Л.П. Петрова. «Состязание Феба и Пана», кантата И.С. Баха, BWV 201 |
Светские кантаты Бах писал обычно по какому-то случаю: рождение или венчание княжеской особы, юбилей университета или еще что-то в этом роде. А вот по какому случаю была написана кантата «Состязание Феба и Пана» − в точности не известно. Большой знаток творчества Баха Зигфрид Ден еще в 1856 году предположил, что «Феб и Пан» − сатира, направленная против конкретных лиц. Он называл ректоров Бидермана и Эрнести. Полвека спустя Швейцер опроверг это предположение и заменил его другим: Мидас − это Шейбе, музыкальный критик, писавший, что музыка Баха слишком сложна и не воздействует на чувства. В советском музыкознании принято было говорить, что в лице Феба и Пана Бах противопоставил профессиональную и народную музыку. Детально изучив текст кантаты и сопоставив его с фактами биографии Баха, мы предлагаем свое собственное толкование этого произведения. Прежде всего ясно, что у Баха были все основания не любить конкурсы в любых их проявлениях. В одном из них он участвовал, по-видимому, и не подозревая, что это конкурс. И уж точно не знал об этом его конкурент − французский органист-виртуоз Луи Маршан. Столкнули их, с согласия короля, премьер-министр Саксонии граф Флеминг и русский посол Кайзерлинг. Из любого учебника известно, что Маршан потерпел поражение и его авторитет был поколеблен, а что Бах, напротив, еще раз подтвердил свою репутацию первого органиста и клавесиниста Германии. Однако в учебниках не сказано главное, − что Бах очень не любил вспоминать об этом состязании. По-видимому, он стыдился, что стал игрушкой в руках интриганов и невольно принял участие в унижении очень достойного, талантливого коллеги и гостя. К тому же он приобрел репутацию музыкального дуэлянта. Не исключено, что как раз эта репутация помешала ему встретиться с Генделем, которого он глубоко почитал и всегда мечтал познакомиться с ним лично. Всякий раз, как только появлялся такой случай, Бах бросал все свои дела и устремлялся навстречу Генделю, но каждый раз оказывалось, что Гендель только что уехал. Уезжая раньше времени, не хотел ли он избежать возможного музыкального поединка с Бахом и участи Маршана? В 1723 году Бах держал конкурс на место кантора церкви св. Иакова в Гамбурге. Он блестяще выдержал испытание, но места не получил. Оно досталось музыканту средней руки Иоганну Иоахиму Хейтману, заплатившему за него в церковную кассу четыре тысячи марок. Факт этот вызвал всеобщее возмущение, и Ноймейстер во всеуслышание заявил об этой несправедливости в своей проповеди: «Я глубоко убежден, что если бы один из вифлеемских ангелов прилетел с неба и, божественно играя, пожелал бы занять место органиста в церкви св. Иакова, но не имел денег, ему пришлось бы улететь назад, на небо...» Около 1730 года Бах написал свою сатирическую кантату «Состязание Феба и Пана». Как истинный художник он поднялся в ней гораздо выше сведения личных счетов и раскрыл основную идею в предельно обобщенном виде. В соответствии с традициями того времени, авторы использовали сюжет из античной мифологии. Либреттист Хенрици, известный под псевдонимом Пикандер, взял его из 11 книги «Метаморфоз» Овидия, где состязаются Феб Аполлон и Пан, а судят их бог горы Тмол и царь Мидас. К этим действующим лицам авторы добавили еще два персонажа. Кого именно добавили Бах и Пикандер, для нас представляет особый интерес. Это два второстепенных божества − Мом и Меркурий. Мом − бог насмешки, иронии и злословия, покровитель дураков. Меркурий − бог торговли и прибыли, покровитель мошенников и воров; он вечно снует между великими олимпийскими богами, выполняя их поручения. Казалось бы, какое отношение они имеют к искусству? В том-то и дело, что никакого. Но именно они закручивают пружину действия. Они интригуют и сталкивают, пока не найдут незадачливого козла отпущения, над которым можно вдоволь посмеяться, за одно потешив и своих господ. Итак, состязаются между собой Феб Аполлон − бог искусства, красавец, предводитель и любимец муз − и Пан, который родился таким уродцем, что даже его собственная мать в паническом страхе оттолкнула его от себя. Отец же его, Меркурий, взял малютку и принес на Олимп. Богам так полюбился его веселый нрав, что они предложили Пану навсегда остаться на Олимпе. Но он не захотел участвовать в их играх, а предпочел жить вдали от них, в полях и лугах, среди нимф и сатиров, и покровительствовать пастухам. Это он изобрел флейту. И многим так полюбилось его искусство, что как музыканта его считали не хуже Аполлона. Ну как же не столкнуть их в состязании? Конкурсная ария Аполлона, на мой взгляд, символична. В ней он оплакивает своего друга Гиацинта, погибшего во время их дружеского спортивного состязания − Феб не рассчитал свои силы при метании диска и убил Гиацинта. Ария Пана, напротив, полна радости и веселья. Она основана на народно-песенных интонациях и танцевальных ритмах. А в средней части, в полном соответствии с традициями баховской эпохи, Пан импровизирует на тему только что исполненной арии Феба, подчеркивая ее унылый характер. Дальше слово дается судьям. Тмол прекрасно понимает правила игры. Для него Феб не просто великий музыкант, но представитель власти, сошедший с Олимпа. И Тмол самозабвенно воспевает искусство Аполлона. По своему характеру и стилю его судейская ария как будто списана с конкурсной арии Феба. Про Пана − ни слова, будто его и не было. А вот Мидас, кажется, единственный, кто совсем не понимает правил игры и не чувствует, что исход поединка изначально предопределен. Он искренне восхищен веселой песней Пана, о чем бесконечно твердит. А в средней части еще и сравнивает Феба с Паном: «Пан поет гораздо луууууууучше». В этом месте даже оркестр не выдерживает и подсказывает: «И-а, и-а» (Осел ты этакий, чтó ты говоришь, опомнись!). Но Мидас не слышит этих предостережений и продолжает в том же духе до конца своей арии. Вот и попался глупец, которому суждено стать козлом отпущения и всеобщим посмешищем. Конечно же, момы и меркурии совсем не прочь показать этому высокомерному олимпийцу Аполлону, что есть музыканты не хуже его (он только что мог в этом убедиться). Но в критический момент они тут же примут сторону власти и будут говорить все, что положено. Что тут начнется! Каждый поспешит продемонстрировать свое негодование и назвать Мидаса глупцом. И, воодушевленный их негодованием, Аполлон на наших глазах из подсудимого превратится в судью. Не долго думая, он присудит Мидасу ослиные уши, с которыми тот и останется до конца своих дней. Так кто же победил? Тот, у кого есть власть. А кто был в самом деле лучшим? А вот это для конкурса не имеет никакого значения − у него, как мы видели, совсем другие цели и задачи. Бах определил свою кантату как drama per musica (драма с музыкой), подчеркнув тем самым ее связь с оперой и, одновременно, отличие от нее. Это позволило ему использовать все лучшие достижения оперы того времени, но избежать ее недостатков и штампов. Как и в опере, действие в кантате разворачивается главным образом в речитативах. Но и арии, в отличие от оперы, не останавливают действие. Напротив, две конкурсные и две судейские арии прочно в него вписываются. Предваряющая их ария Мома − насмешливая болтовня о легкомыслии и ветреной природе глупцов. А завершающая ария Меркурия − веселое ликование по поводу удачно проведенной интриги. Бах не скован оперной рутиной и в распределении голосов − они несут на себе смысловую нагрузку. У Феба и Пана − самый солидный мужской голос бас. У судей − более легковесный мужской голос тенор. А вот интриганов Мома и Меркурия Бах наделил женскими голосами. И это выпад вовсе не против женщин, а насмешка как над «героями» (меркуриями и момами), так и над оперными традициями того времени, поскольку партии главных героев-мужчин тогда из соображений сладкозвучия поручались женщинам и кастратам. Обрамляют кантату два хора. Первый из них приглашает нас перенестись в античные времена, а последний − моралите в духе традиций XVIII века: Пусть с красотою сольется искусство. Милые струны, потешьте наш слух! Пусть вас осудят, пусть посмеются, Даже богам вы ласкаете слух. Это гимн искусству и его носителям. Авторы перекинули арку из античности в XVIII век, чтобы подчеркнуть, что проблемы, поставленные в кантате, вечны. Нам остается только проверить это на примере нашего времени. Чтобы хорошо понять эту кантату, надо ее слушать на понятном языке − в переводе на русский. Такой перевод был сделан в 1934 году Сергеем Митрофановичем Городецким. Перевод очень вольный, поэт явно выполнял социальный заказ − победить должен был непременно представитель народа Пан, поэтому смысл текста изменен Городецким до неузнаваемости. Предлагаем новый поэтический перевод кантаты, сделанный Марией Дубиковской. Он выполнен близко к тексту, с сохранением метро-ритма музыки. А поскольку игру слов и метафоры невозможно точно перевести на другой язык, поэт-переводчик виртуозно заменил их соответствующими русскими эквивалентами. Возьму на себя смелость утверждать, что местами перевод лучше оригинала, и я уверена, что ему суждено стать классическим. Русский текст и фонограмма кантаты «Состязание Феба и Пана» |