Открытое письмо Александру Костинскому, автору и ведущему программ «Образование» радио «Свобода»

Уважаемый коллега Костинский! Гораздо охотнее я обратился бы к Вам по имени и отчеству, как издавна было принято в России – если бы сумел узнать Ваше отчество. Меня зовут Алексей Всеволодович Гладкий; я доктор физ.-мат. наук, профессор, моя основная научная специальность - математическая лингвистика. Но главным делом своей жизни я считаю преподавание и почти 60 лет размышляю о проблемах образования – с тех пор, как на 2-м курсе Московского пединститута им. Ленина начал изучать педагогические дисциплины и бывать  в школах. Много лет преподавал в педагогических институтах и университетах, а в начале 90-х сам пошел работать в школу. Довольно много писал о проблемах образования, кое-что из этих сочинений опубликовано в журналах «Математика в школе» и «Знание – сила»; в 1996-97 гг. сам пытался издавать педагогический журнал. А так как я старый слушатель «Свободы», то когда на Вашем радио появились еженедельные передачи «Образование», стал их регулярно слушать и с тех пор стараюсь не пропускать; это не всегда удается, но бόльшую часть прослушал. Многое в них было очень интересно. Особенно хочется отметить передачи с участием О.Н. Смолина (его я однажды видел очень близко, когда он вел заседание общественного совета по образованию в Госдуме III созыва); весьма информативны были передачи, посвященные пресловутому ЕГЭ; не раз в студию приходили опытные и думающие педагоги, которым есть что сказать. Нынешней весной была прекрасная передача о преподавании эволюционного учения. Когда выступают люди, чья точка зрения резко расходится с моей,  это мне тоже интересно, и даже о курьезах вроде  «фирменных университетов» слушаю внимательно. В результате возникает общая картина того, как разные люди, имеющие то или иное  отношение к образованию – педагоги, администраторы, потребители «продукции» образовательных учреждений и другие – представляют себе цели образования и его процесс, и эта картина существенно дополняет то, что я знаю из собственных наблюдений. Так что большое спасибо за эти передачи Вам и Вашему коллеге В. Губайловскому.

А теперь от похвал перехожу к критике. В основном она относится к отдельным просчетам, но будет – заранее предупреждаю – довольно резкой. Очень прошу на нее не обижаться: она ведь продиктована желанием помочь.

Серьезным просчетом было приглашение для рассказа о реформах в образовании (еще в 2004 г.) «легендарного» шарлатана Шаталова,  к которому ведущий обращался с большим пиететом. Почти все в этом рассказе было взято «с потолка», а заодно он рассказал множество небылиц о своих педагогических достижениях, и в студии не было никого, кто мог бы ему возразить. Долго останавливаться на этом не буду. Гремевшие в 80-х гг. «педагоги-новаторы» давно сданы в архив вместе со всей длинной колонной чудотворцев-«новаторов» советской эпохи, которую они замыкали. (Возглавлял ее, как известно, Т.Д. Лысенко.) Что такое «система Шаталова», можно узнать, например, из статьи А.А. Столяра «Тревожные сигналы» («Математика в школе», 1988, № 1) и моей статьи в № 4 за тот же год, где помещена также подборка писем читателей. (После появления этих публикаций я узнал, что рекорды Шаталова, у которого абсолютно любой ученик  делал в невиданно короткий срок неслыханные успехи, были обыкновенным жульничеством: он отбирал из разных классов самых сильных учеников, а тех, кто «не тянул», переводил в обычные классы.)

Но довольно о Шаталове. Может быть, Вы уже давно знаете, кто он такой, и я ломлюсь в открытую дверь.

Главное, ради чего я пишу это письмо – передача о преподавании русской литературы в школе, вышедшая в эфир 15 февраля 2006 г.  Вы были ее автором и ведущим, а в качестве экспертов были приглашены научный руководитель федерального Института развития образования Е. Сабуров, зам. директора Образовательного центра «Измайлово» В. Зубкова и Ваш коллега В. Губайловский (в другой ипостаси: он был представлен как поэт и литературный критик). Передача началась с вопроса ведущего Е. Сабурову: «Какие вообще существуют и возможны подходы к преподаванию литературы?» Ответ был, если выразить его коротко, примерно такой: в нашей стране по традиции принято считать, что цели преподавания литературы – «воспитывать добрые чувства» и «иллюстрировать историю», но и  то, и другое можно делать проще (как – эксперт не пояснил); на самом же деле литература – «предмет удовольствия», которое есть  «одно из конечных благ потребительских». А школьное преподавание литературы отбивает охоту получать это удовольствие, потому что ребенка заставляют «изучать такие большие тома». Разве под силу 16-летнему ребенку прочесть роман в тысячу страниц? Это же физически невозможно, «ребенок помрет!»

Примитивность и убожество этой аргументации поражают. (Пусть простит меня г. Сабуров, но более мягких слов я не нашел, как ни старался.) Объявить художественную литературу «предметом удовольствия, которое есть  одно из потребительских благ» значит поставить ее в один ряд с колбасой, сладостями и мягким диваном.  Удовольствие не принадлежит к тем «вещам», без которых человек не может жить – иначе говоря, это роскошь. Но художественная литература – не предмет роскоши: освоение содержащихся в ней ценностей необходимо для приобщения к культурному наследию человечества, без чего человек – не человек.

Иными словами, приобщение к ценностям художественной литературы – необходимый элемент формирования личности. Ее аналог в мире материальных вещей – хлеб  насущный. (Предвижу возражение – а как же обходились без литературы бесчисленные поколения неграмотных?  Ответ очень прост: прежде эту функцию выполнял богатый фольклор – сказки, песни, предания, пословицы, прибаутки, передававшиеся из уст в уста. Сейчас «устная литература» у нас и в других странах европейской культуры практически уже не существует, но очень многое из нее перешло в более или менее переработанном виде в литературу письменную.) Все это – азбука, которую должен знать всякий, кто берется рассуждать об образовании и воспитании; об этом подробно написано во многих книгах. Но г. Сабуров, видимо, азбуки не знает, и другие Ваши эксперты тоже. Не случайно слово «культура» не прозвучало в передаче ни разу.

Разумеется, я согласен, что удовольствие, которое получает культурный человек от чтения шедевров художественной литературы – великое благо. Впрочем, слово «удовольствие» я заменил бы словом «наслаждение»; это далеко не то же самое, наслаждение – чувство более высокое. А главное – благо это отнюдь не потребительское. Читатель не «потребляет» книгу, как едок колбасу, у него работают ум и воображение, он ставит себя на место героя, додумывает то, о чем в книге не сказано или сказано мало – короче говоря, творит вместе с автором, и нередко мир прочитанной книги становится частью его собственного внутреннего мира. И наконец – многие литературные шедевры вызывают ощущения, прямо противоположные удовольствию и наслаждению. Читая «Господ Головлевых» или «Преступление и наказание»,  нормальный человек  испытывает мучительное чувство – но и оно вносит важный вклад в формирование личности.

Дальше: об угрожающей бедному ребенку смерти от чтения толстого романа. Нормальный подросток (и тем более 16-летний юноша или девушка) из нормальной культурной семьи просто не может жить без чтения; как бы ни был он занят, хотя бы час в день на это выкроит, а в каникулы много больше. За час он прочтет страниц 40-50, так что на 1000-страничный роман у него уйдет самое большее 3-4 недели. Конечно, все это при условии, что он приучен к чтению. И вот тут, пожалуй, настоящий ответ на вопрос, в чем главная цель преподавания литературы в школе. Я услышал его когда-то от Ларисы Иосифовны Богораз. Многие знали ее как мужественного правозащитника, некоторые также как лингвиста (на этой почве мы с ней и познакомились – еще в 1964 году), но мало кто знает, что она 10 лет преподавала в школе русский язык и литературу. А кроме всего прочего, она была очень умным человеком. Так вот, однажды Лариса Иосифовна сказала мне: «Я считаю, что на уроках литературы нужно учить детей читать книги» - и я сразу понял, что она права. Меня самого, правда, еще до школы научили читать книги родители, провинциальные врачи, не прилагая для этого никаких усилий – просто они читали сами и заразили меня страстью к чтению. Но потом, в 9-м классе, учительница Нина Ивановна Воронцова научила меня читать книги уже на более высоком уровне.  И так было у очень многих людей моего поколения. А вот если ребенок целыми днями «путешествует от телевизора к компьютеру и обратно» (так сказал о своей дочке папа одной из моих учениц) – тогда ему очень трудно не только на час, но и на 10 минут в день оторваться от компьютерной игры ради чтения (не говоря уже о том, что компьютерные игры и подавляющая часть телевизионных программ весьма успешно отучают от чтения книг).

Кроме непосильных объемов существует, по мнению Ваших экспертов, еще одно почти непреодолимое препятствие для чтения классической литературы: в ней очень много непонятных слов. Вот что говорит В. Губайловский: «Сейчас, в современном языке практически не осталось существительных, которыми пользуется Пушкин. Ну, одно из самых знаменитых четверостиший: ”Бразды пушистые взрывая, летит кибитка удалая. Ямщик сидит на облучке в тулупе, в красном кушаке”. Здесь нет ни одного современного существительного. Все существительные надо объяснять, одно за другим. Почему “бразды”, что такое “облучок”, что такое “кибитка”. Ну, нет этих слов. И самое неприятное, что практически так написана вся эта великая книга.»  Затем слово берет Е. Сабуров: «Я хотел бы дополнить. Первое четверостишье “Евгения Онегина” абсолютно непонимаемо, потому что никто не знает, что такое “...был самых честных правил...”, никто не знает, что выражение “заставил себя уважать” означает, что “помер”. Этого же никто не знает. Читают это четверостишье, повторяют, как попугаи, абсолютно не понимая смысла, что радуется он, что помер дядя, и не надо с ним сидеть. Это никому не приходит в голову.»

Страница 1 из 4 Все страницы