Другую проблему представляют радио и телевидение, и обычная техника состоит в их глушении, как это делали русские почти непрерывно после второй мировой войны. Трудность этого метода состоит в том, что он чрезвычайно дорог, а также трудно применим к телевидению. Более того, предстоящее в будущем введение вещания через спутники может привести к тому, что вся используемая в этой области техника устареет. На международных переговорах о спутниковом вещании, происходящих в настоящее время, прилагаются отчаянные попытки введения строгого контроля, и это в значительной степени объясняется страхом некоторых правительств, что этот вид вещания может слишком близко подойти к провозглашенной Мильтоном идее "свободного и открытого обсуждения". Разумеется, лишь немногие хотели бы подвергнуться непрерывной бомбардировке рекламой пепси-колы или Дженерал Моторс, на чем настаивают критики беспрепятственного спутникового вещания, но проблема вовсе не в пепси-коле (которую пьют и в странах с цензурой, и в странах без таковой). Все дело в новостях и мнениях, которыми может сопровождаться реклама.

Мешают цензуре также беспрепятственные поездки через границу отдельных лиц или групп, и если хотят достигнуть в этой области совершенства, то их следует ограничить. Это значит, что узаконенная эмиграция и иммиграция должны быть практически прекращены, а поездки могут разрешаться лишь под строгим наблюдением и контролем, в особенности, если это касается подданных данного государства.

Обмен информацией с внешним миром составляет для правительства, применяющего цензуру, еще одну проблему: каким образом контролировать поток информации, поступающей от иностранных корреспондентов. Прямое изгнание их - слишком грубая мера, вызывающая нежелательные комментарии. Кроме того, такой образ действий мешает правительству посылать за границу информацию, которую оно хочет распространить. Выгоднее разрешить въезд корреспондентов, но ограничить их перемещение и источники информации, а также контролировать средства передачи информации через границу (телефон, телеграф, телетайп и т. п.). Как видно из периодически возобновляющихся дискуссий в ЮНЕСКО, вопрос о способах контроля над потоком новостей, применяемых национальными правительствами, представляет жгучий интерес для все возрастающего числа стран, хотя в настоящее время кажется невозможным принять международные санкции против этого вида цензуры.

Я пытался описать в этом обзоре, по возможности систематически, все применяемые виды цензуры, но есть еще один вид, не поддающийся анализу этого рода. Он может использоваться в сочетании с другими методами или отдельно, но во всех случаях высоко эффективен. Коротко говоря, он сводится к установлению особого типа контролируемого терроризма. На первый взгляд, такой терроризм может показаться случайным и беспорядочным, или частью более широкой кампании терроризма, не имеющей ничего общего со средствами коммуникации и образованием. Но вскоре обнаруживается, что убитые или исчезнувшие принадлежат к вполне определенному роду репортеров, телевизионных продюсеров, писателей, драматургов, университетских профессоров и артистов, в то время как другие выживают и преуспевают. Может быть, не все лица одного рода исчезают и не все другие выживают - это важно, чтобы поддерживать видимость случайности - но все это несет в себе отчетливое предупреждение: держись в стороне, не вмешивайся, иначе придет твой черед. В некотором смысле это расширение метода, описанного Бернардом Шоу под именем убийства. Практикуется он главным образом в Южной и Центральной Америке. Известнейшим примером была Аргентина, от которой не очень отставали Чили, Уругвай и Бразилия. Теперь то же происходит в Гватемале и Сальвадоре. И хотя эта практика не поддается детальному анализу, она является, несомненно, самой успешной и эффективной формой цензуры.

ДРУГИЕ ВИДЫ ЦЕНЗУРЫ

Как я уже сказал, критерием для выяснения, применяется ли цензура в некоторой стране, должна быть та или иная система поставленных целей, и этот критерий хорошо действует в отношении авторитарных правительств. Но он приводит к проблемам, когда мы переходим к другим системам правления. Можно ли с уверенностью сказать, что в парламентских демократиях Западной Европы и Северной Америки нет никакой цензуры? Разумеется, нет. И все же это слово, в строгом смысле, в котором я его определил, действительно не описывает то, что происходит в этих странах. Трудность здесь в том, что у нас нет другого слова для совокупного описания различных ограничений, которые могут налагаться и часто налагаются в этих странах на свободу выражения; это одна из причин смешения понятий, о котором я говорил в начале статьи.

Вообще говоря, точка зрения демократии состоит в том, что свобода выражения, хотя и является важным и в высшей степени ценным гражданским правом, входит в ряд других прав, с которыми иногда соперничает. Самые очевидные примеры таких соперничающих прав - это право на справедливый суд, без предвзятости, происходящей от предшествующих публикаций, право на охрану частной жизни и право на защиту репутации от злонамеренной или ложной сплетни; все эти права могут время от времени вступать в конфликт с правом на свободу выражения. В Англии, например, эти права защищаются законом о неуважении к суду и законом о клевете. Несколько лет назад эти права личности были дополнены еще двумя: правом не подвергаться диффамации на почве расовой принадлежности или цвета кожи (заключенным в Законе о межрасовых отношениях) и правом на неупоминание в печати прошлой преступной деятельности по истечении некоторого числа лет (что предусмотрено Законом о реабилитации правонарушителей). В каждом из этих случаев может явиться теперь альтернативное право, вступающее в конфликт с правом на свободу выражения, и решение принадлежит суду. Очень часто это приводит к ограничению права на свободу выражения, но сомнительно, можно ли это назвать цензурой в собственном смысле этого слова.

Более проблематичны случаи, которые можно назвать "реликтами" прошлых времен цензуры. Это в особенности законы о государственной тайне, законы о мятеже, законы о кощунстве и непристойности. Что касается законов о государственной тайне и мятеже, то они, конечно, являются продолжением старых забот о вещах, "вредных для государства или угрожающих его безопасности". Различие между способом действия таких законов в демократическом государстве и в государстве, выставляющем напоказ весь свои аппарат цензурных правил, состоит не столько в принципе, сколько в степени их применения. Простое наблюдение приводит к предположению, что все правители внутренне расположены распространять власть до пределов возможности. Но следует иметь в виду решающее различие по сравнению с теми из них, чья власть не ограничена или ограничена в очень малой степени. В случае мятежа критерий состоит в том, считается ли критика определенного правительства, лидера или группы лидеров автоматически критикой политического строя¹⁰ как такового или просто критикой служащих этого политического строя .

Иное дело государственные тайны. Их широкое распространение на целый ряд областей национальной жизни обычно оправдывается соображениями национальной безопасности, а также самим объемом и технической сложностью современной системы управления. "Право" правительств на некоторую степень тайны вообще признается в демократических обществах, но способы употребления этого права, а часто и злоупотребления им, меняются от страны к стране. Вообще говоря, страны Западной Европы более ограничительны в этой области, чем страны Северной Америки и Австралазии¹¹. В частности, британские правительства всех политических направлений в течение большей части ХХ-го века были одержимы секретностью, и возможно, что неуклюжие попытки нынешнего правительства запретить книгу Питера Райта "Охотник за шпионами" нанесли больший ущерб свободе печати и больше содействовали цензуре, чем любая отдельная политическая акция со времени второй мировой войны.

Эти циничные маневры побуждали многих британских политиков и комментаторов с завистью смотреть через Атлантический океан, на американскую практику резкого ограничения сферы государственной тайны, где издан (как и в Швеции) Закон о свободе информации, гарантирующий большую открытость деятельности правительства. В самом деле, американская модель свободы выражения, твердо опирающаяся на незыблемую основу Первой Поправки, все более рассматривается как цель устремлений западноевропейских реформаторов. Это, вероятно, здоровый инстинкт, но мы не должны закрывать глаза на тот факт, что именно открытость американского правительства в отношении расследования и страх, возникший вследствие этого у некоторых влиятельных членов администрации, спровоцировали заговор Ирангейт, который американские средства массовой информации бессильны были остановить в начале (хотя, в конечном счете, сумели его обезвредить). Иными словами, как бы ни были важны учреждения и законы, сами по себе они редко бывают достаточны: как всегда, ценой свободы остается вечная бдительность.

Что касается законов о кощунстве и непристойности, то они, как правило, восходят к традиционным вопросам о безнравственности, о ереси и о власти церкви. В католических странах эти законы все еще остаются в силе, особенно там, где правительства заключили конкордаты с Ватиканом. Но даже в протестантской Англии не так давно были случаи приговоров за кощунство (например, когда в 1970-ые годы газета гомосексуалистов "Гей Ньюс" была оштрафована за опубликование гомосексуального стихотворения о Христе Джеймса Керкапа, хотя в этом приговоре играла роль также предполагаемая "безнравственность" стихотворения). Безнравственность вообще является гораздо более сильным поводом для цензуры и в странах Западной Европы, и в Северной Америке, как об этом свидетельствуют повторяющиеся дебаты о порнографии и образование нескольких президентских комиссий для изучения этого вопроса. По традиции именно о "безнравственности" прежде всего думает широкая публика, услышав слово "цензура". Но не следует считать, что этим вопросом озабочены только демократии. Напротив, я не знаю ни одной страны, применяющей строгую политическую цензуру, где не осуществлялся бы также строгий контроль над общественной нравственностью и над выражением сексуальной темы. И вообще нет ни одной страны, где этот вопрос не принимался бы всерьез, хотя скандинавские страны - Швеция и Дания - и вслед за ними Соединенные Штаты показали пример гораздо более либерального отношения к нему. Вспомнив, как занимались этим римляне, мы приходим к заключению, что "наблюдение за общественной нравственностью" в той или иной форме останется навсегда. Даже в наши дни общепринятое мнение состоит в том, что публичное выражение сексуальной темы должно быть ограничено, поскольку это касается права граждан на защиту их частной жизни, и что следует охранять малолетних от эксплуатации дельцами, сделавшими развращение своим ремеслом.

Далее, возникли новые тревожные вопросы о природе и воздействии порнографии, поставленные активистками женского движения, и можно предвидеть, что в этом отношении будут приняты меры в духе процедур Закона о межрасовых отношениях, то есть порнография будет запрещаться на том основании, что она возбуждает ненависть или презрение к женщинам. Но вообще тенденция западного общества состоит в том, чтобы все меньше подвергать эти вещи прямому контролю и все больше предоставлять их личному выбору¹².

¹⁰С этим критерием тру дно согласиться. Если "критика государственного строя как такового" рассматривается как подстрекательство к мятежу, то возникает уже ограничение свободы выражения, равносильное очень строгой цензуре. Автор вряд ли согласился бы с обвинением этого рода, например, в Англии за критику института монархии.

¹¹Область в Южной части Тихого океана, включающая Австралию, Новую Зеландию, а также Новую Гвинею и другие острова.

¹²Такая точка зрения предполагает, что общество (и государство, его представляющее) не должно навязывать своим гражданам каких-либо ценностных суждении, то есть граждане должны сами решать, что для них хорошо и что плохо. При этом должны наказываться лишь проступки, нарушающие чьи-либо установленные права. Эта распространенная в наше время доктрина логически несостоятельна, поскольку самый перечень "прав человека" зависит от принятой системы ценностей. Можно утверждать, что каждое общество имеет право защищать ценности своей культуры - разумеется, с согласия граждан. Но тогда некоторое "наблюдение за нравственностью" оказывается формой самоуважения общества и, может быть, условием его выживания. Вопрос о цензуре нуждается в более глубоком исследовании. Но, конечно, все, что называлось цензурой в нашей стране, должно быть уничтожено.

Страница 7 из 8 Все страницы