[Аргента Антониновна Титлянова – почвовед, эколог, биоценолог, доктор биологических наук, профессор, главный научный сотрудник Института почвоведения и агрохимии СО РАН, Новосибирск.]

Аргента Антониновна Титлянова и Рем Григорьевич Хлебопрос среди участников летней экологической школы. Иркутск, 1997

Я не помню точно, где мы познакомились с Ремом. Скорее всего, на математических школах в Абрау-Дюрсо. Я слышала, как он выступал, видела, как писал формулы на доске, как легко снова садился на свое место. Кто-то сказал мне, что Рем слеп и слеп уже давно, но он умеет делать всё, что умеет зрячий человек, и надо его знать, чтобы понять, что он слеп.

А я шла по дорожке и думала: «Может многое, но не всё. Вот читать художественную литературу не может. Но, наверное, кто-то читает ему эти новые (давно запрещенные) книги, которые у всех на слуху».

У меня была с собой любимая книга «Мастер и Маргарита». Я дошла до своего коттеджа, взяла книгу и пошла обратно. Коттедж Рема стоял близко к берегу, и там было много солнца. Был перерыв перед обедом, когда вся публика плескалась в море, а Рем сидел один на лавочке около своего коттеджа. Я подошла и по своей привычке – без всякого захода, а прямо спросила: «Вам кто-нибудь читает художественные книжки?» «Редко» – ответил Рем. «А Вы слышали о книге «Мастер и Маргарита?» «Слышал, конечно, но не читал». «Тогда я буду Вам её читать в перерыве между лекциями, или вместо неинтересных лекций. Только мне нужны тень и кресло». Рем, молча, вынес кресло и поставил его в тень. «Начнём» – сказала я. А можно мне Вас спросить, произнёс Рем – Вы всегда вот так в лоб?» «Наверное». И мы начали читать. За десять дней мы прочли и обсудили эту замечательную книгу.

Прошёл год, зимней школы не было, и с Ремом мы не встречались, но вновь в Абрау-Дюрсо встретились и встретились радостно. «Что на этот раз?» – спросил Рем. «Сто лет одиночества (Маркеса)». Это была большая книга, и я не помню, смогли ли мы её дочитать до конца.

Зимой Рем приехал в Академгородок и зашёл ко мне в гости. Пришли мы вместе. Рем быстро дотронулся рукой до правой и левой стороны коридора, помог мне снять шубу и повесил её точно на плечики на вешалку. Дверь моей комнаты была открыта, и оттуда лился свет (свет Рем видел). «Это твоя комната?» «Да». Он вошёл в комнату, немного постоял, потрогал ногой ковёр и спросил: «Вероятно, справа твоя кровать, а слева столик с креслами?» «Да». Легко дотронувшись тростью до кресла, он в него сел и подождал, пока я принесу чай и сяду напротив него. О чём мы разговаривали, я не помню, вероятно, о науке, о наших общих знакомых и об Академгородке. Разговор был довольно длинным, я всё время смотрела на Рема, видела, что его лицо отличается чем-то от лиц других слепых, и не могла понять, в чём же состоит различие. Наконец, сказала: «Рем, у тебя лицо зрячего человека, но я не понимаю, чем оно так отличается от лиц других слепых». «Мимикой,  – ответил Рем – Лицо зрячего человека всё время меняется во время разговора, меняется в соответствии с выражением лица и голосом собеседника. У слепых лица почти неподвижны». «Как ты добился, как сумел оживить свое лицо?» – спросила я. «Я специально этому учился». «У врачей?» «Нет. У актёров. Я пришел в свой любимый театр, поговорил с одним из режиссеров, и тот очень увлёкся новой задачей. Со мной работали и он сам, и его ученики, и, в особенности, женщины, которые видят и чувствуют мимику лучше, чем мужчины». «И ты научился?» «Как видишь!» «А сколько тебе пришлось учиться?» «Около года. Видишь ли, в чём дело. Я был физиком-экспериментатором, работал на сложной установке с большим количеством стеклянных трубок. Произошёл взрыв. Стекло брызнуло мне прямо в лицо. Один глаз вытек. Другой сохранился, но зрение я почти потерял. Говорю «почти», потому что кое-что вижу – свет, лампочку, что-нибудь красное. Потому люблю женщин в красных платьях. У тебя есть летнее красное платье, и я тебя узнаю и приветствую первым. Трагедия произошла, но надо было жить, и я решил научиться жить так, как живут зрячие. Я выбросил белую палку, приобрёл лёгкую тросточку, научился ходить легко, научился по голосу определять тип человека и научился слушать и разговаривать». «Рем! Это было трудно?» «Да, это было нелегко, но самое трудное было переквалифицироваться из физика в физика-теоретика. Об этом не буду долго рассказывать, учился читать лекции, выдержал специальный экзамен и был допущен к чтению лекций. Но ты же видела, как я читаю лекции!» Видела, как он говорит, как что-то пишет на доске, иногда стирает написанное и снова пишет, переносит строчку, делает замену коэффициентов – в общем, нормально читает сложную теоретическую лекцию!

Во время разговора я пила вино, Рем – коньяк. Я расплескала вино, Рем не уронил ни капли коньяка.

«Да, – добавил он – ещё что важно – представлять лицо, руки, фигуру каждого человека, с которым имеешь дело. Видеть (он сказал ВИДЕТЬ!) человека, а не абстрактные муляжи». Разговор продолжался долго. Рему надо было идти в гостиницу. Я настояла, чтобы мой сын его проводил – было скользко. Когда Дима (мой сын) вернулся, он мне сказал: «Мама, чего ты это мне говорила, что Рем слепой, да он всё видит!» Я не стала разубеждать сына.

Особенно близко мы сошлись с Ремом, когда создавали организацию «Социальная экология». Не знаю, где и когда Рем встретился с известным финансистом Соросом. Он убедил Сороса дать грант на обучение детей и учителей современной экологии. Деньги были значительными. Вначале мы организовали две Школы для учителей и молодых преподавателей вузов. Для проведения Школ арендовали (как правило) санатории, где могли разместиться более ста человек. Программа Школ была напряженной – лекции, практические занятия, полевые экскурсии.

Одна Школа проходила в Иркутске, где мы смогли арендовать небольшой пароходик для экскурсий по Байкалу вплоть до города Байкальск, где находится завод по производству целлюлозы. Именно этот завод загрязняет Байкал. Рем организовал приезд нескольких учёных из Лимнологического института. Они прочли ряд лекций о флоре и фауне Байкала и вредоносном влиянии на флору и фауну сточных вод завода по производству целлюлозы.

Следующая Школа была в Новосибирске. Она была интересна тем, что на неё приехали два эколога-англичанина, преподающих экологию в высших учебных заведениях. Не только участники Школы, но и мы сами, познакомились с деловыми играми по экологии. Это оказалось очень интересно и полезно. И Рем тут же придумал две новых деловых игры по экологии, которые использовались на следующей Школе.

Кроме того, организацией «Социальная экология» выпускались книги по экологии. Но это были не учебники, а, скорее всего, рассказы по экологии. По окончанию Школы все участники получали эти книги.

В том же году было решено организовать под руководством Рема Григорьевича годичную Школу, теперь только для учителей сельских школ. Имеющиеся деньги позволяли нам оплачивать транспортные расходы и пребывание учителей на подобных Школах.

Для поступления в Школу состоялся конкурс. Учителя должны были написать сочинение на выбранную ими экологическую тему. Было получено около 200 заявок. Отобрано – 100. Для этой Школы писались специальные  учебные пособия (4 шт.) на различные экологические темы. Там был текст, задание и экологические задачи, большинство которых придумал Рем. Учителя собирались три раза: установочная сессия, на которой читались разнообразные лекции по экологии и передавались учебные пособия, с которыми учителя должны были работать дома. В зимние каникулы проводилась экзаменационная сессия, а весной защита проектов учителями. Проект мог быть на любую экологическую тему, выбранную самим учащимся. Рекомендовалось оценить экологическую обстановку того района, в котором проживал каждый участник.  У Школы было два директора – один английский, другой русский – и наблюдательный Совет, председателем которого был Рем Григорьевич. Мы работали с англичанами очень дружно. Однако по поводу защиты проектов учителями произошёл конфликт. «Невозможно заслушать за один день 100 проектов, – заявили англичане. Давайте поставим 10 лучших и 10 худших. Так у нас обычно делается в Англии». И тут поднялся Рем. Голосом, не допускающим возражений, он сказал: «А у нас в России так не делается! Мы будем слушать всех». И мы прослушали все 100 проектов. Они были очень интересными, что признали англичане, согласившись, что нужно было слушать все проекты.

А. А. Титлянова и Р. Г. Хлебопрос среди учителей биологии из городов и деревень Новосибирской области, 1998

В моих воспоминаниях о Реме работа с учителями – главное. Учительницы (их было 99%) подходили к Рему с утра до вечера и задавали ему всевозможные вопросы, на которые он обстоятельно отвечал. В данном тексте мне хочется сказать слова благодарности господину Соросу за то, что в течение трёх лет мы могли собирать учителей и обучать их экологии.

Рем Григорьевич обладал неожиданным и мягким чувством юмора. Однажды я должна была предоставить ему статью к определенному времени, но не успела. Другие дела захлестнули меня. Рем позвонил мне и спросил: «Почему ты до сих пор не представила статью?» «Я загнана». «А ты помнишь фильм  “Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?”» «Да». «Что же тебя до сих пор никто не пристрелил?» – с неподдельным интересом спросил Рем.

Мы проводили очередную Школу для учителей. В первую половину дня и я, и Рем читали лекции. В это время между несколькими учительницами возникло какое-то недоразумение, перешедшее в ссору. Молодые члены Оргкомитета пытались пригасить эту ссору, но безуспешно. Ссора перешла в скандал. После обеда мы с Ремом уладили это недопонимание. Вечером на собрании Оргкомитета Рем обратился к молодым участникам: «Вот я всё думаю, что Вы будете делать, когда мы с ней умрём? Я бы на Вашем месте…» – и замолк. Наступила напряжённая тишина. «Плакал» – закончил Рем.

Бывают люди, глядя на которых стыдно жаловаться на жизнь. Таким человеком был Рем Григорьевич Хлебопрос.