С течением времени поведение Т. Д. Лысенко становилось все более агрессивным. Заручившись поддержкой Сталина и умело подделываясь под особенности его характера, в частности, используя его подозрительность, Лысенко все более и более отходил от серьезного, вдумчивого отношения к научным исследованиям, заменяя их беспочвенной демагогией, широковещательными обещаниями и публичным политическим охаиванием людей, возражавших ему. Возможно, что такое «превращение» произошло не без влияния И. И. Презента, специалиста в области общественных наук, демагога по натуре, который с середины 30-х годов стал приближенным Лысенко.

Вскоре, наряду с «открытиями» в области физиологии растений, Лысенко выдвинул «новую» концепцию в области генетики, утверждая, во-первых, что передача наследственных свойств потомству может происходить не только при половом скрещивании, но и при прививках растений, которые Лысенко назвал «вегетативной гибридизацией». Во-вторых, он признавал наследование приобретенных признаков, тем самым солидаризируясь со взглядами Ламарка, высказанными еще в начале Х1Х века и позже отвергнутыми. Лысенко отрицал существование в клетках живых организмов «вещества наследственности», которое сосредоточено в генах, и считал, что наследственные свойства передаются потомству всей клеткой в целом. На ученых, исповедующих классическую генетику, Лысенко обрушивался с яростной бранью, навешивая на них ярлыки буржуазных прихвостней, идеалистов, антимарксистов и врагов развития социалистического сельского хозяйства.

Начиная с 30-х годов дискуссии по вопросам генетики проходили в студенческих и научных аудиториях, рабочих клубах, редакциях журналов, и многие участники, недостаточно знакомые с существом дела, становились на сторону Лысенко, полагая, что он, как передовой ученый из народа, воюет с буржуазными ретроградами. Такому отношению способствовало недоверия «простых» людей и студенческой молодежи к старой интеллигенции, которое всячески подогревалось сверху. Лысенко же завоевывал симпатии широкой аудитории неспециалистов (в том числе и правительственных кругов) тем, что, выступая на совещаниях, он по манерам и речи разыгрывал из себя мало образованного «мужичка от сохи». Политические обвинения, которые делал Лысенко, не прошли бесследно для его противников, и в конце 30-х годов многие крупные генетики были арестованы как «враги народа» (термин, имевший широкое хождение в то время). Последним среди этой славной плеяды ученых был арестован Н. И. Вавилов в 1940 г..

Обстановка дискуссий того времени хорошо передана в воспоминаниях Л. И. Красовского, в то время студента 3-го курса на кафедре, которую возглавлял Д. А. Сабинин.

Привожу текст этих воспоминаний почти полностью.

«Еще в середине курса лекций, приблизительно в декабре 1936 - январе 1937 г. Дм. Анат. получал от студентов записки о ходе дискуссии по генетике. Эта дискуссия тогда проходила в клубе им. Кухмистерова (ныне театр им. Гоголя), где Лысенко делал свои первые (или одни из первых) наскоки на научную генетику, на «гороховые законы» Менделя. Сабинин объективно пересказывал суть крайних критических выпадов Лысенко. Всегда задавали вопросы об отношении самого Дм. Анат. к спору генетиков и Дм. Анат. открыто высказывался против необоснованной и ненужной критики научной генетики со стороны Лысенко и Презента. Это мнение Дм. Анат. было особенно ценно потому, что он сам не преподавал генетику и не имел сам ни профессиональной, ни сколько-нибудь корыстной заинтересованности отстаивать научную генетику. Для многих студентов того времени это имело решающее значение в выборе верной ориентации в науке, ибо спорили академики, отрицались основы науки, а защита со стороны генетиков представлялась их противниками и воспринималась студентами как логическое следствие косности, как нежелание перестроиться и переделаться у людей, которые много лет преподавали генетику, писали учебники и прожили с ней целую жизнь. Большинство и попалось на этот соблазн. Удержавшиеся же от соблазна во многом обязаны твердой позиции Дм. Анат. в этом ученом споре.

Очень яркое выступление против ошибок академика Лысенко было у Д. А. Сабинина в прениях на научной студенческой конференции в конце зимы или в начале весны 1937 года. Эта конференция была устроена по инициативе студентов при активнейшей поддержке тогдашнего сотрудника деканата С. Д. Юдинцева. Конференция была посвящена работам акад. Т. Д. Лысенко. Подготовлено было пять докладов – три по развитию и два по генетике. Тогда уже всем было хорошо известно, что вопреки «здравому смыслу» проф. Сабинин является противником акад. Лысенко, не скрывает этого и вызывает сильное недовольство начальства.

Конференция открылась в Большой Ботанической аудитории. Б'oльшая часть скамеек была занята слушателями. За кафедрой сидел президиум. Сабинина не было. Но в начале моего доклада (я был первым) вошел Дм. Анат. и вызвал сенсацию. Обычно одетый очень скромно и еще более скромно державшийся, Дм. Анат. в этот раз был одет в красивый светлый костюм и выглядел, как мне помнится, подчеркнуто эффектно. Уже самим костюмом Д. А. противопоставлял себя всей серой массе тогдашних «пролетарских кадров». Почему-то он сел не на студенческую скамейку, где сидели другие профессора, но занял место в президиуме, словно хотел, чтобы все видели его символический протест. Все это, вероятно, Сабинин делал намеренно, заранее зная весь ход последующих событий.

Вспоминаю, как два года спустя, осенью 1939 года, мы с ним ходили на лекцию об электронном микроскопе в Ленинскую аудиторию МГУ. Я заранее купил билеты, заранее вручил билет Д. А., заранее занял места, но Д. А. не было. Когда уже началась лекция, он появился в дверях. Билет он, конечно, потерял, заплатил деньги контролеру и бегом стал подниматься по лестнице. Потом увидел меня, сообразил, что пройти невозможно, ибо придется беспокоить десятка полтора людей, зашел сверху и перепрыгнул через барьер. Вот такова была норма поведения этого крупнейшего физиолога наших дней.

На конференции 1937 года он священнодействовал. Весь зал напрягся в ожидании убийственной для Лысенко и для него самого речи. Долго тянулись пять (если не шесть) докладов. Задавали вопросы. Вяло и трусливо высказывалось начальство. И вот объявляют: «Слово предоставляется профессору Сабинину». Не помню точно, хлопали или нет, но все с удовольствием замерли в ожидании необычного. И необычное началось. Он коснулся всех докладов и из каждого извлек что-то против Лысенко. Он особенно хвалил Кремянского за его пример с элодеей, которая «только растет, но не развивается», ибо не дает семян, а развитие по Лысенко есть смена форм «от семени до семени». Коснувшись каждого доклада, Д. А. со всей силой своей эрудиции и мощью ораторского таланта, который в нем словно оживал всякий раз, когда он говорил о Лысенко, обрушился на мой доклад, посвященный теории стадийного развития. С большим тщанием подготовленный, мой доклад подробно, точно и доходчиво излагал стадийное учение Лысенко и выгодно показывал его значение для сельского хозяйства. Многие слушатели впервые из моего доклада узнали о стадийной теории и искренне оценили ее так же высоко, как оценивал ее тогда я, студент 3-го курса.

Сабинин подтвердил правильность моего изложения, но категорически возражал против моей высокой оценки стадийной теории. К сожалению, не было стенограмм той блестящей речи Дм. Анат., поэтому трудно воспроизвести его аргументацию. Но уже тогда он говорил о неотделимости роста от развития, о неприложимости Лысенковского понятия развития к растениям, размножающимся без спор и семян, о «загадочных»(!) причинах прибавки урожая после яровизации, о необязательности яровизации для некоторых сортов даже озимых культур, о том также, что в открытии яровизации у Лысенко есть предшественники и для науки в ней нет ничего нового. Закончил свою речь Д. А. заранее подготовленным ударом и цитатой из любимого его гениального Гёте. Сабинин сказал, что никакой теории у Лысенко нет, есть лишь шаткая гипотеза, которая только пытается выяснить интереснейший и важнейший для биологии вопрос физиологии растений. Гёте сказал, что гипотеза – это леса, которые нужны, чтобы построить здание. Когда здание готово, леса убирают. Нельзя, как это делает Лысенко, леса принимать за само здание.

Овация была дружная, бурная, продолжительная. Сабинин торжествовал. Он победил невежество и достиг поставленной цели. Его превосходство было настолько велико, что остальное бормотание на конференции потеряло смысл, никто ничего не слушал и она сама собой закончилась. Не могу даже сказать, были ли заключительные слова и выступал ли я с каким-нибудь беспомощным лепетом – настолько стало все ничтожно и бесцветно после выступления Дм. Анат.

Но недолго длилось его торжество. Дм. Анат. часто любил говорить, что смысл словам придает слушающий, а не говорящий. А слушатели были тогда особенные в своем роде. Существовали «буксиры». В Университете в 1936 году устроили диктант студентам и свыше 90% получили «неуды». Открыли обязательные курсы ликбеза для студентов МГУ. Это был 1937 год и головы были туго набиты бредом о бдительности. Легко себе представить, что влиятельное большинство восприняло речь Сабинина, как недопустимую дерзость «чужака». Люди чем-то вроде почек или желчного пузыря глубоко чувствовали, что Лысенко прав, и мозгом приняли только то, что Сабинин против Лысенко. Только сейчас тогдашняя речь Сабинина начинает звучать, как смелый голос истины. Потребовалась треть столетия, чтобы поднять культуру биологов до конгениальности с Сабининым в понимании лысенковской стадийности.

Нет сомнения, что Сабинин, казавшийся инородным телом в Университете, держался там непрочно. Заслуги перед наукой тогда ценились дешево, без труда изымали таких ученых, как Успенский, Вальтер, Кизель, Тулайков, Вавилов и многих других. Больше всего было нежелательно инакомыслие, которого, хотя бы в отношении Лысенко, Сабинин никогда ни от кого не скрывал. Выступление Д. А. на конференции было последней каплей, которая переполнила чащу терпения, и очень скоро общественные организации приняли решение об увольнении Сабинина из Университета.»[Воспоминания Л.И. Красовского были написаны приблизительно в 1966 году.]

Формулировка увольнения звучала так: «за плохое руководство работой кафедры и за нетактичное выступление перед студенческой аудиторией по вопросам работы Лысенко» (цитирую характеристику, выданную Д. А. Сабинину деканом биофака С. Д. Юдинцевым и парторгом Н. К. Тильгором уже после восстановления его в Университете 1. Х1 1938 г.)

Дм. Анат. не работал в Университете в течение года. Говорят, что при встречах со знакомыми в это время Д. А. иногда шутливо говорил: «Смотрите на меня внимательно, может быть, скоро не увидите: ведь я с работы снят, но еще не арестован».

После восстановления на работе в 1938 г. Д. А. Сабинин с группой сотрудников и аспирантов еще раз поехал в Одессу для знакомства с продолжением работ Лысенко.

Страница 2 из 4 Все страницы