-reforma

24. Гуляев В.А. Пора изживать психологию ГУЛАГа. // Известия. – 1990. – 14 июн. (№ 166). – С. 2.

25. Наумов А.В. Тюрьмы и лагеря Иркутской области. / Иркутск. 2004. — 300 с.

26. Лаврищев А.Н. Экономическая география СССР. Общая география промышленности, сельского хозяйства и транспорта. / М., «Экономика», 1964. – 560 с.

27. Система исправительно-трудовых лагерей в СССР. / Составитель: М.Б.Смирнов. Под ред.: Н.Г.Охотин, А.Б.Рогинский. – Москва, «Звенья», 1998. http://www.memo.ru/history/nkvd/gulag/r3/r3-456.htm

28. Городецкий Л.Б. Черногорск. / Красноярск, 1986. – с. http://bsk.nios.ru/enciklodediya/chernogorsk

29. Леин Е.Б. Забыть… нельзя: Борьба «отказников» 1980-х за репатриацию в Израиль. / Иерусалим, 2003. – 271 с. http://www.soviet-jews-exodus.com/Memory_s/MemoryLein_3.shtml


Автор благодарен А.А. Макарову и Б.И. Беленкину за помощь в поиске материалов.