Глава 2

Перенаселение

В нормальных условиях едва ли можно найти хоть один цикл с положительной обратной связью в отдельном организме. В эту крайность может впасть только жизнь в целом – пока, как может показаться, безнаказанно. Органическая жизнь встроилась, как некая странная плотина, в поток рассеивающейся энергии вселенной, она поглощает отрицательную энтропию, захватывает энергию и растет за ее счет, а этот рост дает ей возможность захватывать все больше и больше энергии, и тем быстрее, чем больше она уже захватила. Если это не привело еще к чрезмерному разрастанию и катастрофе, то лишь потому, что безжалостные силы неорганической природы и законы вероятности удерживают размножение живых организмов в некоторых пределах, а также потому, что внутри различных видов выработались циклы регулирования. Как они действуют, мы увидим в следующей главе, где пойдет речь об опустошении жизненного пространства Земли. Но в первую очередь надо сказать о безграничном росте численности населения – хотя бы потому, что очень многие явления, рассматриваемые в дальнейшем, являются его последствиями.

Все блага, доставляемые человеку глубоким познанием окружающей природы, прогрессом техники, химическими и медицинскими науками, все, что предназначено, казалось бы, для облегчения человеческих страданий, – все это ужасным и парадоксальным образом способствует гибели человечества. Ему угрожает то, что почти никогда не случается с другими живыми системами, – опасность задохнуться в самом себе. Ужаснее всего, однако, то, что в этом апокалипсическом ходе событий высочайшие и благороднейшие свойства и способности человека – именно те, которые мы по праву ощущаем и ценим как исключительно человеческие, – по всей видимости, обречены на гибель прежде всего.

Все мы, живущие в густонаселенных культурных странах и особенно в больших городах, уже не осознаем, насколько не хватает нам обыкновенной теплой и сердечной человеческой любви. Нужно побывать в действительно безлюдном краю, где соседей разделяет много километров плохих дорог, и зайти незваным гостем в какой-нибудь дом, чтобы оценить, насколько гостеприимен и приветлив человек, когда его способность к социальным контактам не подвергается длительной перегрузке. До моего сознания это когда-то дошло благодаря одному незабываемому переживанию. У меня гостила американская супружеская пара из Висконсина. Это были люди, сделавшие своей профессий защиту природы и жившие в лесу в полном одиночестве. Когда мы собрались ужинать, раздался звонок, и я раздраженно воскликнул: «Кого это еще там принесло!» Я не смог бы сильнее шокировать моих гостей, если бы совершил самый непристойный поступок. Для них было скандалом, что кто-то может реагировать на неожиданный звонок в дверь иначе, как радостью.

В фантасмагории вечно меняющихся, накладывающихся друг на друга и стирающихся человеческих образов мы уже не можем разглядеть лик нашего ближнего, и в этом, без сомнения, в значительной мере повинна скученность людских масс в современных больших городах. Наша любовь к ближнему настолько разбавляется массой ближних, и притом слишком близких, что в конце концов оказывается невозможно обнаружить даже ее следов. Тот, кто еще хочет испытывать сердечные и теплые чувства к людям, должен сосредоточить их на небольшом числе друзей; как бы ни было правильно и этично требование любить всех людей, мы так устроены, что не можем его выполнить. Поэтому нам приходится делать выбор и тем самым в эмоциональном отношении «держать на расстоянии» множество других людей, несомненно не менее достойных нашей дружбы. Зачастую одна из главных забот жителя большого города — "Not to get emotionally involved". [Не вовлекаться эмоционально (англ.)] Но в этом неизбежном для всех нас образе действий чувствуется губительное дыхание бесчеловечности; он вызывает воспоминание об американских плантаторах старого времени, вполне человечно обращавшихся со своей негритянской дворней, но рабов на плантациях рассматривавших в лучшем случае как довольно ценный домашний скот. Если это намеренное отгораживание от человеческого общения заходит достаточно далеко, то в сочетании с притуплением чувств, о котором пойдет речь дальше, оно ведет к тем чудовищным проявлениям равнодушия, о которых мы каждый день читаем в газетах. Чем больше скопление людей, тем настоятельнее для каждого необходимость "not to get involved" – и теперь именно в самых больших городах грабежи, убийства и насилия могут происходить среди бела дня на самых оживленных улицах, не вызывая вмешательства прохожих.

Скученность людей в тесном пространстве ведет к обесчеловечиванию не только косвенно, вследствие исчерпания возможностей отношений между людьми: она самым непосредственным образом вызывает агрессивное поведение. Из множества опытов над животными известно, что скученность усиливает внутривидовую агрессию. Кто не был в лагере для военнопленных или другом принудительном сборище людей, вряд ли может себе представить, насколько возрастает в таких условиях раздражительность от каждого пустяка. Состояние это становится просто мучительным, если пытаешься сдерживаться и вежливо, т. е. дружелюбно, обращаться с собратьями по виду, которые не являются твоими друзьями, но с которыми приходится ежедневно и ежечасно сталкиваться. Общее недружелюбие, наблюдаемое во всех больших городах, явно возрастает пропорционально плотности скопления людей. Например, на больших вокзалах или на автобусной станции в Нью-Йорке оно достигает устрашающей степени.

Косвенным образом перенаселение способствует всем тем расстройствам и явлениям упадка, о которых пойдет речь в следующих главах. Некоторые полагают, что с помощью надлежащего «кондиционирования» можно вывести новую породу людей, нечувствительных к дурным последствиям сколь угодно тесной скученности, но я считаю такой взгляд опасным заблуждением.

Страница 4 из 13 Все страницы