Глава 3

Слои реального бытия

1. Категории бытия Николая Гартмана*

"Справедлив ли известный упрек в адрес философии Канта, что из нее полностью исключен вопрос об основе бытия? Не следует ли, напротив, полагать, что проблема проведения границ и вообще проблема объективной истинности как раз и ставит вопрос об основах бытия? В сущности, созданное разумом понятие лишь тогда может соответствовать предмету, когда качества, которые оно ему приписывает, действительно ему присущи. Таким образом, "объективная истинность", во всем ее объеме, предполагает, что категория разума есть в то же время предметная категория". Как видно из этих слов Николая Гартмана, он отождествляет категории человеческого мышления с категориями внесубъективной реальности именно в силу своего глубокого принципиального убеждения в существовании действительного, внесубъективного мира. «Категория» означает для него утверждение, предикат. Он говорит: "Категории суть основные предикаты сущего, предшествующие всем специальным предикациям и в то же время образующие их рамки". И в другом месте: "... сами они суть наиболее общие формы утверждений — а также «колеи» для возможных более специальных утверждений, — и тем не менее они выражают главные качества предметов, к которым они относятся. Смысл этого состоит в том, что именно выражаемые категориями главные качества предметов присущи им в их бытии, и притом независимо от того, высказаны эти утверждения о предметах или нет (курсив мой. — К. Л.). Все сущее, когда о нем высказаны утверждения, является в виде предикатов. Но предикаты не тождественны ему. Понятия и суждения создаются не ради них самих, а ради сущего.

Внутренний, онтологический смысл суждения в том, что его логически имманентная форма трансцендирует*. Именно это, несмотря на все недоразумения, сделало понятие "категория" онтологически устойчивым".

Если Гартман, как достаточно ясно видно из приведенных цитат, твердо уверен, что категории разума суть в то же время предметные категории, и если именно на этом основано его убеждение в существовании и относительной познаваемости внешнего мира — а это так и есть, — то тем самым он очень близко подходит в своих основных гносеологических позициях к точке зрения гипотетического реализма, для которого само собой разумеется, что категории и формы созерцания человеческого познавательного аппарата возникли в ходе эволюции и "подходят" к условиям внесубъективного мира – точно так же и по той же причине, по которой лошадиное копыто "подходит" к степной почве или плавник рыбы к воде. Конечно, Гартман был весьма далек от того, чтобы искать для соответствия между категориями разума и категориями предметного мира генетически-историческое объяснение. Однако его взгляды на строение реального мира и в особенности мира живых организмов, основанные на его учении о категориях, столь полно совпадают со взглядами филогенетика*, что мне всегда трудно пересказывать ход мыслей Гартмана, не «протаскивая» в его учение о слоях эволюционные интерпретации. Однажды я спросил моего друга Вальтера Роберта Корти, хорошо знавшего Гартмана, что, по его мнению, сказал бы великий философ об эволюционном истолковании его учения. Корти ответил, что Гартман отверг бы такое истолкование, но в утешение добавил: "Впрочем, именно оно делает его теорию удобоваримой"*. Это изречение настоящего философа, и на него я буду опираться в следующем разделе.

2. Учение Николая Гартмана о слоях реального бытия

В реальном мире, где мы живем – говорит Николай Гартман, – мы обнаруживаем слои, и каждому из них присущи особые категории бытия или группы категорий бытия, наличие или отсутствие которых отделяет этот слой от других. "В ступенчатом устройстве реальности имеются определенные основные феномены, отделенные непреодолимыми различиями", и "согласованная с феноменами теория категорий должна принимать во внимание как эти подразделения, так и проникающие через них связи между явлениями бытия..." Но эти связи проникают через границы, которыми отделены друг от друга четыре великих слоя реального бытия – неорганического, органического, психического и духовного – всегда в одну сторону. Принципы бытия и законы природы, справедливые в неорганическом мире, сохраняют свою безусловную силу и в высших слоях. Гартман пишет: "Таким образом, органическая природа возвышается над неорганической. Однако она не парит в свободном полете, но имеет предпосылкой отношения и закономерности материального мира; она основывается на них, хотя они никоим образом не достаточны, чтобы составить живое. Точно так же психическое бытие и сознание обусловлены их носителем – организмом, в котором и вместе с которым они только и могут явиться на свет. Подобным же образом великие исторические явления духовной жизни связаны с психической жизнью индивидов, оказывающихся их носителями. От слоя к слою, за каждой границей, мы обнаруживаем одно и то же: «высшее» основано на «низшем», обусловлено им, но в то же время самостоятельно в смысле обладания собственным своеобразием и собственной закономерностью.

Это отношение между «высшим» и «низшим» и есть, по существу, единство реального мира. При всем разнообразии и всей неоднородности мира он вовсе не лишен единства. Он обладает единством системы, но это система, состоящая из слоев. Реальный мир имеет слоистое строение. И дело здесь не в непреодолимости границ – потому что они, может быть, непреодолимы только «для нас», – а в появлении новых закономерностей, новых способов образования категорий, хотя и зависящих от низшего слоя, но своеобразных и самостоятельных по отношению к нему".

Это прекрасное место из работы Гартмана свидетельствует, таким образом, что его чисто онтологически обоснованная позиция в принципе совпадает с позицией филогенетика, черпающего свое знание из сравнительного и аналитического изучения живых организмов. Учение Гартмана о слоях осуждали как "псевдометафизическую конструкцию", и совершенно несправедливо, потому что оно таковой вовсе не является. Оно построено не на дедуктивной спекуляции, а на эмпирическом материале и согласуется с явлениями и многообразием нашего мира, не разрывая его на разнородные составные части.

С моей точки зрения, самое убедительное доказательство онтологической правильности этого учения состоит в том, что, не учитывая факты эволюции, оно тем не менее в точности с ними согласуется, подобно тому как согласуется с ними любая хорошая работа по сравнительной анатомии, даже выполненная до Дарвиновых открытий. Построенная Гартманом последовательность великих категорий бытия просто-напросто совпадает с порядком их возникновения в истории Земли. Неорганическое существовало на Земле задолго до появления органического; гораздо позже в ходе эволюции возникли центральные нервные системы, которым можно приписать субъективное переживание, т. е. "душу". И наконец, лишь на новейшей стадии творения выступила на сцену духовная жизнь.

Гартман ясно говорит, что категориальные различия между низшими и высшими слоями никоим образом не сводятся к великим границам, разделяющим неорганическое и органическое, органическое и одушевленное и, наконец, одушевленное и духовное. Он пишет: "Высшие формации, из которых состоит мир, расслоены подобно тому, как расслоен сам мир". Для нас это означает, что каждый шаг эволюции, ведущий от существа низшей ступени организации к существу высшей ступени, имеет в принципе тот же характер, что и само возникновение жизни.

3. Нарушение правил категориального анализа феноменов и каузального анализа систем*

Согласованность онтологии Гартмана с эволюционным изучением систем становится особенно очевидной, если наряду с законными методами онтологии и эволюционного учения рассмотреть также их нарушения – к сожалению, очень частые. Онтолог озабочен тем, чтобы его описание внешней действительности было согласовано с феноменами, т. е. чтобы никакому явлению действительности не приписывались не соответствующие ему категории бытия и при этом не были упущены никакие категории, которые для этого явления характерны. Гартман говорит: "Легко усмотреть, что в устройстве реального мира существует расслоение; непредубежденный взгляд неизбежно его обнаруживает. Оно и в самом деле было замечено уже давно, и представление о расслоенности не могло быть беспрепятственно принято лишь потому, что ему постоянно противостоял постулат единства мира, идущий от спекулятивного мышления".

Метафизической спекуляцией являются, например, попытки радикального механицизма объяснить все мироздание категориями и закономерностями классической механики, поросту недостаточными для этой цели. Когда механицист пренебрегает при этом закономерностями высшего порядка, отделяющими более высокие слои от низших и поднимающими их над низшими, или совсем их отрицает, он совершает очевидную, но совершенно неискоренимую ошибку – переход границы "снизу вверх". Все так называемые "измы", такие, как механицизм, биологизм, психологизм и т. п., стремятся охватить процессы и закономерности, характерные для высших слоев и им одним свойственные, категориями явлений, относящимися к низшим, что попросту невозможно.

Такое же насилие над наблюдаемыми явлениями происходит при незаконном переходе границы в обратном направлении. Об этом заблуждении, в некотором смысле противоположном предыдущему, Гартман говорит: "Исходный пункт всей картины мира выбирается в этом случае на высоте психического бытия – там, где человек переживает ее в своем самоощущении, – и оттуда принцип "сверху вниз" переносится на низшие слои реальности". Все панпсихические картины мира, как, например, учение Лейбница о монадах, учение об окружающем мире Якоба фон Юкскюля и даже остроумная попытка разрешить психофизическую проблему, предпринятая Вейделем, впадают в одно и то же заблуждение, пытаясь объяснить все многообразие мира на основе единообразных принципов бытия и становления.

Потребность в таком образе действий, имеющем целью прийти, насколько возможно, к единой картине мира, выглядит у многих мыслителей непреодолимой. Иначе невозможно объяснить, как может человек со здравым рассудком отказывать в субъективном переживании собаке или шимпанзе, как Декарт, или приписывать его атому железа, чему показал пример Вейдель.

Все открытия современной системной теории эволюции, относящиеся к возникновению новых системных свойств и к односторонним отношениям между разными уровнями интеграции, отчетливо свидетельствуют, что каузальный анализ, согласованный с системными свойствами живой системы, по своим результатам и методам весьма близок к результатам и методам гартмановского категориального анализа, согласованного с феноменами. Более того, можно даже утверждать, что лишь согласованный с системами каузальный анализ позволяет понять, почему порицаемые Гартманом нарушения границ приводят к столь тяжким заблуждениям. Мы ясно понимаем, почему невозможно вывести свойства более высокоинтегрированной системы из свойств низшей системы, а также почему столь бессмысленно отыскивать – и тем более постулировать – в отдельных подсистемах целой системы или у более простых предков высшего организма свойства и функции, которые появляются лишь при творческом акте высшей интеграции.

В этой книге мне придется особенно много заниматься одним типичным заблуждением этого рода – упорным стремлением многих психологов и исследователей поведения обнаружить адаптивное обучение не только у низших организмов, у которых его попросту "еще" нет, но, хуже того, в таких подсистемах высших организмов, которые не только не поддаются модификации посредством обучения, но и вообще, по указанным в главе 1 причинам, защищены от любых модификаций филогенетическим программированием. Психологу без биологической подготовки, обязанному большею частью своих практических знаний о живых существах знакомству с людьми и высшими млекопитающими и сверх того воспитанному в доктрине, согласно которой рефлекс и условный рефлекс суть самые простые и самые первоначальные элементы всякого поведения животных и человека, может показаться едва ли не само собой разумеющимся приписать даже простейшим и низшим беспозвоночным хотя бы простые задатки или "орименты"* условных реакций и держаться этого заблуждения упрямо и страстно. Корень такого упрямства и страстности – потребность в единой картине мира. Силой этой мотивации объясняется множество самообманов – иногда поистине трагических — при попытках обнаружить "обучение" у низших организмов.

4. Заблуждение, состоящее в построении антагонистических понятий

Как было показано в предыдущем разделе, разным слоям реального бытия соответствуют весьма различные категориальные свойства, зависящие от различных уровней интеграции системы. Были рассмотрены ошибки, происходящие от стремления понять мир с помощью единого объяснительного принципа, объяснить низшие, простые системы на основе «слишком высоких» принципов или, наоборот, высокоинтегрированные системы на основе «слишком элементарных».

Теперь необходимо обратиться к противоположному нарушению функции человеческой познавательной деятельности. Оно состоит в забвении того общего, что в равной мере присуще всем слоям реального мира. Образование антагонистических понятий, противопоставление альфы и не-альфы, есть форма мышления, которая, как и стремление к объяснению из единого принципа, несомненно является у человека врожденной и представляет собой некоторый противовес этому стремлению.

Одностороннее проникновение нижних слоев в верхние, о котором говорилось в разделе 4 главы 2, позволяет высказывать об общем и различном утверждения двоякого рода. Можно, например, утверждать, что все жизненные процессы суть химические и физические явления, что все субъективные процессы нашего переживания суть органические, физиологические и тем самым также химико-физические процессы и, наконец, что вся духовная жизнь человека в том же смысле происходит во всех этих лежащих в основе слоях. Столь же правильно и законно утверждать: жизненные процессы "по существу", т. е. в смысле принципов бытия и становления, присущих только им одним, составляющих только их существенную особенность и возвышающих процессы жизни над другими химико-физическими явлениями, представляют собой нечто совсем иное, чем эти явления. Нервные процессы, сопровождаемые переживаниями, суть нечто совершенно иное, чем неодушевленные нервно-физиологические процессы; и человек, который как наделенное духовной жизнью существо обладает культурно обусловленным сверхличным знанием, умением и волей, тем самым отличается по своей сущности от своих ближайших зоологических родичей.

Противоречие между этими двумя рядами утверждений – лишь кажущееся. Решение этой мнимой проблемы, которая может стать серьезным препятствием для продвижения человеческого познания, является одним из важнейших результатов, к которым пришли независимо друг от друга – но в полном согласии между собой – онтология Гартмана и каузально-аналитическое исследование живых систем. Состоит оно в том, что вследствие одностороннего характера проникновения между слоями или уровнями интеграции к ним неприменима форма мышления, основанная на взаимоисключающих противоположностях (die Denkform des kontradiktorischen Gegensatzes). В никогда не есть не-А, но всегда А + В, С есть А + В + С и так далее. Но несмотря на то, что в действительности подчинять слои реального мира дизъюнктным понятиям* неправомерно, такие понятия угнездились бесчисленными парами в нашем мышлении, в нашем научном и обиходном языке: природа и дух, тело и душа, животное и человек, естество и воспитание*.

Когда мы в нашей модели (см. рис. 1) интегрируем в единую систему две системы (а) и (b), т. е. составляем цепь с индукционной катушкой и конденсатором, то новое единство состоит из этих двух частей, являющихся его подсистемами, но обладает свойствами, совершенно не заметными в них даже в зачаточном виде. Казалось бы, так же легко понять, что аналогичные новые фульгурации происходили в ходе эволюции буквально на каждом шагу и что при всей своей новизне они оставляли в силе старые системные свойства.

Но некоторые представители философской антропологии, по-видимому, совершенно неспособны это понять и предаются бесконечным бесплодным дискуссиям о том, отличается ли человек от "животного" "по своей сущности" или только "степенью". Они не знают или не понимают, что любое вновь возникающее системное свойство, подобно колебательному характеру тока в нашей модели, безусловно, означает не "постепенное", а принципиальное изменение. Теплокровное животное со своим новым регулирующим контуром, поддерживающим постоянство температуры, тем самым в принципе отлично от своих предков с переменной температурой, птичье крыло в принципе отлично от конечности пресмыкающегося, из которой оно возникло, и в точности в этом и ни в каком ином смысле человек в принципе отличен от других антропоидов. Мой учитель Оскар Гейнрот имел обыкновение дружелюбно и терпеливо прерывать каждого, кто в его присутствии говорил о "человеке" и "животном", пользуясь дизъюнктными понятиями, и спрашивать: "Простите, когда вы говорите о животном, имеете ли вы в виду амебу или шимпанзе?"

5. РЕЗЮМЕ ДВУХ ПОСЛЕДНИХ ГЛАВ

Из двух последних глав, посвященных возникновению новых системных свойств и учению Николая Гартмана, о слоях, я хотел бы выделить три факта, существенных для главной темы этой книги — сравнительного исследования строения и филогенеза когнитивных механизмов. Как и все жизненные процессы, процессы получения и накопления информации, способствующей сохранению вида, многослойны и сложно сплетены между собой. Рассматривая их, мы будем все время встречаться с тремя фактами:

Во-первых: Простые и простейшие системы вполне способны функционировать самостоятельно, так же как простейшие организмы жизнеспособны и всегда были таковы, потому что иначе из них никак не могли бы возникнуть более высокоорганизованные потомки.

Во-вторых: Новая и сложная функция часто, если не всегда, возникает посредством интеграции нескольких уже существовавших более простых функций, которые и в отдельности, независимо от этой позднейшей интеграции, были способны к функционированию, а затем никоим образом не исчезают и не теряют своей важности, продолжая функционировать в качестве необходимых составных частей нового единства.

В-третьих: Совершенно напрасно искать у отдельных, независимо функционирующих подсистем или у низших организмов те системные свойства, которые возникают лишь на более высоком уровне интеграции.

Страница 4 из 8 Все страницы