Часть статьи, включая раздел «Оппозиционность русских университетов», написана в 1997 году. В 2001 году, уступая настояниям И.А.Кижнер, автор вернулся к этой статье и написал дальнейшую часть. Тогда же этот текст был набран автором и, после небольшой связки, завершен разделом «Русская интеллигенция», взятым из его книги «Инстинкт и социальное поведение» (Гл. 15). Для разделения текста автор использовал звездочки, без заглавий. Для удобства чтения мы озаглавили эти разделы.

Средневековые университеты Европы

Слово «университеты» происходит от латинского “universitas”, означающего «целость», «совокупность» или «сообщество» людей. Если не углубляться в древнюю историю, когда высшее образование заменяли частные школы, устраиваемые философами и ораторами в Афинах, Александрии и других центрах просвещения, то высшее образование возникло в виде регулярных учреждений в XI веке, когда появились первые университеты в Италии (Болонья) и во Франции (Париж). В XII веке возникли английские университеты в Оксфорде и Кембридже, а затем множество университетов в странах Западной Европы.

Первоначально университеты были добровольными сообществами преподавателей и учащихся (universitas doctorum et scholarium), свободно выбиравшими ректоров и профессоров, и эти их свободы признавались хартиями, которые выдавали им монархи. Они имели даже судебные и полицейские функции по отношению к своим членам и были ограждены от вмешательства властей, что и положило начало традиции «академической свободы». Не следует удивляться столь ранней демократии в высшем образовании; ведь демократия и вообще коренится в учреждениях средневековья: английский парламент существует с 1215 года. Для университетской жизни очень важна была свобода преподавания, с самого начала считавшаяся необходимым условием научного знания. Короли и вельможи, бравшие под свое покровительство университеты и часто оказывавшие им материальную поддержку, не вмешивались в содержание лекций и не пытались влиять на дела ученого сословия. Церковь, конечно, следила за правоверием богословских доктрин и иногда преследовала еретиков, но в университетах не было ничего похожего на обязательные учебные планы, подлежащие предварительному одобрению, или какого-нибудь контроля над личными мнениями профессоров. Признавалось, что эти мнения могут быть различны, и для решения научных вопросов устраивались открытые для публики диспуты. Точно так же, присуждение ученых степеней происходило после свободного диспута, в котором претендент должен был защищать свои взгляды от всех желающих с ним спорить; отсюда ведут свое начало «защиты диссертаций» и «оппоненты». Конечно, средневековые ученые мало знали, или имели неправильные представления, но их обычаи были гораздо свободнее, чем нынешние чиновничьи игры, пародирующие ученый диспут.

Академической свободе весьма содействовало разнообразие политических условий, затруднявшее контроль над образованием. Даже до Реформации церковь не имела полной власти ни в одном из европейских государств, кроме папской области в Италии, и светские власти не всегда поддерживали присущий ей дух преследования. Инквизиция, в ее обычном смысле, укрепилась лишь в XV столетии – инструкция «Молот ведьм» была опубликована в 1492 году, в год открытия Америки; а цензура не существовала до изобретения книгопечатания, когда архиепископ Майнцский, увидев книжную ярмарку, наполненную произведениями типографии Гутенберга, принял меры для прекращения этого безобразия. Можно сказать, что и церковь, и светские власти недооценили опасность науки и дали укорениться традиции научного исследования и преподавания. Они еще не знали, что «знание – сила»: это выражение принадлежит Бэкону и предвещает уже Новое время.

Другой важной чертой старых университетов было соединение научного исследования и преподавания: считалось очевидным, что, в отличие от школьного преподавания, преподавание «высших наук» может быть доверено лишь тем, кто сам создает научные знания. Это значение университетов сохранилось повсюду, кроме Советского Союза, где, по различным ведомственным соображениям, творчески одаренные ученые сосредоточивались в «НИИ», исследовательских институтах без преподавания, а преподавание поручалось идеологически проверенным научным ничтожествам. Кроме России – из которой теперь эмигрировали почти все серьезные ученые,– традиция университетской науки поддерживается во всех странах до наших дней.

Еще одним важным преимуществом средневековых университетов был их интернациональный характер. Дело в том, что в Средние века языком образованных людей была латынь, с которой и начиналось обучение грамоте. Конечно, это была не классическая латынь Цицерона, а «средневековая латынь», но она оставалась языком, на котором говорили все грамотные люди, то есть в некотором смысле живым языком, доставлявшим то международное средство общения, которого нам теперь недостает. Студенты и профессора свободно переходили из одного университета в другой, поскольку их не разделяли языковые барьеры; да и границы еще не были закрыты. Николай Коперник, сначала учившийся в Краковском университете, затем слушал лекции и преподавал в Болонье и Риме. Эразм Роттердамский, голландец родом, долго жил во Франции, Германии и Англии, но не знал ни одного языка, кроме родного голландского и латыни; латыни было достаточно для всех его ученых собеседников. Вероятно, ему не так легко было объясняться с менее учеными людьми, и при разговоре с одним немецким князем понадобился перевод.

Теперь наши ученые пользуются упрощенным английским языком продавцов и стюардесс. Очень жаль, что было прервано развитие «живого» латинского языка – сначала педантами эпохи Возрождения, а потом «материалистами» вроде студента Базарова.

Первоначально университеты делились на «национальности», поскольку студенты происходили из разных стран. В Парижском университете было четыре «национальности»: галлы, пикардийцы, нормандцы и англичане. В конце XIV века появилось деление на факультеты, например, богословский, философский, юридический и медицинский. Науки в нашем смысле слова относились к философскому факультету. Сама философия считалась «служанкой богословия», но имела и собственные интересы, например, изучение Аристотеля и Платона. Кроме нее, на философских факультетах занимались «семью свободными искусствами», делившимися на вводный цикл («тривиум», откуда происходит нынешнее прилагательное «тривиальный») и высшие науки («квадривиум»). В тривиум входили грамматика, риторика и логика; считалось, что эти науки доставляют средства для рассуждения и изложения. Квадривиум состоял из математических наук, к которым относились арифметика, геометрия, астрономия и музыка. Здесь изучали серьезные вещи – геометрию Евклида и астрономию Птолемея, традиция которых сохранилась до Нового времени; музыка тоже считалась математической наукой – согласно Пифагору, открывшему арифметические отношения в музыкальной гамме.

В Средние века книги были рукописные и стоили дорого. Монах переписывал книгу несколько месяцев, и только богатые люди могли иметь библиотеки. Поскольку обычный университетский курс состоял в изучении одной книги (хотя бы с комментариями профессора), то профессор, у которого была эта книга, читал ее, положив на «кафедру» – деревянное сооружение, какое и сейчас можно увидеть в университетских аудиториях. Конечно, и в то время – как и сейчас – изредка встречались профессора, способные «читать» свой курс без «бумажки», излагая свои собственные идеи: обычно это были еретики, как знаменитый Абеляр. Но, как правило, профессор просто читал книгу («чтение» по-латински lectio, откуда наше слово «лекция»), а студенты, сидя на полу, устланном соломой, дословно записывали услышанное, как это делают и нынешние молодые россияне. К концу курса у каждого студента была своя книга, по которой он и сам, сделавшись профессором, мог учить других. Этот преобладающий тип схоластического образования, рассчитанный на зубрежку, существовал уже у древних шумеров, где он служил для обучения писцов; теперь таким же образом обучают конторских служащих, «клерков». Это последнее слово происходит от латинского слова clericus, «духовное лицо», поскольку в Средние века только клирики знали грамоту.

Конечно, подавляющая часть студентов философских факультетов тогда, как сейчас, предназначалась для концелярской работы, а для этой цели зубрежка может быть подходящим способом подготовки. Вся беда в том, что будущим клеркам незачем было зубрить тривиум и квадривиум, как теперь им незачем зубрить точные и неточные науки. Для воспитания человека служебного типа – чиновника – важен самый процесс механического заучивания и соответствующая установка покорности. Обслуживать компьютеры нисколько не труднее, чем действовать гусиным пером, или выдавливать оттиски на сырой глине. Я бы сказал, что работа с компьютером даже проще, поскольку не требует изящества, но я не знаю эстетики нынешних канцелярий.

***

 



Страница 1 из 4 Все страницы

< Предыдущая Следующая >