[Владимир Леонидович Гавриков – ведущий научный сотрудник кафедры экологии и природопользования СФУ, доктор биологических наук, доцент.]

В. Ф. Мажаров и Р. Г. Хлебопрос (сидят); В. Л. Гавриков и М. Е. Рублёва

Странная вещь – человеческая память.

Однажды я поймал себя на мысли, что не могу вспомнить фамилию одного очень известного человека. Я порылся в голове и вспомнил о нём почти всё, что когда-то знал. Что он – основатель наук о поведении. Что он Нобелевский лауреат за это. Что жил он в Австрии и писал замечательные книги о животных. А я эти книги с удовольствием читал в детстве. Вспомнил всё – кроме имени.

Рем Григорьевич остался во мне не только видимыми следами, тем, что может разглядеть каждый – статьями, книгами, дипломами и пр., – но и тем, что можно назвать искорками человеческой речи: словами, фразами, которые вырвались в разное время и по разным поводам. И по какой-то прихоти моя память удержала их так, что при удобном случае они вдруг всплывают из её глубин и служат цитатами или разъясняют какую-либо мысль. Многое из сказанного было произнесено полушутя, но ведь, как известно, в каждой шутке есть доля правды.

«Умение выбирать себе спутника жизни – важный эволюционный навык».

Был я тогда молодым и холостым аспирантом, но с перспективой на женитьбу. Ну, и Рем Григорьевич по-отечески наставлял меня (как, вероятно, и прочих своих аспирантов) не только по науке, но и по жизни вообще. К слову сказать, в этой фразе сквозит и общая убеждённость Рема Григорьевича в том, что инстинкты человека наследуются наряду с его фенотипическими признаками.

«Это как раз тот случай, когда долларам надо противопоставить мозги».

Относится эта фраза к позднеперестроечным временам, когда и до широких масс сибирских учёных дошли сведения-слухи, как и на каком оборудовании работают в зарубежной науке. По моим наблюдениям, Рем Григорьевич свято верил в побеждающую силу интеллекта. В том смысле, что даже если кто-то там обладает несравнимой с нами приборной базой, мы всё-таки можем делать высокую науку – для этого «всего-навсего» надо уметь думать.

«Он от других требует, чтобы они поступали логично и целесообразно, а сам зачастую принимает решения на основе довольно эмоциональных мотивов».

Хотя здесь речь шла о вполне конкретном человеке, я думаю, это высказывание тянет на хорошее обобщение относительно человеческой природы вообще. Я бы пересказал это так, что желание – первично, т. е. человек сначала чего-то хочет или нет, а уж потом подтягивает к этому желанию разного рода рациональные обоснования.

«Практика не является критерием истины. Маркс ошибался».

К моему удивлению и даже некоторой растерянности, эта тема из классического марксизма вызывала у Рема Григорьевича довольно сильный эмоциональный отклик. Он даже говорил, что сердится на Маркса за этот тезис («практика – критерий истины»). На моей памяти он несколько раз принимался с жаром объяснять мне, почему Маркс не прав. Если разобраться в его аргументации, то лично мне казалось, что всё дело в понимании слова «практика». Рем Григорьевич больше склонялся отождествлять его со словом «польза», видимо, не без оснований подозревая, что народные массы так и будут его использовать.

Иными словами, ложный (в научном смысле) тезис или утверждение, конечно, могут привести к достижению какого-либо полезного результата. Наличие данного полезного результата, в свою очередь, может использоваться людьми для обоснования ложного тезиса в качестве истинного на том основании, что «практика – критерий истины». Как мне представляется, именно против этого Рем Григорьевич эмоционально и протестовал. Он говорил, что у научных истин есть некие свои критерии подтверждения их истинности, не связанные с «практикой-пользой».

Однажды был день рождения у Рема Григорьевича, и я задал ему, как мне казалось, эдакий «экзистенциальный» вопрос.

– Рем Григорьевич,  – говорю я, – а Вы задумывались, через что Вы существуете?

– В каком смысле  – переспрашивает он, –  «через что»?

– Ну, – продолжаю я, – вот например, человек что-то определённое делает в жизни. И если хорошо получается, то он чувствует, что он есть, он существует. И, конечно, он будет стараться сделать это вновь и вновь, чтобы ощутить радость существования. А если по каким-то причинам человек этого не делает, то погружается в тягостное ощущение, что его как будто и нет на свете.

Не знаю, сумел ли я донести до него свою мысль этими неуклюжими рассуждениями. Он только вдруг сказал, что Сталин существовал через власть. А про себя так и не ответил. Но я, наблюдая за ним в течение долгого времени, мог предположить, что Рем Григорьевич существовал через людей. Если не вторгаться в семейную сферу, – через учеников, соавторов, друзей.

Именно поэтому у него было так много учеников, в которых он и остался. В каждом из нас по-своему.