Статья написана по прочтении доклада И.А. Ильина «Творческая идея нашего будущего», напечатанного в Новосибирске: Рус. архив, 1991

Передо мной лежит книжечка, купленная в переходе московского метро, но изданная в Новосибирске: И.А. Ильин, «Творческая идея нашего будущего». На обложке изображен двуглавый орел – не тот добрый орел, которого обещают нам наши малограмотные парламентарии, а обыкновенный императорский орел, следовательно – злой. Книжечка входит в «библиотечку союза духовного возрождения отечества», издательство же называется «Русский архив» и состоит при «Народном доме России». Книжка имеет подзаголовок: «Об основах духовного характера. Публичная речь, произнесенная в 1934 году в Риге, Берлине, Белграде и Праге». Конечно, это были тогда центры русской эмиграции.

Время было, что и говорить, интересное, особенно в смысле произнесения публичных речей в Берлине. На обороте титульного листа можно прочесть: «Печатается по изданию, осуществленному в Германии в 1937 году». Немецкое издательство не указано: здесь не библиография, а просто невинное кокетство наших патриотов. Продавали книжку вместе с типичной литературой «памятников».

На обороте обложки можно видеть портрет Ивана Александровича Ильина. Это человек лет пятидесяти, лысый, по типу очень похожий на Ленина: таким мог быть Ленин, выздоровевший от тяжелой болезни  – с глубокими мешками под глазами и поредевшей бородкой. Но ничего калмыцкого и вообще инородного в этом лице не заметно: вероятно, он был просто русский, не на четвертинку, а совсем.

Перелистывая книжечку, можно узнать ее несложные мысли; они много раз повторяются, потому что автор добивается убедительности не аргументами, а вдалбливанием. То, что он вдалбливает в ум читателя, не подлежит рассудочному разжевыванию, а должно быть проглочено целиком, как крысиная отрава. Несложные мысли Ильина могут показаться простым переводом с немецкого, но такие идеи бродили тогда повсюду.

Сравнивая сочинение Ильина с писаниями немецких фашистов, я имею в виду то, что они сами о себе писали, а не то, что о них писали другие, А сами они вовсе не изображали себя гадкими, жестокими фашистами: они говорили о себе возвышенно и благородно, иногда лишь впадая в неприличное неистовство. Так вот, мысли Ильина ничем не отличаются от мыслей нацистов, кроме замены «немецкой национальной идеи» на русскую. Могло бы показаться, что Ильин строит свою доктрину на религии, но в действительности он попросту использует для своей цели религиозные привычки публики. То же делали нацисты, у которых был для этого свой Христос – не еврей, а, как они его называли, германский Крист, разумеется, не имеющий никакого отношения к милосердию. Для Ильина Бог – только национальный и государственный Бог, для него нет ни еллина, ни иудея. Просто-напросто русским человеком должны руководить

«Бог, родина и национальный вождь».

Эти слова напечатаны курсивом и выделены в отдельную строку. Это специально русский Бог: «У нас своя, особая вера, свой характер, свой уклад души. Мы иначе любим, иначе созерцаем, иначе поем. У нас иное правосознание и иная государственность. Так было всегда».

На другие народы Ильин не распространяет свою христианскую любовь: «Оставим в стороне другие страны и другие народы ... не наша печаль чужих детей качать». В действительности эти народы только опасны для русских: если русский народ не организуется по советам Ильина, то «он будет отвеян в пространство, как историческая мякина, или затоптан другими народами, как глина».

Политическая программа Ильина несложна: «В ней указан и лозунг сегодняшнего дня: ибо ныне бороться за Россию и победить могут только люди, воспитавшие и закалившие в себе национальный духовный характер; они должны найти друг друга, сговориться и сорганизоваться. Курсив здесь, как и везде, принадлежит Ильину: вероятно, при публичном произнесении своей речи он в таких случаях повышал голос. Ясно, что Ильин обращается здесь только к избранным, к будущим вождям; к народу в целом он относится презрительно, усматривая в нем лишь материал для будущих экспериментов своих избранников: «Масса, да еще кипящая в слепых страстях, не создаст ничего жизненного. Гете был прав: масса может иметь великие заслуги в драке, но сила ее суждения остается жалкою». Эту мысль часто повторял Гитлер, которому ее внушил кто-то читавший классиков. Но, конечно, Ильин взял ее из первоисточника. Для воспитания народа он рекомендует спорт, хоровое пение и «новые формы  наказания», впрочем, не указанные в этой книжке. Очень жаль: казалось, все возможные формы наказаний уже изобретены, и трудно представить себе, что здесь имеется в виду. Замечательно, что военные формы воспитания всегда применяли нацисты. Армия, разумеется, будет национальной святыней: «Народ не должен и не смеет противопоставлять себя своей армии». Слышите? Народ не смеет, и все тут.

И уж, конечно, не народ будет решать, что ему полезно; за него это сделают Ильин и его рыцари: «России полезны только те политические и хозяйственные формы, которые верно учитывают наличный уровень национального характера и которые способны воспитывать, укреплять и одухотворять национальный характер в интеллигенции и в массах...». Курсив и многоточие – Ильина. Таким образом, даже интеллигенции не будет дозволено судить, что России  полезно, не говоря уже о простом народе. По-немецки это называлось «фюрерпринцип». С демократией все ясно.

Русскому человеку не нужны никакие доказательства и обоснования. Он уж так устроен, что истина ему «очевидна». Через всю речь Ильина проходит красной нитью магическое слово: «очевидность». «Сильный характер есть цельный и искренний. Ему нельзя двоиться и лицемерить полуверовать – полуневерить, обессиливать любовь «интеллигентностью», веру – рассудком, подрывать волю мечтанием, поступок – «словесностью».

Что же делать с теми, кому все это не «очевидно»?

«С людьми, у которых нет очевидности, не будут разговаривать – ибо с трупами не беседуют. Всюду будут искать людей совестных и верных. Люди, лишенные собственного духовного достоинства, займут последний ранг в обществе. Люди, неспособные к автономному самообладанию, будут обуздываться и клеймиться. Россия вступит в эпоху орденских и рыцарских организаций». И дальше: «орденский союз, сплотившийся из таких людей, может все и для него нет невозможного». Сталин почти в тех же выражениях мечтал об «ордене меченосцев». Ясно, что эти меченосцы быстро поставят всех несогласных в «последний ранг в обществе» (то есть посадят их в лагеря – что же иное может означать «последний ранг?), а если те будут продолжать упираться, то «с трупами не беседуют». Нет человека – нет и проблемы.

И, конечно, кадры решают все: «России нужен новый отбор людей – отбор духовный, качественный и волевой». Кто будет отбирать, Ильин не говорит: вероятно, об этом узнают в надлежащее время. «Рыцарский орден» и «отбор» («селекция») – это специальная терминология СС, но в 1934 году Ильин ее не мог перенять, потому что она едва рождалась. Как видите, он хотя бы в теории обогнал на несколько лет свое время. Заключить можно любимыми словами Сталина: «Не ясно ли?» У Ильина вы их найдете на двадцать седьмой странице. Как видно, и ему полюбились эти слова. Не ясно ли, уважаемый читатель?

А.И. Фет