Глава 3

Опустошение жизненного пространства

Широко распространено заблуждение, будто природа неисчерпаема. Каждый вид животных, растений и грибов – поскольку все три категории живых существ входят в один великий механизм – приспособлен к своему окружению; к этому окружению относятся, само собой, не только неорганические составные части данной местности, но и все другие населяющие ее живые существа. Итак, все организмы одного жизненного пространства приспособлены друг к другу. Это относится и к тем из них, которые на первый взгляд друг другу враждебны, как, например, хищник и его жертва, тот, кто ест и тот, кого едят. При ближайшем рассмотрении обнаруживается, что эти организмы, рассматриваемые как виды, а не как индивиды, не только не вредят друг другу, но часто даже объединены общностью интересов. Совершенно ясно, что потребляющий вид жизненно заинтересован в дальнейшем существовании потребляемого, будь то животное или растение, и этот интерес тем сильнее, чем более он специализирован в питании на единственном виде. В таких случаях хищник никогда не может полностью истребить вид, которым он питается. Последняя пара хищников умерла бы с голоду задолго до того, как им попалась бы последняя пара этого вида. Когда плотность популяции жертвы опускается ниже известного уровня, хищник гибнет, – как это, к счастью, произошло с большей частью китобойных предприятий. Когда динго, который был раньше домашней собакой, попал в Австралию и там одичал, он не истребил ни одного из видов, служивших ему пищей, но зато погубил обоих крупных сумчатых хищников: сумчатого волка (Thylacinus) и сумчатого дьявола (Sarcophilus). Эти сумчатые, наделенные поистине страшными зубами, намного превзошли бы динго в прямой схватке, но они, с их примитивным мозгом, нуждались в гораздо большей плотности популяций своих жертв, чем более умная дикая собака. Динго не закусал их насмерть, а уморил голодом в конкурентной борьбе.

Редко случается, чтобы размножение животного прямо зависело от имеющегося количества пищи. Это было бы невыгодно как «эксплуататору», так и «эксплуатируемому». Рыбак, живущий за счет некоторого водоема, поступает разумно, вылавливая рыбу лишь в таком количестве, чтобы оставшаяся популяция могла размножиться до максимума, восполняющего улов. Оптимальную величину улова можно установить лишь весьма сложным минимаксным расчетом. Если ловить слишком мало, озеро окажется перенаселенным, и прирост молоди сократится. Если ловить слишком много, останется недостаточно производителей, чтобы снова довести популяцию до такой численности, какая могла бы прокормиться и вырасти в водоеме. Как показал В. К. Уинн-Эдвардс, подобной экономической деятельностью занимаются очень многие виды животных. Наряду с разграничением территорий, препятствующим слишком тесному соседству, есть много других способов поведения, препятствующих чрезмерной эксплуатации доступных ресурсов.

Нередко случается, что потребляющий вид приносит потребляемому явную пользу. Дело не только в том, что потребляющий вид регулирует прирост животных или растений, служащих ему пищей, так что выпадение этого фактора нарушило бы их жизненное равновесие. Популяционные катастрофы, наблюдаемые у быстро размножающихся грызунов сразу же после того, как их численность становится максимальной, заведомо опаснее для сохранения вида, чем поддержание выверенного среднего числа хищниками, «снимающими» избыток. Но очень часто симбиоз между потребляемыми и потребляющими видами заходит гораздо дальше. Многие виды трав явно «сконструированы» в «расчете» на то, чтобы их постоянно укорачивали и топтали крупные копытные; этому приходится подражать при уходе за газонами, постоянно выкашивая и приминая траву. Когда эти факторы выпадают, травы с такими свойствами сразу же вытесняются другими, не выдерживающими подобного обращения, но более жизнеспособными в чем-нибудь другом. Короче говоря, два вида живых организмов могут находиться в отношениях зависимости, очень похожих на взаимоотношения человека с домашними животными и культурными растениями. Поэтому и закономерности таких взаимодействий часто весьма напоминают экономику человека; изучающая их биологическая дисциплина называется экологией, так что сходство подчеркивается также и термином*. Впрочем, одно из экономических понятий, которым мы еще займемся, в экологии животных и растений не встречается: хищническая эксплуатация.

Взаимодействия в системе, состоящей из многих видов животных, растений и грибов, совместно населяющих некоторое жизненное пространство и образующих жизненное сообщество, или биоценоз, невероятно многообразны и сложны. Приспособление различных видов живых организмов в течение промежутков времени, сравнимых не с историей человечества, а с геологическими периодами, привело к состояниям равновесия, столь же достойным изумления, сколь и легко уязвимым. Эти равновесные состояния охраняются от неизбежных нарушений, зависящих от погоды и других подобных факторов, с помощью многочисленных регулирующих процессов. Медленные изменения, какие производит, например, эволюция видов или постепенно меняющийся климат, не представляют угрозы для равновесия жизненного пространства. Однако внезапные воздействия, сколь бы незначительными они ни были на первый взгляд, могут иметь неожиданно большие, даже катастрофические последствия. Завоз какого-нибудь совершенно безобидного с виду животного может буквально опустошить обширные области страны – как произошло из-за кроликов в Австралии. В этом случае равновесие биотопа было нарушено вмешательством человека, но в принципе подобные явления возможны и без его участия, хотя и более редки.

Экологическая среда человека изменяется во много раз быстрее, чем у всех других живых существ. Темп этого изменения обусловлен непрерывным развитием техники, ускоряющимся в геометрической прогрессии. Поэтому человек не может не вызывать глубоких изменений и – слишком часто – полного разрушения биоценозов, в которых и за счет которых живет. Исключение составляют лишь очень немногие «дикие» племена, например некоторые индейцы девственных лесов Южной Америки, живущие собирательством и охотой, или обитатели некоторых океанических островов, немного занимающиеся земледелием, а в основном питающиеся кокосовыми орехами и дарами моря. Такие культуры влияют на свой биотоп не больше, чем популяции какого-либо вида животных. Это один теоретически возможный способ жизни человека в равновесии со своим биотопом; другой способ состоит в том, что человек – земледелец и скотовод – создает новый, полностью приспособленный к своим потребностям биоценоз, который в принципе может долго существовать точно так же, как и возникший без его участия. Так обстоит дело во многих старых земледельческих культурах, где люди живут в течение многих поколений на одной и той же земле, любят ее и возвращают ей то, что от нее получают, пользуясь своими основательными экологическими знаниями, почерпнутыми из практики.

Крестьянин знает то, о чем все цивилизованное человечество, по-видимому, забыло: что жизненные ресурсы всей нашей планеты не безграничны. Этот факт постепенно начал вновь осознаваться только после того, как в Америке обширные местности были превращены в пустыни эрозией почвы, возникшей из-за хищнической эксплуатации земли, большие пространства закарстовались* вследствие вырубки леса и вымерло множество видов полезных животных, – и осознание началось главным образом из-за того, что коммерческие последствия болезненно ощущались крупными сельскохозяйственными, рыболовными и китобойными предприятиями. Однако это до сих пор не общепризнано и не проникло в сознание общественности!

Характерная для нашего времени спешка, о которой пойдет речь в следующей главе, не оставляет людям времени проверить и подумать, прежде чем приступить к действию. И они еще гордятся этим в своем неведении, называя себя "doers" – «деятелями», – тогда как в действительности они становятся злодеями по отношению к природе и к самим себе. Злодеяния совершаются теперь повсюду, где применяются химические средства, например при истреблении насекомых в земледелии и плодоводстве, и почти с такой же недальновидностью в фармакологии. Иммунологи выдвигают серьезные возражения против вошедших во всеобщее употребление медикаментов. Психология «Получить сейчас же!», к которой я еще вернусь в четвертой главе, делает некоторые отрасли химической промышленности преступно легкомысленными, побуждая их распространять средства, длительное воздействие которых вообще невозможно предвидеть. Во всем, что касается экологических перспектив земледелия, а также требований медицины, господствует поистине невероятная бездумность. Тех, кто предостерегает от необдуманного применения ядов, подлейшим образом дискредитируют и затыкают им рот.

Цивилизованное человечество готовит себе экологическую катастрофу, слепо и варварски опустошая окружающую и кормящую его живую природу. Почувствовав экономические последствия, оно, возможно, осозн?ет свои ошибки, но весьма вероятно, что тогда будет уже поздно. И меньше всего человек замечает, какой ущерб наносят эти варварские действия его душе. Всеобщее и быстро распространяющееся отчуждение от живой природы в значительной мере повинно в эстетическом и этическом очерствении цивилизованных людей. Откуда возьмется у подрастающего человека благоговение перед чем бы то ни было, если все, что он видит вокруг себя, – дело человеческих рук, и притом весьма убогое и безобразное? Горожанин не может даже взглянуть на звездное небо, скрытое от него многоэтажными домами и химическим загрязнением атмосферы. Поэтому неудивительно, что с прогрессом цивилизации так прискорбно уродуются города и деревни. Посмотрите свежим взглядом и сравните старый центр любого немецкого города с его современной окраиной или эту позорную для нашей культуры окраину, быстро вгрызающуюся в землю вокруг нее, с местами, которые она еще не успела захватить. Сравните затем гистологические картины любой здоровой ткани и злокачественной опухоли: вы обнаружите поразительные аналогии! Объективно, в переводе с языка эстетики на язык науки, можно сказать, что суть этих различий состоит в потере информации.

Клетка злокачественной опухоли отличается от нормальной прежде всего тем, что она лишена генетической информации, необходимой для того, чтобы быть полезным членом сообщества клеток организма. Поэтому она ведет себя как одноклеточное животное или, точнее, как молодая эмбриональная клетка. Она не обладает никакой специальной структурой и размножается безудержно и бесцеремонно, так что опухолевая ткань врастает в соседние, еще здоровые ткани и разрушает их. Бросающиеся в глаза аналогии между картинами опухоли и городской окраины проистекают от того, что в обоих случаях здоровые пространства «застраивались» по многочисленным, очень различным, но тонко дифференцированным и дополняющим друг друга планам, мудрая уравновешенность которых достигалась благодаря информации, накопившейся в процессе длительного исторического развития, между тем как пространства, опустошенные опухолью или современной техникой, заполнены немногими крайне упрощенными конструкциями. Гистологическая картина совершенно однородной, структурно бедной опухолевой ткани до ужаса напоминает аэрофотоснимок современного городского предместья с его унифицированными домами, которые, недолго думая, в спешке конкуренции проектируют культурно убогие архитекторы. Бег человечества наперегонки с самим собой, о котором пойдет речь в следующей главе, производит губительное воздействие на жилищное строительство. Как коммерческие соображения, заставляющие использовать более дешевые в массовом изготовлении стандартные блоки, так и все нивелирующая мода приводят к тому, что на всех городских окраинах во всех цивилизованных странах появляются сотни тысяч массовых жилищ, которые отличаются друг от друга лишь номерами и не заслуживают имени домов. В лучшем случае это нагромождения стойл для «одомашненных людей» (Nutzmenschen), если дозволено ввести такой термин по аналогии с «домашними животными» (Nutztiere). [Перевод слова Nutztiere неточен: оно обозначает любых животных, используемых в хозяйственных целях (в том числе дичь, рыбу и т. п.). Поэтому Nutzmenschen – это люди, рассматриваемые не как самостоятельная ценность, а как средство для достижения чьих-то целей.]

Клеточное содержание кур-леггорнов справедливо считается мучительством животных и позором нашей культуры. Однако ставить людей в такие же условия находят вполне допустимым, хотя именно человек менее всего способен выносить подобное обращение, в подлинном смысле унижающее человеческое достоинство. Самоуважение нормального человека побуждает его утверждать свою индивидуальность, и это его бесспорное право. Филогенез сконструировал человека таким образом, что он не способен быть, подобно муравью или термиту, анонимным и легко заменимым элементом среди миллионов точно таких же организмов. Достаточно внимательно посмотреть на какой-нибудь поселок садоводов-любителей, чтобы увидеть, какие формы принимает там стремление людей выразить свою индивидуальность. Обитателям стойл для одомашненных людей остается единственный способ сохранить самоуважение: им приходится вытеснять из сознания самый факт существования многочисленных товарищей по несчастью и прочно отгораживаться от своего ближнего. В очень многих массовых жилищах балконы разделены стенками, чтобы нельзя было увидеть соседа. Человек не может и не хочет вступать с ним в общение «через забор», потому что страшится увидеть в его лице свой собственный отчаявшийся образ. Это еще один путь, которым скопление людских масс ведет к изоляции и безучастности к ближнему.

Эстетическое и этическое чувства теснейшим образом связаны друг с другом, и, разумеется, у людей, вынужденных жить в таких условиях, атрофируется и то и другое. Для духовного и душевного здоровья человеку необходимы красота природы и красота рукотворной культурной среды. Всеобщая душевная слепота к прекрасному, так быстро захватывающая нынешний мир, представляет собой психическую болезнь, и ее следует принимать всерьез уже потому, что она сопровождается нечувствительностью к этическому уродству.

Когда принимают решение проложить улицу, построить электростанцию или завод, уничтожив этим красоту обширного ландшафта, то для тех, от кого это зависит, эстетические соображения не играют никакой роли. Что ради красоты природы нельзя идти на экономические и тем более политические жертвы – в этом все между собой согласны, начиная с председателя общинного совета маленькой деревни и кончая министром экономики большого государства. Те немногие защитники природы и ученые, которые ясно видят надвигающееся бедствие, совершенно бессильны. Какие-нибудь участки на опушке горного леса повысятся в цене, если к ним подвести дорогу, ради этого чарующий ручеек, вьющийся по деревне, заключают в трубу, выпрямляют, отводят под землю – и прелестная деревенская улица превращается в безобразное пригородное шоссе.

Страница 5 из 13 Все страницы