Выпуск № 3 (Новосибирск, ноябрь 2003 г.)

От редакции. Эта статья находится в начале последнего прижизненного Собрания сочинений Н. В. Шелгунова. Она резюмирует труд его жизни. В предисловии «От автора» он пишет:

В настоящем сборнике помещена только часть того, что мне случилось написать. Основанием для выбора статей служило поставленное издателем условие, чтобы «в собрание вошли только те из них, которые имели не временный интерес». Этим справедливым требованием вполне и определился выбор.

Н. В. Шелгунов

ЕВРОПЕЙСКИЙ ЗАПАД

I.

Когда говорится о греко-римской цивилизации, то всегда предполагаются ее вершины; но по этим вершинам можно судить так же безошибочно о классических временах, как по жизни английской королевы и английских лордов о жизни английского крестьянина. Жизнь другого слоя, лежавшего у подножия вершин, осталась вне истории, вне памятников искусства, вне литературы. О жизни этих низин можно судить только по государственным учреждениям и юридическим памятникам. Вот что, между прочим, говорят эти памятники.

Греки и римляне считали труд делом позорным. Аристократы по мировоззрению, они взяли на себя только отрасли высшего труда — военное и государственное управление, а для всего остального держали рабов. Самым унизительным трудом считался труд земледельческий. На земледельческого раба смотрели хуже, чем на животное. Его держали в цепях или в колодках и заставляли работать до упадка сил. Рабам брили головы и на лбу выжигали клеймо. Раб не пользовался никакими гражданскими правами и стоял вне закона. Для рабов не существовало даже брака, в собственном значении этого слова. Так как раб считался животным, то мужа можно было продать отдельно от жены, детей отдельно от родителей. О больном рабе заботились меньше, чем о комнатной собаке, а мертвых — или выкидывали на съедение зверям, или зарывали где-нибудь в яму. Жестокость обращения с рабами была доведена до систематического зверства. Местами вошло в обычай сечь рабов для острастки в начале года. За самую ничтожную вину рабов подвергали истязаниям и господин мог по одному капризу бросить раба в воду на съедение рыбам, повесить, распять на кресте. Если же какой-нибудь озлобленный раб убивал, в момент отчаяния, своего мучителя — казнили не только виновного, но и всех, кто жил с ним под одною кровлею¹.

Гражданину — державному пролетарию — жилось тоже не особенно хорошо. Пролетарием считался гражданин, не имевший собственности. Он был, в сущности, нищий, но преисполненный римской спеси. Гордый своим гражданством, державный пролетарий посвящал свой праздный досуг разным бесчинствам; он готов был воровать, грабить, убивать и стал, наконец, истинным бичом римского правительства. Но не сам собою, не добровольно пролетарий занял в государстве такое унизительное положение. Он выработался исторически, в силу принципа, лежавшего в основе древнего государства. «И на войне, и дома, — говорит римский историк, — все зависело от произвола немногих. У этих людей была в руках и казна, и провинции, и государственные должности, и слава, и триумфы. Народ же стонал под гнетом солдатчины и нужды. Всю добычу забирали к себе полководцы и их окружающие. В то же время старики, родители воинов, и их дети, если их земля лежала рядом с землею вельмож, лишались своих домов и земля постепенно переходила в руки олигархов». Богачи, вытесняя постепенно граждан из их усадеб, завладели, наконец, всею римскою землею. Например, целая провинция Африки принадлежала шести аристократам. Этим способом свободные земледельцы, мало-помалу, исчезли, переселяясь в города и образовали, наконец, тот знаменитый, голодный и праздный римский пролетариат, который, толкаясь целый день по улицам и площадям и заразившись примером богачей, бесчинствовал, развратничал, шумел, бушевал и требовал «зрелищ и хлеба».

Кроме казенного хлеба и попрошайства, пролетарий жил прислужничеством. У каждого вельможи были свои клиенты, раболепствовавшие перед ним из-за куска хлеба и подарков. Клиенты составляли как бы придворный штат вельмож и с утра толкались у них в передних, заискивая милости. Когда вельможа выходил из дому, его сопровождала толпа угодников и льстецов, оспаривавших друг у друга честь наибольшего унижения. Прихвостничество превратилось, наконец, в чистое ремесло и клиенты перебегали от одного вельможи к другому, служа в одно время многим. Продавая свой голос, они образовали собою покупное избирательное средство. Во время Юлия Цезаря из 450 000 жителей Рима 320 000 были пролетариями и из них три четверти питались даровым хлебом.

Пока чувство своекорыстия не находило еще себе достаточной пищи, римская неравноправность не резко бросалась в глаза. Но вот могущество Рима растет все больше и больше, военные грабежи, громадные военные добычи, присвоенные себе военачальниками, и чиновничьи грабежи в провинциях собирают огромные состояния в руках немногих и тогда-то эти немногие становятся центром, около которого группируется вся сила, богатство и цивилизация римско-греческого мира. Роскошь, мотовство и разврат высшего слоя доходят, наконец, до невообразимых и невероятных размеров: люди обедают три, четыре, пять раз в день, посвящая остальной досуг разврату. До какого размера доходило обжорство богачей, можно судить по двум следующим фактам. Соус из языков ученых птиц, не составлявший особенной редкости между богачами, стоил 150 000 руб. Юлий Цезарь дал раз ужин, стоивший ему 5,25 миллионов рублей. Разврат дошел до такой противоестественности, что женщины менялись своими ролями с мужчинами, а мужчины с женщинами, жены цезарей превращались в публичных женщин, а цезари выходили замуж; первые должности в государстве раздавались за пьянство и разврат, который дошел, наконец, до того, что император давал государственные награды более утонченным развратникам и молодых сластолюбцев звал своими братьями по оружию.

¹ Такой закон существовал в древнем Риме. В 61 г. было казнено 400 рабов префекта города Педания Секунда, находившихся в доме во время его убийства. (Примеч. ред.).

Страница 1 из 9 Все страницы