Василий Птушенко. «Ценность научной истины: локальная история» |
| Печать | |
Василий Птушенко – канд. физ.-мат. наук, НИИ физико-химической биологии им. А. Н. Белозерского МГУ, Институт биохимической физики им. Н. М. Эмануэля РАН. Автор благодарен всем, кто предоставил для этой статьи фотографии, воспоминания и помогал её написанию советами или просто добрым отношением. Все данные об увольнениях приведены на основе документов, хранящихся в архиве МГУ. Одним из основателей современной науки считается Галилео Галилей, а самым известным его поступком – слова пред лицом суда инквизиции: «А всё-таки она вертится!» И хотя эта фраза – лишь легенда, она, тем не менее, всегда служила символом примата научной истины и верности принципам науки. Символ – потому и символ, что за ним стоит не единичное событие. И галилеевская ситуация, увы, ещё неоднократно возникала в истории науки. В Год науки хорошо бы вспомнить хотя бы некоторых из учёных, которым в относительно недавнем прошлом пришлось в этой ситуации оказаться. Мы помним имена ветеранов войны, защищавших страну от агрессии извне, многие десятилетия работают поисковые отряды, разыскивающие имена и останки забытых воинов, но те, кто пытался защитить науку от средневекового невежества, не всегда удостаиваются такой чести. Эта статья посвящена памяти тех, кто пострадал в 1948 году за признание научных результатов, противоречивших директивам партии и правительства. Множество биологов по всей стране были уволены и лишены возможности работать (как минимум по специальности, а то и вовсе) за «вейсманизм – менделизм – морганизм» и за непризнание основ «мичуринской биологии» и «творческого дарвинизма» * Это явление подробно описано в классических книгах Ж. А. Медведева, С. Е. Резника, В. Н. Сойфера, Л. Грэма (Грэхэма), Д. Жоравски, а также неоднократно обсуждалось на страницах ТрВ-Наука: 1, 2, 3. Формальной основой для этих массовых увольнений послужил так называемый кафтановский список – Приказ министра высшего образования СССР С.В.Кафтанова «О состоянии преподавания биологических дисциплин в университетах и о мерах по укреплению биологических факультетов квалифицированными кадрами биологов-мичуринцев» от 23 августа 1948 года (а следом за ним и ряд других аналогичных приказов по тому же министерству). В этом приказе перечислены некоторые сотрудники вузов, которых следует освободить от работы как «проводивших активную борьбу против мичуринцев и мичуринского учения и не обеспечивших воспитания советской молодежи в духе передовой мичуринской биологии» (п. 2.), и дано распоряжение министерским структурам «в двухмесячный срок пересмотреть состав всех кафедр биологических факультетов университетов, очистив их от людей, враждебно относящихся к мичуринской науке» (п. 6). Поимённый список небольшой, в нём всего два десятка человек – заведующих кафедрами, профессоров и доцентов из восьми университетов. Начинается список с Московского университета. МГУ, точнее, его сотрудникам, от которых он был «очищен» за «враждебное отношение к мичуринской науке» * Приведём полностью данный фрагмент из Приказа № 1208 от 23 августа 1948 года «О состоянии преподавания биологических дисциплин в университетах и о мерах по укреплению биологических факультетов квалифицированными кадрами биологов-мичуринцев», подписанного министром высшего образования СССР С. В. Кафтановым: Иван Шмальгаузен (предоставлено В. И. Муронцом) Августовская сессия ВАСХНИЛ 1948 года, как правило, ассоциируется с разгромом генетики, однако её последствия затронули многие биологические дисциплины. Так, на биологическом факультете МГУ реорганизации или увольнения коснулись кафедр генетики, дарвинизма, динамики развития, зоологии позвоночных, физиологии растений, лаборатории экологии, Ботанического сада МГУ. Первым из названных поимённо в приказе министра Кафтанова был зав. кафедрой дарвинизма академик Иван Иванович Шмальгаузен (1884–1963). Шмальгаузен был учеником А. Н. Северцова. В биографических справках его называют зоологом, эмбриологом, эволюционистом, иногда просто биологом. Ему принадлежат классические труды по эволюционной теории, биологии развития и даже (в последние годы его жизни) по применению кибернетики в биологии. Однако при всей широте сферы его научных интересов они были всё же далеки от собственно генетики. По словам самого Ивана Ивановича: «Самое большое, что у меня некоторое отношение может иметь к генетике, – это работа по феногенетике расовых признаков у кур» * Сессия ВАСХНИЛ – 1948. О положении в биологической науке: Стенографический отчёт…. Но к 1948 году расширилась другая сфера – сфера интересов Т. Д. Лысенко, включившая теперь вопросы биологической эволюции. Учитывая, что Шмальгаузен был крупнейшим биологом-эволюционистом, «конфликт интересов» с Лысенко был неизбежен. В Московский университет Шмальгаузен впервые пришёл вместе со своим учителем Северцовым в 1913 году и работал на кафедре сравнительной анатомии до 1918 года. В 1939-м он вернулся в МГУ, возглавив кафедру дарвинизма. С 1936 года, после смерти Северцова, он также одновременно был директором Института эволюционной морфологии (ИЭМ) АН СССР (ныне – Институт проблем экологии и эволюции им. А. Н. Северцова РАН). С обоих этих постов – директора академического института и заведующего университетской кафедрой – он был снят после августовской сессии ВАСХНИЛ как один из «проводивших активную борьбу против мичуринцев и мичуринского учения и не обеспечивших воспитания советской молодёжи в духе передовой мичуринской биологии». Была также разогнана его лаборатория феногенеза в ИЭМ * Берг Р.Л. Почему курица не ревнует? Эволюция и жизнь. – Санкт-Петербург: Алетейя. 2013.. Однако он не был лишён работы полностью и был оставлен в ИЭМ. Более того, в 1950 году благодаря директору ленинградского Зоологического института Академии наук СССР Е. Н. Павловскому, который пригласил его возглавить отдел низших позвоночных и даже разрешил не переезжать в Ленинград, Шмальгаузен смог собрать вокруг себя крошечный коллектив сотрудников и продолжить свои работы по теории эволюции. (Результат этих работ был обобщён им в книге «Происхождение наземных позвоночных», вышедшей в свет уже после его смерти (1964), а позже они даже были отмечены одной из премий АН СССР.) Таким образом, судьба Шмальгаузена после сессии сложилась относительно мягко – мягче, чем у большинства остальных уволенных одновременно с ним сотрудников биофака МГУ. Наряду с «локальными» причинами (смелость и иерархическое положение Павловского, решившегося взять к себе опального академика и, более того, создать ему особые условия), возможно, продолжить активную научную работу Шмальгаузену помогла и его мировая известность. Генетик Р. Л. Берг, хорошо знавшая Шмальгаузена, написала по этому поводу: «Иван Иванович относился к числу людей, избежавших гибели в сталинских застенках, к тем, кого спасла мировая известность. Западные демократии должны были знать – раз Ахматова, Пастернак, Вернадский, Шмальгаузен – не за решёткой, значит, слухи о чудовищном терроре в стране победоносного социализма – клевета» * Р.Л. Почему курица не ревнует? Эволюция и жизнь. – Санкт-Петербург: Алетейя. 2013. . Тем не менее педагогическая деятельность Шмальгаузена на этом прекратилась. Абрам Зеликман Вместе со Шмальгаузеном из МГУ были уволены его ученики-сотрудники. Среди них – Абрам Львович Зеликман (1897–1969), зоолог, эволюционист, создавший экспериментальную модель естественного стабилизирующего отбора (работая с мелкими ракообразными – циклопами) и, по сути, доказавший его существование, «человек титанической работоспособности» * Р.Л. Почему курица не ревнует? Эволюция и жизнь. – Санкт-Петербург: Алетейя. 2013. . К 1948 году он занимал должность доцента на кафедре дарвинизма. После увольнения смог найти себе работу только через год, в сентябре 1949 года, в только что образованном Костромском государственном педагогическом институте им. Н. А. Некрасова на кафедре зоологии, где и работал дальше до конца жизни. Наряду с разработкой методических вопросов преподавания зоологии (так, им были выпущены пособия «Экспериментальные работы по курсу зоологии беспозвоночных» (1951) и «Практикум по зоологии беспозвоночных» (1965)) и гидробиологическими исследованиями ему также удалось продолжить в Костроме главное дело своей жизни – развитие эволюционной теории. Результатом его работ в этой области стали две коллективные монографии – «История эволюционных учений в биологии» (1966) и «Современные проблемы эволюционной теории» (1967), вышедшие под редакцией Ю. И. Полянского, а также популярная брошюра «Как произошёл человек»7. Зелман Берман По той же статье вместе со своим руководителем был уволен Зелман Исаакович Берман (1905–1967) – морфолог, биолог-эволюционист, работавший на кафедре дарвинизма биологического факультета МГУ с 1936 года. Вернувшись в МГУ с фронта, к 1948 году он занимал на биофаке должность доцента8. После увольнения смог найти работу в Издательстве Академии наук СССР, а затем – в Смоленском педагогическом институте. Сыграл важную роль в восстановлении современной эволюционной теории в СССР. В частности, вместе с К. М. Завадским, А. Л. Зеликманом, В.И. и Ю. И. Полянскими, А. А. Парамоновым участвовал в написании книг «История эволюционных учений в биологии» (1966), «Современные проблемы эволюционной теории» (1967) * Колчинский Э.И. В центре биологических дискуссий: к столетию со дня рождения К.М. Завадского (1910-1977) // Историко-биологические исследования. 2010. 2(3); Круглов Н.Д. Берман Зельман Исаакович // Смоленская область. Энциклопедия. Том 1. Персоналии. В.Ф. Антощенков и др. (ред.) – Смоленск: СГПУ. 2001.. Михаил Завадовский Вторым (после Шмальгаузена) в приказе Кафтанова назван Михаил Михайлович Завадовский (1891–1957). Это неудивительно, так как во время сессии его фамилия неоднократно упоминалась как наиболее «откровенного вейсманиста». Кроме того, он был учеником Н. К. Кольцова, бескомпромиссного противника Лысенко. Завадовский заведовал в МГУ кафедрой динамики развития организма с самого момента её образования в 1930 году в результате разделения кольцовской кафедры экспериментальной зоологии * Шноль С.Э. Герои, злодеи, конформисты отечественной науки. – М.: Книжный дом «Либроком». 2010.. Основные работы Завадовского – в области проблем регуляции пола, эмбрионального развития в зависимости от внешних факторов, закономерностей индивидуального развития и размножения животных. Завадовский разработал и внедрил в практику гормональный метод стимуляции многоплодия сельскохозяйственных животных – что, однако, не помешало обвинять морганистов-вейсманистов в их оторванности от практики и бесплодности их работ. В 1920-х годах он некоторое время был директором Московского зоопарка, начав его превращение в научный центр. Завадовскому принадлежит идея создания знаменитого КЮБЗа * Кружок юных биологов зоопарка., воплощённая П. А. Мантейфелем. С 1927 года, параллельно с преподаванием в МГУ, работал во Всесоюзном институте животноводства (ВИЖ). После августовской сессии ВАСХНИЛ 1948 года он был уволен не только из МГУ, но и из ВИЖ, и шесть лет оставался без работы. Как вспоминал Н. Н. Воронцов, общавшийся с ним в последние годы его жизни, наиболее тяжкое впечатление производили страницы из книг, которые он видел у Завадовского в доме: чтобы как-то прожить, Завадовский вынужден был распродавать свою библиотеку, в том числе и самые дорогие ему книги, из которых решался вырезать и сохранить себе на память первые страницы с дарственными надписями. Одновременно с самим Завадовским подвергся опале и его метод экспериментального многоплодия – применение метода было запрещено. Его учебник «Динамика развития организма» был изъят из библиотек. Его кафедра динамики развития в МГУ была ликвидирована «в связи с беспредметностью содержания её профиля, являющегося конгломератом отдельных вопросов и проблем»12. Завадовский был восстановлен в ВИЖ и смог вернуться к работе только в 1954 году, когда на неё оставалось лишь три года жизни. Иосиф Эскин (предоставлено Г. И. Эскиным) После ликвидации кафедры динамики развития часть её сотрудников была переведена на другие кафедры, однако некоторым сотрудникам места в МГУ не нашлось. Так, «по сокращению штата» в сентябре 1948 года был уволен физиолог, эндокринолог Иосиф Абрамович Эскин (1904–1973). Ученик Завадовского, он трудился в его лаборатории в ВИЖ, а затем и на его кафедре в МГУ * Белозеров О.П. Становление и эволюция научной дисциплины в социально-политическом контексте: М.М. Завадовский и динамика развития организма. Диссертация на соискание ученой степени доктора биологических наук. – М., 2019.. Работая в русле работ своего учителя, занимался разработкой метода искусственного гормонального многоплодия – метода, в 1948 году запрещенного. К 1948 году он был уже известным специалистом, автором нескольких учебных пособий по биологии для вузов. В декабре 1945-го на биологическом факультете была проведена научная конференция по проблемам динамики развития организмов, в которой вместе с такими учеными, как Н. П. Дубинин, М. М. Завадовский, А. Г. Гурвич, принял участие и И. А. Эскин. Но спустя три года эта конференция была признана прошедшей «под знаком борьбы с мичуринским материалистическим направлением»14. После увольнения из МГУ он перешел на работу в Институт эндокринологии АМН СССР. Был одним из первых, кто начал работать в новой области эндокринологии – нейроэндокринологии * Памяти И. А. Эскина // Проблемы эндокринологии. 1973. 19(5), с. 123–124.. Автор известного учебника по физиологии эндокринной системы. Сергей Юдинцев К научной школе Н. К. Кольцова принадлежал и декан биологического факультета МГУ, непосредственный ученик М. М. Завадовского Сергей Дмитриевич Юдинцев (1901–1960). При его поддержке и непосредственном участии 4 ноября 1947 года в МГУ состоялась знаменитая антилысенковская конференция (открытое заседание учёного совета биофака МГУ). После увольнения из МГУ как «проводившего активную борьбу против мичуринцев и мичуринского учения…» благодаря помощи С. Е. Северина, П. К. Анохина и Г. Ф. Гаузе, давших ему положительные отзывы, смог устроиться на работу в Лабораторию антибиотиков Академии медицинских наук (АМН) СССР, где занимался разработкой новых антибиотиков и изучением их свойств, в том числе закономерностей циркуляции и выделения антибиотиков из организма. В 1953 году на базе Лаборатории антибиотиков был создан Институт по изысканию новых антибиотиков АМН СССР, директором (сначала врио и и. о. директора) был назначен С. Д. Юдинцев * Корсаков С.Н. Декан С.Д. Юдинцев // Природа. 2010. №3, с. 63–71.; Белозеров О.П. Сергей Дмитриевич Юдинцев (1901–1960): Материалы к биобиблиографии // ВИЕТ. 2010. № 4, с. 100–111.. Примечательно, что, несмотря на ослабление гонений на генетику в эти годы, руководство АМН, желавшее назначения Юдинцева директором нового института, вынуждено было представлять его руководству Министерства здравоохранения СССР как специалиста далёкого от генетики, который «сам никогда не выступал против мичуринского направления в биологии и не являлся сторонником реакционного учения менделизма-морганизма» * Белозеров О.П. Сергей Дмитриевич Юдинцев (1901–1960): Материалы к биобиблиографии // ВИЕТ. 2010. № 4, с. 100–111.. Дмитрий Сабинин (предоставлено Ю. Л. Цельникер) Приказом министра был уволен физиолог растений Дмитрий Анатольевич Сабинин (1889–1951). И у современников, и у следующих поколений физиологов интерес к научному наследию Д. А. Сабинина был огромен. На его лекции в МГУ приходили не только студенты, но и научные работники разных учреждений. Лекции были похожи на детектив – Сабинин давал студентам не готовые сведения, а показывал тот непрямой путь, которым они были получены. Материалы лекций он обобщил в своей итоговой монографии, рукопись которой стала учебником для поколений студентов, но сама книга, подготовленная к печати издательством «Советская наука» незадолго до августовской сессии, была буквально снята с печатного станка. Лишь много позже она была издана, и то по частям, трудами его учеников, в первую очередь О. М. Трубецковой: в 1955 году основная часть книги вышла в свет под названием «Физиологические основы питания растений», и только в 1963 году удалось выпустить отдельным изданием главу «Физиология развития растений», наиболее сильно противоречившую «постулатам» Лысенко. Надо сказать, что это было не первое его увольнение из МГУ за непризнание идей Лысенко. Сабинин с интересом следил за первыми работами Лысенко в начале 1930-х годов, в 1934 году даже ездил в Одессу, где Лысенко тогда был директором Института генетики и селекции, чтобы ближе познакомиться с его работами. Однако Сабинин быстро разобрался с его теоретическими представлениями и методами экспериментальной работы и с 1934 года регулярно выступал с критикой его работ и высказываний. Его мнение о возражениях Лысенко против генетики было важно для студентов тех лет не только в силу чёткости его анализа, но и потому, что оно воспринималось как мнение человека незаинтересованного, не связанного непосредственно с осуждаемой генетикой. То влияние, которое он оказывал на студентов, привело к его увольнению из МГУ в 1937 году «за нетактичное выступление перед студенческой аудиторией по вопросам работы Лысенко» * Цит. по: Цельникер Ю.Л. Непройденные пути Д.А. Сабинина (воспоминания и размышления) // Наука и техника в первые десятилетия советской власти: социокультурное измерение (1917–1940). – М.: Academia, 2007, c. 444–463.. Не смог он остаться в стороне и при активизации нападок на генетику (а к тому времени – и теорию эволюции) в 1947–1948 годах. Вместе с И. И. Шмальгаузеном и А. Н. Формозовым он выступил на конференции в МГУ, проведенной в конце 1947 года в ответ на выступление Лысенко в печати о том, что понятие внутривидовой борьбы относится «к буржуазным пережиткам. Внутривидовой конкуренции в природе нет и нечего ее науке выдумывать» * Лысенко Т.Д. Почему буржуазная наука восстает против работ советских ученых // Литературная газета. 18 октября 1947 года.. Вместе с ними и с деканом С. Д. Юдинцевым Сабинин написал статью-возражение. Даже в августе 1948 года, когда уже стала ясна поддержка Лысенко со стороны партии * «Меня в одной из записок спрашивают, каково отношение ЦК партии к моему докладу. Я отвечаю: ЦК партии рассмотрел мой доклад и одобрил его. (Бурные аплодисменты, переходящие в овацию. Все встают)» Сессия ВАСХНИЛ – 1948. О положении в биологической науке: Стенографический отчет сессии Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина, 31 июля – 7 августа 1948 года. / Ред. коллегия: В. Н. Столетов, А. М. Сиротин, Г. К. Объедков. – М.: ОГИЗ-Сельхозгиз, 21 августа 1948. – 536 с. – 200 000 экз. и очень многие учёные спешили заявить о своём полном согласии с «передовым мичуринским учением», Сабинин не счёл возможным для себя хотя бы промолчать. Многие свидетели вспоминали, как на общем собрании коллектива биологического факультета в августе 1948 года, на котором обсуждались «ошибки» руководства и сотрудников факультета в свете решений только что прошедшей сессии ВАСХНИЛ, Сабинин выступил с осуждением «учения Лысенко» несмотря на призывы ректора «остановиться и подумать, чем всё это грозит»: «Я 40 лет преподаю физиологию растений и много лет думал над этими вопросами. Мне нечего передумывать» * Цельникер Ю.Л. Непройденные пути Д.А. Сабинина…. По воспоминаниям присутствовавших на собрании, тишину аудитории буквально прорезали слова Сабинина: «А всё-таки Мендель был великий учёный!» * Личное сообщение С.З. Миндлин. Гибель научной биологии в родной стране и молчаливое согласие многих его коллег (и даже учеников) на этот «разбой в науке» * Выражение ученицы Сабинина Ю.Л. Цельникер. См.: Цельникер Ю. Л. Непройденные пути Д.А. Сабинина… оказались личной трагедией для Сабинина, которую он не смог пережить. Возможности для продолжения научной работы, которая была смыслом его жизни, тоже не было: после увольнения из МГУ никто не решался взять его на работу. И хотя в 1949 году ему протянул руку помощи И. А. Папанин, устроив его на Черноморскую станцию Института океанологии, жизнь на этой станции почти в одиночестве, в отрыве от близких людей, от коллег, от активной научной жизни, к тому же в плохо приспособленных для работы условиях, угнетала Сабинина, а для устройства на какую-либо «настоящую» научную работу от него требовали публичного покаяния. Стало ясно, что «новая ситуация на биологическом фронте» – не временная кампания, а надолго и всерьез. В 1951 году Сабинин покончил с собой. Юдифь Цельникер (предоставлено Ю. Л. Цельникер) Вместе с Сабининым были уволены из МГУ многие из его коллег, как с его кафедры физиологии растений (Ю.Л.Цельникер и М. Б. Штернберг), так и из Ботанического сада МГУ, заведовать которым Сабинина назначили незадолго до этого, весной 1948 года (Л. П. Бреславец, Е. И. Мейер, И.Г. и Т. И. Серебряковы, И. В. Каменецкая). Ю.Л.Цельникер и М.Б.Штернберг – молодые специалисты, успевшие накануне сессии, в июне 1948 года, защитить кандидатские диссертации по сабининским темам, что вряд ли было бы возможно позже. Юдифь Львовна Цельникер (р. 1921) – физиолог растений, ученица Сабинина. В промерзших аудиториях Московского университета в 1942–1944 годах она слушала лекции Сабинина, участвовала вместе с ним в экспедиции в Грузию в те же военные годы, в первые послевоенные годы занималась физиологией плодоношения цитрусовых и яблонь; с лета 1948 года ожидалось начало новой работы, на переднем крае физиологии того времени, – изучение физиологической активности синтетических ростовых веществ (гормонов), совместно с кафедрой А. Н. Несмеянова, тогда ещё – ректора МГУ. В августе 1948 года вслед за своим учителем она была уволена из МГУ с не менее «криминальной» формулировкой: «с целью укрепления кафедры физиологии растений», которая долго не позволяла ей найти работу. После девяти месяцев безуспешных поисков работы ей удалось устроиться в Институт леса, директор которого В. Н. Сукачёв решался давать приют многим уволенным генетикам. (Буквально через несколько лет Сукачёв в возглавляемом им «Ботаническом журнале» осмелится давать место статьям, критически анализирующим те или иные положения лысенковской «биологической науки».) В последующие годы ею были выполнены пионерские исследования по экофизиологии леса, по физиологии засухоустойчивости, теневыносливости, фотосинтеза и дыхания древесных растений, обобщенные в нескольких монографиях: «Радиационный режим под пологом леса», «Фотосинтез и дыхание подроста», «Физиологические основы теневыносливости древесных растений» и др. Очень многое Ю. Л. Цельникер сделала и для сохранения памяти о своём учителе, написав воспоминания о нём и собрав воспоминания многих его учеников * Цельникер Ю. Л. Непройденные пути Д.А.Сабинина (воспоминания и размышления) // Наука и техника в первые десятилетия советской власти: социокультурное измерение (1917–1940). – М.: Academia, 2007, c. 444–463; Цельникер Ю. Л. Воспоминания. – М: Изд. Дом МИСиС. 2009; Дмитрий Анатольевич Сабинин в воспоминаниях современников // Составители Зайцева М. Г., Цельникер Ю. Л.; отв. ред. Жолкевич В.Н. – М.: Наука. 1992.. В этом году Юдифь Львовна отметила свой столетний юбилей. Ю. Л. Цельникер, В. Н. Смирнова, Д. А. Сабинин, М. Б. Штернберг, М. М. Тюрина. 1946 год, Грузия (на крыше Института чая и субтропических культур, предоставлено Ю. Л. Цельникер) Майя Штернберг в Грузии, 1946 год (предоставлено Н. Л. Косман) Другая ученица Сабинина, Майя Борисовна Штернберг (1920–2016), которая также участвовала в грузинской экспедиции, занимаясь физиологией другой важной на тот момент сельскохозяйственной культуры – тунга, также должна была включиться в многообещающие исследования активности синтетических гормонов растений, и также была уволена «с целью укрепления кафедры». Зарабатывала на жизнь переводами и редактированием научных книг, и только в 1952 году смогла устроиться на постоянную работу в только что созданный ВИНИТИ, ставший приютом для многих изгнанных из науки в результате разных «сессий» – аналогов сессии ВАСХНИЛ. В её переводах или под её редакцией вышли многие важные для развития отечественной науки переводные монографии – например, «Культура растительных тканей» Ф.Р.Уайта, «Ритмы физиологических процессов» Э. Бюннинга, «Биохимия нуклеиновых кислот» Дж. Дэвидсона, учебник «Биология» К. Вилли (впоследствии широко известный у нас в стране в более поздних изданиях как «Биология» Вилли и Детье). Много позже она эмигрировала в США, где продолжила ту же работу редактора научных изданий в Academic Press. Лидия Бреславец Лидия Петровна Бреславец (1882–1967), цитолог, цитогенетик, была выпускницей ещё Московских высших женских курсов и Московского сельскохозяйственного института, отчасти – ученицей знаменитых генетиков Германа Нильсона-Эле и Эрвина Баура (не путать с автором «Теоретической биологии» Эрвином Бауэром!). Она была автором первого в СССР учебника по цитологии растений, первых оценок влияния ионизирующей радиации на клетки растений, теоретических и методических работ по полиплоидии растений, хромосомам растительных клеток, развитию и строению пластид. Она учила ещё первое поколение генетиков – членов знаменитого «Дрозсоора»: Н. В. Тимофеева-Ресовского, Н. К. Беляева, Д.Д.Ромашова, Е. И. Балкашину, Б. Л. Астаурова и других. Как шутливо вспоминал Тимофеев-Ресовский, они ходили в МОИП (Московское общество испытателей природы) «смотреть её доклады, не слушать, а смотреть»25 ещё с 1928 года (а по другим сведениям даже с 1917-го) Бреславец начала читать курс по цитогенетике для студентов Московского университета. С 1938 года она руководила лабораторией морфологии растений Ботанического сада МГУ. Несмотря на «безобидный» морфологический профиль лаборатории Бреславец, её отношение к «мичуринской биологии», видимо, было хорошо известным не только по её работам, в которых рассматривалась роль хромосом в развитии признаков растений. По воспоминаниям Р. Л. Берг, во время празднования юбилея АН СССР в 1945 году Л. П. Бреславец и С. Л. Фролова, цитологи с мировым именем, не пришли на одно из наиболее торжественных событий, доклад Лысенко, прочитанный в присутствии знаменитых иностранных гостей, – по собственному признанию Бреславец, «чтобы не быть свидетелями профанации своей Родины и своей науки перед иностранцами» * Р. Л. Берг описывает впечатление от этого доклада у знаменитого английского эволюциониста Дж. Гексли (Хаксли) и ботаника Э. Эшби, которых она сопровождала: «Гексли спросил Лысенко: „Если нет генов, как объяснить расщепление?“ „Это объяснить трудно, но можно, – сказал Лысенко. – Нужно знать мою теорию оплодотворения. Оплодотворение – это взаимное пожирание. За поглощением идет переваривание, но оно совершается не полностью. И получается отрыжка. Отрыжка – это и есть расщепление“. Элеонора Давидовна (Э. Д. Маневич, выполнявшая функцию переводчика на том заседании. – В.П.) перевела: „We know in our own persons, that digestion is not always complete. When that is so, what happens? We belch. Segretion is Nature’s belching: unassimilated hereditary material is belched out“. Эти слова Гексли приводит в своей книжке. (Julian Huxley. Heredity East and West. Lysenko and World Science. N.Y. 1949. Р. 102). После доклада два джентльмена, два немолодых сдержанных англичанина сперва в замешательстве посмотрели друг на друга, потом вдруг обернулись друг к другу, вскинули руки на плечи друг друга и захохотали». (Берг Р. Л. Суховей: Воспоминания генетика. – М.: Памятники исторической мысли. 2003). . В августе 1948 года уволена «с целью освобождения биологического факультета от лиц, в своей научной и педагогической работе стоящих на антинаучных позициях менделизма-морганизма». Только благодаря личной помощи С. И. Вавилова, по словам самой Бреславец, спасшего её и её семью, ей удалось устроиться на работу в Институт физиологии растений * Письмо Л.П. Бреславец С.И. Вавилову. Архив РАН, ф.596, оп. 3, д.130, л.2.. Позже работала в Лаборатории биофизики изотопов и излучений АН СССР и в её преемнике – Институте биофизики * Кудряшов Л.В. Лидия Петровна Бреславец (11 IX 1882 – 25 V 1967) // Ботанический журнал. 1970. 55(1), с. 132–134.. Елена Игнатьевна Мейер (1884 –?), миколог и фитопатолог леса – также учёный из старшего поколения, впервые столкнувшаяся с ограничениями на право обучения и работы в университете ещё в императорской России. После окончания в 1908 году Московских высших женских курсов преподавала во многих средних и высших учебных заведениях, при одном из них – рабфаке Московской горной академии – вела научные исследования. Также до 1941 года работала в Лаборатории микологии и хранения древесины Центрального НИИ механической обработки древесины (ЦНИИМОД), а с 1941 года – в лаборатории морфологии растений Ботанического сада МГУ. В 1948 году вслед за руководителем лаборатории была уволена «для коренного изменения в направлении научно-исследовательской и культурно-просветительской работы Ботанического сада МГУ и для обеспечения мичуринского направления в ней». После увольнения из МГУ смогла вернуться в ЦНИИМОД * Русские ботаники (ботаники России-СССР): Биографо-библиографический словарь. Т.5: Лаасимер-Мяздриков. Липшиц С. Ю. (сост.), Сукачёв В.Н. (ред.). – М.: Издательство МОИП. 1952.. Составила «Определитель деревоокрашивающих грибов» (1953). Кроме научных работ написала ряд научно-популярных книг: «Болезни леса» (1931), «Лесная фитопатология» (1933), «Двойная заболонь дуба» (1935). Более известен её брат, Константин Игнатьевич Мейер, который в течение почти трёх с половиной десятилетий был заведующим кафедрой высших растений МГУ. Татьяна Серебрякова Супруги Иван Григорьевич Серебряков (1914–1969) и Татьяна Ивановна Серебрякова (1922–1986) известны своими работами по изучению ритмов сезонного развития и жизненных форм растений. Так, И. Г. Серебрякову принадлежит одна из классификаций жизненных форм растений и работы по роли внутренних и внешних факторов в годичном ритме развития растений, а Т. И. Серебряковой – работы по морфогенезу и эволюции жизненных форм травянистых растений. Серебряков учился в МГУ одновременно на кафедре геоботаники у В. В. Алёхина и на кафедре физиологии растений у Д.А.Сабинина. Окончив обучение в 1941 году, с началом Великой Отечественной войны вступил в народное ополчение, откуда был вскоре демобилизован по болезни и вернулся в МГУ. Работая в Ботаническом саду МГУ, испытал сильное научное влияние К. И. Мейера. С 1943 года читал лекционный курс «Морфология вегетативных органов высших растений» для студентов-ботаников биофака МГУ * Шафранова Л.М. Иван Григорьевич Серебряков – человек и ученый. – М.: Прометей. 2004; Викторов В.П., Шафранова Л.М., Шорина Н.И., Пятунина С.К., Курченко Е.И. Иван Григорьевич Серебряков – основатель научной школы биоморфологии растений // Преподаватель ХХI век. 2015, 1(3), с. 34–42.. Серебрякова пришла в МГУ ещё будучи школьницей, в кружок юннатов в Ботаническом саду МГУ, где её первым наставником был ботаник А. В. Кожевников (вскоре скончавшийся в возрасте 32 лет). Будучи студенткой МГУ, она училась у В. В. Алёхина, по окончании – работала в Ботаническом саду МГУ. Иван Серебряков В сентябре 1948 года Серебряковы были уволены «для коренного изменения в направлении научно-исследовательской и культурно-просветительской работы Ботанического сада МГУ и для обеспечения мичуринского направления в ней», о чём узнали по возвращении из экспедиции на Приполярный Урал. После увольнения И. Г. Серебряков поступил на работу в Московский городской педагогический институт им. В. П. Потёмкина, а Т. И. Серебрякова нашла работу редактором в Учпедгизе (позже известном как издательство «Просвещение»). В 1952 году она вернулась в науку – поступила на кафедру ботаники в МГПИ им. В. И. Ленина. После слияния в 1960 году МГПИ им. В. П. Потёмкина с МГПИ им. В. И. Ленина их научные судьбы снова соединились. Кроме научных работ оба оставили заметный след в учебной литературе: И.Г.Серебряков – как автор учебного пособия «Морфология вегетативных органов высших растений», а Т. И. Серебрякова – как вдохновитель, организатор и один из авторов одного из наиболее популярных учебников по ботанике для вузов, более известного среди студентов по первому автору (А.Е.Васильев и др.); она также была активным популяризатором ботаники * Жукова Л.А. Татьяна Ивановна Серебрякова – выдающийся биоморфолог XX столетия //Самарская Лука: проблемы региональной и глобальной экологии. 2015. 24(3), с. 213–228.. Ирина Владимировна Каменецкая (1915 – ?) окончила кафедру геоботаники МГУ. Её мужем был известный кюбзовец, энтомолог А. Ф. Каменский, ещё в школьном возрасте совершивший в одиночку экспедицию на Крайний Север для изучения паразитов северного оленя, погибший на фронте в 1942 году. К 1948 году Каменецкая работала учёным секретарем Ботанического сада МГУ. Как и многих уволенных в тот год «морганистов», её приютил В. Н. Сукачёв в Институте леса. Вместе с институтом, включенным в 1959 году в состав Сибирского отделения АН СССР, переехала в Красноярск. Основные работы были посвящены структуре и динамике степной и таёжной растительности, продуктивности различных научных сообществ, влиянию метеорологических условий на их возобновление и почвенным банкам семян разных видов. С. И. Алиханян, Р. Б. Хесин-Лурье, Н. И. Шапиро и Н. Я. Фёдорова (в нижнем ряду справа) со студентами кафедры генетики биологического факультета МГУ (вторая слева – С. З. Миндлин), 1948 год Разумеется, «критика» с последующими оргвыводами коснулась не только «сочувствующих», но и самих генетиков. Ученик Н. К. Кольцова, генетик А. С. Серебровский, возглавлявший кафедру генетики МГУ с самого момента её образования в 1930 году из бывшей кольцовской кафедры экспериментальной зоологии, скончался за месяц до Августовской сессии. Исполняющим обязанности заведующего стал ученик А. С. Серебровского Сос Исаакович Алиханян (1906–1985), которому предстояло принять главный удар. В течение 1947–1948 годов он, сам и вместе с А. Р. Жебраком, написал несколько писем руководству страны с просьбой дать возможность нормальному развитию генетики * Есаков В., Иванова С., Левина Е. Из истории борьбы с лысенковщиной // Известия ЦК КПСС. 1991, № 6, с. 157–173.. Последнее из них, в мае 1948 года, он написал Сталину, довольно резко охарактеризовав ситуацию в генетике: «У нас в стране в течение 13 лет происходит ожесточённая дискуссия по вопросам генетики и селекции… по истечении 13 лет споров и проверок многим специалистам стало совершенно очевидным, что Лысенко тянет науку назад, тормозит использование современной генетики в нашем народном хозяйстве». В письме Алиханян призывал создать «необходимые условия для нормальной работы генетики», в том числе создать журнал, который «нужно назвать просто „Генетика“», создать Институт цитогенетики (против чего возражал Лысенко) «с отделами: цитологии, химии гена, рентгеногенетики, феногенетики, полиплоидии, эволюционной генетики, частной генетики животных, частной генетики растений, медицинской генетики», создать отделы и кафедры генетики в ряде научных и учебных заведений, Всесоюзное общество генетиков и селекционеров и даже принять участие в международном генетическом конгрессе в Стокгольме в июле 1948 года. Многое из предложенного им плана было сделано после 1965 года. Впоследствии МГУ неоднократно проверяли в связи с этим письмом, пытаясь установить, участвовал ли ещё кто-то в написании или хотя бы в обсуждении этого письма * Фандо Р. А., Захаров И. А. Неизвестная страница истории отечественной генетики: письмо С. И. Алиханяна И. В. Сталину // Генетика. 2006, 42 (11), с. 1577–1589.. На Августовской сессии он был одним из очень немногих, кто пытался отстаивать право генетики на существование и ее непротиворечивость принципам диалектического материализма. После того, как стало ясно, что обсуждаемые на сессии вопросы – это не предмет научного спора и позиция одной из сторон (Лысенко) одобрена ЦК ещё до начала сессии, Алиханян, как и почти все его коллеги по несчастью, попытался принести публичное покаяние в заблуждениях. Однако его обещание «пересмотреть… свое отношение к новой, мичуринской науке» * Стенографический отчет сессии Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина, 31 июля – 7 августа 1948 года. не помогло спасти кафедру: вместе с ним были уволены Н. И. Шапиро, Р. Б. Хесин, С. З. Миндлин, Н. Я. Фёдорова. Первые четверо спустя более чем десятилетие встретились в стенах «оазиса» для генетики, созданного под крылом у физиков-ядерщиков, – в Радиобиологическом отделе Института атомной энергии (РБО ИАЭ, предшественник нынешнего Института молекулярной генетики РАН). Алиханяну, проработавшему до этого в МГУ с 1931 года (с перерывом на участие в Великой Отечественной войне, откуда он вернулся после тяжелого ранения), где он вел исследования по генетике животных (на дрозофиле и на курах), после 1948 года было разрешено заняться выведением штаммов-продуцентов антибиотиков в только что созданном (в 1947 году) Всесоюзном научно-исследовательском институте пенициллина (в 1952 году был преобразован во Всесоюзный научно-исследовательский институт антибиотиков). Генетикой прокариот он продолжил заниматься и в РБО ИАЭ, а в 1968 году организовал Всесоюзный институт генетики и селекции промышленных микроорганизмов, став его первым директором и одним из основателей крупномасштабного производства антибиотиков в СССР. С 1969 по 1984 год организовывал ежегодные Теоретические семинары по молекулярной генетике, собиравшие генетиков со всей страны. В 1978 году был одним из организаторов Международного генетического конгресса в Москве. С 1964 года, после прекращения поддержки лысенковщины со стороны государства, восстанавливал преподавание научной генетики на биолого-почвенном факультете МГУ * Сос Исаакович Алиханян (26.11.1906–26.01.1985): биография, научное наследие, воспоминания / Учеб.-науч. центр по генетике Ин-та общ. генетики им. Н. И. Вавилова РАН и каф. генетики Московского гос. ун-та им. М. В. Ломоносова; под ред.: С. В. Шестакова, И. А. Захарова-Гезехуса. – М.: МАКС Пресс. 2009.. Роман Бениаминович Хесин-Лурье (1922–1985), генетик, биохимик, также ученик А. С. Серебровского, учившийся и затем работавший на кафедре генетики с 1939 года также лишь с перерывом на участие в Великой Отечественной войне. Выше было сказано об антилысенковской конференции 4 ноября 1947 года на биологическом факультете МГУ. Кроме основных докладчиков Хесин также выступил на ней. Поэтому неудивительно, что после Августовской сессии он был уволен с формулировкой «с целью освобождения биологического факультета от лиц, в своей научной и педагогической работе стоящих на антинаучных позициях менделизма-морганизма». До прихода в РБО, где он работал до конца жизни, ему пришлось сменить три места работы (Институт биологической и медицинской химии АМН СССР, Каунасский медицинский институт, Институт биофизики АН СССР), и только последнее из этих мест было связано с генетикой (лаборатория Н.П.Дубинина в Институте биофизики) * Шноль С. Э. Герои, злодеи, конформисты отечественной науки. – М.: Книжный дом «Либроком». 2010.. После прекращения эпохи лысенковщины снова стал читать лекции на биофаке МГУ. С 1965 году организовывал знаменитые Зимние школы по молекулярной биологии. Хесин экспериментально доказал смену работы разных генов в ходе развития организма. В конце 1940-х вплотную подошел к открытию рибосом (не завершил работу из-за гонений в связи с критикой Лысенко и с «космополитизмом»). Сформулировал представление о нескольких уровнях регуляции транскрипции в хромосомах. Автор книг «Биохимия цитоплазмы» (1960) и «Непостоянство генома» (1984). Николай Иосифович Шапиро (1906–1987) специализировался в области радиобиологии и генетики животных, впервые показал возможность индукции генных мутаций в культуре млекопитающих, установил мутагенное действие онкогенного вируса SV-40 на соматические клетки человека, показал видовые различия радиочувствительности. Хотя для многих генетиков радиобиология стала прикрытием именно после Августовской сессии, Н. И. Шапиро обратился к радиобиологии ещё в 1945 году, организовав радиобиологическую лабораторию в Центральном научно-исследовательском институте рентгенологии и радиологии Министерства здравоохранения РСФСР. Вместе с Алиханяном он был фактическим инициатором и руководителем генетической конференции в МГУ в марте 1947 года, которая вызвала возмущение у Лысенко, а в ЦК пошло письмо с обвинениями конференции в «серьезных политических ошибках» * Есаков В., Иванова С., Левина Е. Из истории борьбы с лысенковщиной // Известия ЦК КПСС. 1991, № 4, с. 125–141.. После сессии Шапиро был уволен и из МГУ, и из ЦНИИ рентгенологии и радиологии, а также оказался среди тех генетиков, чьи докторские диссертации, защищенные незадолго до Августовской сессии, не были утверждены ВАК * Так, ВАК после Августовской сессии не утвердил докторские диссертации, защищенные В. П. Эфроимсоном и А. А. Прокофьевой-Бельговской, а В. А. Струнников был «задним числом» лишен степени кандидата наук. . В конце 1950 года смог возобновить исследовательскую работу в рамках Лаборатории биофизики, изотопов и излучений при Отделении биологических наук Академии наук СССР, предшественнике Института биологической физики (ИБФ) АН СССР. После образования ИБФ АН работал в нем в Лаборатории теоретических основ биологической защиты от ионизирующих излучений до 1963 года, когда перешел в РБО ИАЭ * Архив РАН. Фонд 1921. Шапиро Николай Иосифович (1906–1987), биолог, генетик; доктор биологических наук (1961). Историческая справка к фонду; К 100-летию со дня рождения Н. И. Шапиро (1906–1987) // Генетика. 2006, 42 (8), с. 1151–1152.. Одним из первых стал заниматься генетикой культур клеток. Эти работы удивительным образом оказали влияние не только на развитие генетики, но и на становление одной из областей биотехнологии и физиологии растений – физиологии культур растительных клеток: сотрудники Р. Г. Бутенко, основательницы этого нового научного направления в нашей стране, набирались опыта в лаборатории Шапиро. Нина Яковлевна Фёдорова (1903–1972), ученица Ю. А. Филипченко, первая студентка первой кафедры генетики в России, один из ведущих специалистов по генетике земляники * Медведев Н. Н. Юрий Александрович Филипченко, 1882–1930. – М.: Наука. 2006.. Одной из первых в СССР стала заниматься генетикой микроорганизмов, когда перспективность исследований в этой области ещё только начала осознаваться в мире; наладила эти работы и стала обучать студентов новым методикам в стенах МГУ. К 1948 году работала ассистентом на кафедре генетики биологического факультета МГУ. В августе 1948 года уволена «с целью освобождения биологического факультета от лиц, в своей научной и педагогической работе стоящих на антинаучных позициях менделизма-морганизма». Впоследствии некоторое время проработала во Всесоюзном научно-исследовательском институте пенициллина, где занималась генетикой актиномицетов – продуцентов антибиотиков. Софья Захаровна Миндлин (р.1924), ученица С. И. Алиханяна, закончила биологический факультет в 1948 году, накануне сессии ВАСХНИЛ. После короткой работы на кафедре генетики, с которой она была уволена вместе со своими учителями, отказавшись сотрудничать с лысенковцами, в течение нескольких месяцев не могла устроиться на работу. С 1949 года работала во Всесоюзном научно-исследовательском институте пенициллина по выведению эффективных продуцентов антибиотиков под руководством С. И. Алиханяна, с 1959 года – в РБО ИАЭ (впоследствии – ИМГ АН СССР). Владимир Алпатов В 1931 году на биологическом факультете МГУ, а точнее в структурно связанном с ним НИИ зоологии, была создана первая в стране лаборатория экологии. Основал ее эколог, эволюционист; апиолог, ученик Г. А. Кожевникова Владимир Владимирович Алпатов (1898–1979). В разные годы до этого В. В. Алпатов был директором Косинской биостанции Московского общества испытателей природы (МОИП), сотрудником знаменитого Плавморнина (Плавучий морской научный институт) и участником его арктических экспедиций (с 1921 по 1926 год), хранителем Зоологического музея МГУ (с 1923 года) и сотрудником лаборатории беспозвоночных института зоологии МГУ (с 1926 года). С 1927 по 1929 год работал в Корнеллском университете и Институте биологических исследований при университете Джонса Хопкинса (США), где получил опыт генетических работ с дрозофилой. Среди его учеников – Г. Ф. Гаузе, советский микробиолог, эволюционист, один из основоположников экологии. Работая под руководством Алпатова, Гаузе реализовал его идеи по экспериментальной проверке популяционных моделей, хотя общих публикаций у них практически не было. В. В. Алпатов был одним из крупнейших специалистов по биологии медоносной пчелы. Он также внес вклад в развитие геронтологии. В начале 1940-х выдвинул (вместе с Г. Ф. Гаузе) рацемизационную теорию старения организма. В. В. Алпатов был среди пионеров применения математической статистики в биологии и в своей научной работе, и в преподавании. Так, первым курсом, прочитанным им в МГУ в 1924 году, была «Вариационная статистика», а последним, в 1964 году, – «Введение в теорию информации». Его выступления против безграмотных заявлений Лысенко привели к ликвидации лаборатории экологии в сентябре 1948 года. Алпатов, к счастью, не был уволен, но его научная деятельность на этом прекратилась: в связи с готовящимся переездом МГУ в новое здание на Ленинских горах он был назначен председателем комиссии по комплектованию библиотек всех факультетов МГУ * Калабухов Н. И., Насимович А. А. Владимир Владимирович Алпатов (к 80-летию со дня рождения) // Бюллетень МОИП. Отделение биологии. 1978. 83 (6), с. 114–125.. Этим он занимался до 1953 года, когда перешел в незадолго до этого созданный ВИНИТИ, возглавив реферативный журнал «Биология». В ВИНИТИ он проработал почти до конца жизни с небольшим перерывом в начале 1960-х годов, когда попытался вернуться к научной работе в лаборатории апробации радиологических лечебных препаратов в Государственном научно-исследовательском рентгено-радиологическом институте МЗ РСФСР. Будучи первым главным редактором РЖ «Биология», Алпатов протянул руку помощи многим генетикам, потерявшим работу, привлекая их к работе в журнале * Малахов В. В. «Пока горит свеча…»: очерки по истории кафедры зоологии беспозвоночных Московского государственного университета. – М.: КМК. 2006.. Александр Формозов Ещё одним из негенетиков, которого потерял биологический факультет МГУ в результате описываемых событий, был зоолог, биогеограф, эколог и художник-анималист Александр Николаевич Формозов (1899–1973). Формозов также был ярким популяризатором биологии – ему принадлежат знаменитые книги: «Спутник следопыта», «Шесть дней в лесах», «Среди природы». Его научные работы посвящены зоогеографии разных регионов СССР и Монголии, в них он показал определяющее значение деятельности позвоночных животных в степных и полупустынных районах для существования стабильного степного сообщества в целом, включая почвы и растительный покров. На антилысенковской конференции 4 ноября 1947 года на биологическом факультете МГУ, выступая вместе с И. И. Шмальгаузеном и Д. А. Сабининым, А.Н.Формозов сделал доклад «Наблюдения за внутривидовой борьбой за существование у позвоночных». И хотя его поносили в печати как «антимичуринца», проповедника «формальной экологии» и других «буржуазных идей», вывели из состава всех ученых советов и редколлегий журналов, он не был уволен (Н. Н. Воронцов со ссылкой на Н. В. Шибанова, зам. декана биофака в тот момент, высказывал соображение, что за него заступился С. И. Огнёв * Воронцов Н. Н. Воспоминания и размышления. – М.: Новый хронограф. 2016., хотя сложно утверждать, насколько оно может быть справедливым), но не мог равнодушно смотреть на происходящую на его глазах «реорганизацию» факультета и ушел с биофака в Институт географии, несмотря на попытки нового декана удержать популярного профессора на «своем» факультете * Впрочем, А. Н. Формозов вынужден был остаться в МГУ на полставки по совместительству, поскольку декан отказался полностью освободить его от работы, а без согласия руководства такие переходы были в тот период невозможны.. «Потрясён множеством событий, – писал он своим коллегам в эти дни. – Атмосфера на биофаке сейчас достаточно тяжёлая. Некоторые разделы работы пришли в полный хаос; кое-кто уже собирается по доброй воле расстаться с alma mater» * Формозов А. А. Александр Николаевич Формозов. Жизнь русского натуралиста. – М.: КМК. 2006.. Виктор Бунак (предоставлено В. Ю. Бахолдиной) Наиболее неожиданным, на первый взгляд, может показаться увольнение с биологического факультета антрополога, анатома и этнографа, ученика Д. Н. Анучина и одного из основоположников советской антропологической школы Виктора Валериановича Бунака (1891–1979). В 1922 году Д. Н. Анучин и В. В. Бунак организовали Научно-исследовательский институт антропологии при Московском университете, который Бунак возглавил после смерти Анучина в 1923 году. С этого же времени по 1932 год он возглавлял кафедру антропологии Московского университета. После Августовской сессии ВАСХНИЛ, с 1 сентября 1948 года, его освободили от занимаемой им должности профессора кафедры антропологии «в связи с уменьшением объёма учебной работы». Казалось бы, никакой связи между увольнением патриарха отечественной антропологии по «невинной» статье и тем, что происходило с генетикой, быть не могло. Однако, по воспоминаниям многолетнего коллеги В. В. Бунака, М. И. Урысона, осенью 1948 года В. В. Бунака вызвал к себе новый декан биофака И.И.Презент, «который подверг его настоящему допросу с явно инквизиторским уклоном», угрозами и шантажом требуя от В. В. Бунака, «чтобы тот публично отрёкся от генетики как „лженауки“ и признал свои работы, где используются данные генетики, заблуждением. Все эти требования сопровождались недвусмысленными угрозами политического характера, которые в те времена беззакония и произвола приобретали особенно зловещий характер. Разумеется, Бунак с возмущением отверг эти гнусные требования» * Васильев С. В., Урысон М. И. Виктор Валерианович Бунак: патриарх отечественной антропологии / Выдающиеся отечественные этнологи и антропологи XX века. Под. ред. В. А. Тишкова и Д. Д. Тумаркина – М.: Наука. 2004, с. 233–261.. С чем могло быть связано подобное пристрастное отношение к нему нового руководства и о каком шантаже могла идти речь? Можно предположить, что причиной была близость В. В. Бунака к Н.К.Кольцову, бескомпромиссному противнику Лысенко, скончавшемуся вскоре после ареста Н. И. Вавилова в 1940 году (как сейчас полагают, не вполне естественной смертью * Раменский Е. В. Николай Кольцов. Биолог, обогнавший время. – М.: Наука. 2012.). В течение десяти лет, с 1920 по 1929 год, Бунак работал в кольцовском Институте экспериментальной биологии, заведуя в нем евгеническим отделом. Кроме того, он также был учёным секретарем созданного Кольцовым Русского евгенического общества. Деятельность общества представляла собой, по сути, первые шаги медицинской генетики * Бабков В. В. Заря генетики человека. Русское евгеническое движение и начало генетики человека. – М.: Прогресс-Традиция. 2008; Гершензон С. М., Бужиевская Т. И. Евгеника: 100 лет спустя // Человек. 1996. № 1, с. 23–29., государство поддерживало эти работы, а слово «евгеника» ещё не было скомпрометировано расцветом расовых программ нацистской Германии. Однако в 1929 году отношение государства к Русскому евгеническому обществу резко изменилось, оно было закрыто, как и евгенический отдел в институте Кольцова. Бунак в 1930 году был снят с поста директора Института антропологии МГУ, а в 1932 году – и с заведования кафедрой за то, что «пропагандировал евгенические идеи» * Васильев С. В., Урысон М. И. Виктор Валерианович Бунак…. Однако уже состоявшееся наказание не исчерпывало вопрос, и с годами обвинение в «евгенических идеях» становилось только всё более тяжёлым политическим обвинением, причём это «утяжеление» в полной мере обладало обратной силой. В 1948 году обвинение в евгенике звучало чуть ли не более зловеще, чем в «менделизме-морганизме», и могло грозить самыми печальными последствиями обвиняемому. Поэтому можно только восхищаться мужеством В.В.Бунака, не поддавшегося никаким угрозам. И действительно, 27 сентября особым приказом по МГУ была задним числом изменена формулировка его увольнения: «…считать освобождённым от занимаемой должности с 1 сентября 1948 г. профессора кафедры антропологии Биологического факультета Бунака В. В. как стоявшего в своей деятельности на евгенических позициях в области биологии и в последующем нигде публично /в печати/ не отказавшегося от этих ложных установок». Бунак был уволен и с биологического факультета МГУ, и из Института антропологии МГУ, но, к счастью, не уволен из Института этнографии АН СССР (хотя и понижен в должности), где он также работал с 1943 года. Более того, через год он был переведён в штат Ленинградской группы Института этнографии и вынужден был переехать в Ленинград, откуда смог вернуться в Москву только в 1955 году. Любопытно, что в «Википедии» и даже в некоторых научных статьях утверждается, будто он был отправлен в Ленинград на работу лаборантом и лишён права публикаций научных работ. К счастью, это не так (что видно хотя бы из списка публикаций В. В. Бунака), однако этот миф, несколько гипертрофируя реальные события, вероятно, отражает (а может быть, даже недооценивает) ощущение той опасности, которая нависла над Виктором Валериановичем. Содержание этого краткого очерка – это всего лишь «локальная история» одного из факультетов одного университета страны. Но, как видно, даже среди её участников много людей, достойных уважения, воздаваемого одному из основателей современной науки, которому легенда приписывает слова «А всё-таки она вертится!» |