В ночь на первое марта 1953 года Сталин устроил свое последнее пиршество на «ближней даче» в Кунцево, недалеко от Москвы. На этой тайной вечере Лжеучитель в последний раз встретился со своими четырьмя Иудами. Наутро — а точнее, на следующий день, потому что он просыпался не рано — он не вышел в обычное время из своих покоев. Охранники встревожились, но не смели войти. В шесть часов наружный охранник заметил, что в столовой зажегся свет. Верные слуги боялись войти к Сталину. Один, наконец, пошел и нашел его лежащим на полу, в луже мочи. Часы его остановились на половине седьмого.

Перепуганные чекисты стали звонить, как было положено — министру госбезопасности Игнатьеву, ответственному за охрану Сталина, но министр не осмелился приехать и не дал указаний, а велел звонить Берии и Маленкову. Это были главные апостолы, пировавшие накануне со своим учителем. Отсюда ясно, в чьих руках была в этот момент реальная власть. Кстати, при Сталине Игнатьев пуще всего боялся связи с Берией. За такую связь его предшественник по министерству Абакумов сидел уже в тюрьме, ожидая расстрела. Игнатьев выжил — первый из всех, кто возглавлял это министерство.

Берия не отвечал, Маленков тоже не мог до него дозвониться. Наконец Берия позвонил и велел никому ничего не говорить. Четверка соратников приехала: Берия, Маленков, Хрущев и Булганин. Если верить Хрущеву, они тоже боялись войти и послали посмотреть подавальщицу Матрену. Наконец Берия с Маленковым вошли, вернулись, и Берия, объяснив охране, что Сталин спит, запретил его тревожить. Ученики уехали, оставив учителя умирать в одиночку — попросту говоря, умирать, как собаку.

После повторных панических сигналов охраны четыре апостола явились на следующее утро — наконец, в сопровождении врачей. При Сталине не было не только врача, но даже фельдшера: медикам он уже не доверял. Охране он тоже не доверял, и вообще не доверял никому. Но если верить  охране, в последнюю ночь он как будто заговорил иначе. Один из его доверенных стражей, некто Хрусталев, говорил со Сталиным после отъезда четверки и сказал охранникам, что Хозяин больше ни в ком не нуждается, и велел им идти спать. Такого еще никогда не было, чекисты удивились, но — по их словам —  уснули. Хрусталев оставался до десяти утра и уехал раньше, чем Сталин обычно вставал. Неизвестно, что он делал ночью — вероятно, тоже спал? Итак, в последнюю ночь своей жизни Сталин отказался от охраны — а раньше каждый его шаг охраняли днем и ночью, в несколько эшелонов, следивших друг за другом. Охранники говорили, что Сталин «особенно любил» Хрусталева. Как только Сталин умер, Берия, торжествуя и торопясь, воскликнул: «Хрусталев, машину!» Как и следовало ожидать, этот доверенный человек обоих вскоре заболел и умер.

Мы вряд ли когда-нибудь узнаем, что произошло в ночь на первое марта. В таких случаях следы тщательно заметают: потомство так и не знает, отчего умер царевич Дмитрий. Известно только, кому нужна была его смерть. Придется и нам прибегнуть к этому приему.

Сталин был окружен людьми, изображавшими преданность ему. В этом нет ничего удивительного, потому что он был тиран. Тираны не выносят другого окружения: им надо поддакивать и льстить. Но они этим людям не верят. Человеку свойственно переносить на других свои собственные качества: Сталин  думал, что все люди лживы и коварны. Все, кто знал Сталина, видели, что он не верил никаким человеческим  мотивам, кроме страха и корысти. Он чудовищно развратил этим всю страну: при Сталине простая порядочность стала опасной. И сам он, конечно, имел те же мотивы — корысть его состояла в жажде власти, а страх преследовал его неотвязно, потому что он знал, что вместе с властью потеряет жизнь. Это типичная история тирана.

Но не каждый тиран привлекает такое внимание — не каждого считают великим человеком. Один из прислужников Сталина, писатель Эренбург, пережил его и написал мемуары, лживую книгу, где он сравнивает своего хозяина с «блистательными тиранами итальянского Возрождения». Это сравнение смехотворно: Сталин не был «блистательным тираном», и никакого возрождения вокруг него не было. Все его «величие»состояло в масштабах его тирании, которые и нуждаются в объяснении. Вообще, мир вокруг полон тиранов. Они тиранят всех, кого могут безнаказанно мучить — чаще всего своих несчастных жен, детей или подчиненных. Много есть и таких, кто может позволить себе более свирепые формы тирании — это главари бандитских шаек, отдающие приказы об убийствах. По своим психологическим свойствам они очень похожи на нашего героя, но их не считают великими людьми: масштаб у них не тот. Прилагательное «великий» относится, главным образом, к масштабам деятельности. Эпидемия 1348 года, опустошившая Европу, называется «Великой Чумой»; Наполеона называют великим полководцем; Сталин считается в том же смысле «великим государственным деятелем».

Но в этом сравнении что-то не в порядке. Чума в самом деле сделала свое дело — вымерло около трети населения; Наполеон в самом деле выигрывал сражения — пока не начал их проигрывать, так что проиграл все, что выиграл. Чего же в самом деле добился Сталин? Чтобы ответить на этот вопрос, надо избавиться от присущей историкам почтительности к «великим людям». Историки всегда ищут у государственных деятелей глубокие планы и расчеты. Поскольку историки относятся к историческим событиям с глубоким уважением (можно ли иначе относиться к тому, чем занимаешься всю жизнь?), они переносят это уважение на исторические личности, возглавлявшие государства. Авторханов, ненавидящий Сталина, приписывает ему безупречный «прагматизм», то есть холодную расчетливость — хотя и направленную всего лишь на сохранение власти. Дейчер, в своей книге о Сталине, предполагает у него далеко идущие планы, нечто вроде политической системы, какая была, по-видимому, у Цезаря и Александра Македонского. С кем же надо сравнивать этого человека? Сам он, в разговоре с матерью, определил свое положение, как нечто вроде царя. Сравним же его с царями.

Когда-то историки очень интересовались царями, но относились к ним, как к случайным людям, от которых зависят по воле богов человеческие судьбы. Геродот мог изобразить какого-нибудь восточного деспота, который накануне неизбежной войны перебил, по непонятному капризу, командование собственной армии. Историки нашего времени слишком серьезны, чтобы допустить такое безобразие. Они ищут во всем объективные причины, тогда как старые историки довольствовались субъективными. То, что сделал Сталин накануне страшной войны, едва не погубившей нашу страну, было просто невероятным субъективным поведением, для которого он имел, впрочем, личные причины. Был ли он безумцем? Многие государственные деятели, особенно наделенные неограниченной властью, в самом деле вели себя как безумцы. Историки могут признать безумцем какого-нибудь Нерона, далекого от их собственных эмоций, но вряд ли они могут так же отнестись к Ивану Грозному. Сталин очень уважал Грозного и однажды откровенно объяснил, какие достоинства он ценил в этом царе и надеялся превзойти: «Не дорезал Иван пять боярских семей». Целью Ивана, как и самого Сталина, было уничтожить всех своих врагов. Но те же цели ставит себе любой безумец, одержимый манией преследования.  Что же такое безумец?

Примем самое простое определение: безумец — это человек, имеющий фантастические представления об окружающем мире и ведущий себя в соответствии с этими представлениями. Иначе говоря, представления безумца искажены по сравнению с понятиями «нормального человека». Классический сумасшедший считает себя, например, зернышком и боится петуха, который может его склевать.  Таких понятий не бывает у «нормальных» людей, по опыту знающих, чего можно ожидать от петуха. Иначе говоря, нормальный человек получает нормальные реакции окружающего мира и потому остается нормальным. Если по какой-то причине некоторые реакции выключаются, человек становится ненормальным — сначала в отношении этих специальных реакций, а потом и других, потому что у него расстраивается оценка действительности. Например, у некоторых людей атрофируется ощущение боли, контролирующее неосторожные движения, и эти люди обычно погибают от какой-нибудь случайности. Такие люди ненормальны лишь в некотором специальном смысле, а в других отношениях кажутся вполне нормальными. Среди нас живет множество людей с безобидными странностями, которых называют чудаками. Если их странности становятся обидными для окружающих, те начинают реагировать, и их странное поведение ограничивается. Если же механизм этих ответных реакций расстраивается, человек меняется, его странности развиваются, соединяются в устойчивые комплексы поведения, и его считают сумасшедшим.

Когда Сталину сообщили, что пароход привез несколько сот армян, которым была разрешена репатриация, он вдруг испугался, что они «могут поехать в Баку и поджечь нефтепромыслы». Когда он узнал, что Молотов, ездивший по его поручению с Соединенные Штаты, получил там отдельный вагон в поезде, ему показалось странным, что американцы предоставили этому государственному мужу такую привилегию, и он вообразил, будто они завербовали Молотова в шпионы; впоследствии он не мог отделаться от этой навязчивой идеи, а его собеседники (и историки в том числе) не могли поверить, что он в самом деле в это верил. Когда Сталину сообщали, что какой-нибудь несчастный признался на пытке, будто готовил на него покушение, он в это верил, хотя все знали, чего стоят такие показания (и хотя не было ни одного доказанного покушения). Значит ли все это — и многие другие факты того же рода — что Сталин был в самом деле сумасшедший, одержимый манией преследования?

У психиатров есть клиническая картина мании преследования, составленная по наблюдениям обычных пациентов. Но обычные пациенты, видя в окружающих людях коварных врагов, не могут их убивать. Тем самым они получают от окружающей среды нормальные реакции, и болезнь их развивается под действием этих реакций — как правило, такой процесс расстраивает всю их систему поведения. Такой человек может жить только в сумасшедшем доме.  Но человек, имеющий возможность убивать всех подозреваемых, получает другие реакции — покорность, подобострастие, и даже восхищение. В этих условиях у него развивается другая история болезни: он становится тираном. В 1951 году Сталин вдруг объявляет своим соратникам «Несчастный я человек! Никому не верю, самому себе не верю». На что те, разумеется, никак не отвечают. Психиатры не занимаются тиранами, поскольку не могут их контролировать. Если они пишут иногда о тиранах, то пишут с чужих слов, без клинического наблюдения. Тирания есть особый, крайне опасный вид помешательства. И главная особенность тиранов, много раз описанная историками и писателями, состоит в том, что тиран никому не доверяет, а потому время от времени меняет свое окружение, до тех пор, пока его очередная свита, спасая свою жизнь, не решится от него избавиться. Все это нетрудно понять.

Что в самом деле требует объяснения — это условия, позволившие Сталину стать тираном и подчинить себе целую страну. Надо выяснить, что за человек был Сталин, и что представляла собой Россия в ту пору, когда случайность дала ему власть.

Прежде всего,  это был самый жалкий из тиранов, наделенный лишь минимальным набором способностей, необходимых для этой роли. История знает блистательных тиранов. Если не говорить об итальянских князьках, привлекавших воображение Эренбурга, и об Иване Грозном, привлекавшем воображение самого Сталина, то прежде всего приходят на ум два подлинно блистательных узурпатора — Наполеон и Кромвель. Первый из них настолько поразил своих современников, что его воспевали поэты — Байрон и Гейне, Пушкин и Лермонтов, и даже в наши дни какой-то иностранец сочинил книжку под названием «Блистательный Бонапарт». Еще блистательнее был Кромвель, выигравший все свои сражения — больше тридцати сражений — но не сумевший стать королем, потому что англичане не хотели иметь короля Оливера. Теперь у входа в английский парламент можно видеть две черных статуи — Кромвеля и казненного им короля. Но русские готовы были довольствоваться царем по имени Иосиф: их устроил бы даже Акакий или Пантелеймон. Они и впоследствии проявили свою нетребовательность.

Сталину очень не повезло в жизни. Ему не повезло, прежде всего, в смысле родителей. Отец его, может быть, даже не грузин, а осетин (осетинов в Грузии не любили), был сапожник и пьяница; о нем известно только, что его зарезали в пьяной драке. Мать, которая в старости стала религиозной, в молодости вызывала нелестные отзывы окружающих: когда Сталин приехал в Грузию после революции, он называл ее грузинским словом, означающим шлюху,  — что очень удивительно для грузина. Выражались даже сомнения, кто был в действительности его отцом. Достоверно известно только, что Виссарион, считавшийся его отцом, появлялся в жилище его матери редко, а мать била своего сына смертным боем. Когда он стал  уже чем-то вроде царя, он при виде матери выпалил: «Ты меня била!», на что та рассудительно ответила: «Зато ты и вырос таким хорошим».

На фотографии своего класса он был меньше всех, и дорос всего лишь до 158 сантиметров. В своих воспоминаниях о Ленине он невольно выдал свои чувства по этому поводу: он ожидал, что Ленин не только важная личность, но и человек высокого роста. Людей выше его роста он просто не выносил, так что их не было в его окружении. На мавзолее, принимая парады, он появлялся в сопровождении своих маленьких соратников, и ему еще ставили скамеечку, чтобы его возвысить. На другом крыле мавзолея, далеко от Сталина, стояли генералы: этим дозволялось быть любого роста. В одном из фильмов, изображавших нашего героя, актер по фамилии Дикий, рослый мужчина могучего телосложения, загримированный под Сталина, поднимался по кремлевским лестницам могучим шагом: казалось, под ним прогибались ступени. И это не было смешно. Тогда не было телевидения, теперь оно есть: но ведь мы и теперь не смеемся.

Медицинская сестра, ходившая за больным Сталиным, видела его голым — и осталась в живых. Она вспоминала: «маленькие ноги, большой животик — паучок». Левая рука у Сталина не действовала, после какой-то болезни — такого называют сухоруким; лицо его было покрыто оспинами — такого называют рябым. У него было от рождения шесть пальцев на одной ноге; мальчик с такой особенностью вызывает неприятные реакции товарищей, да и взрослым не ходит на пляж. Как известно, у Гитлера не вышло одно яичко, что могло иметь такие же последствия. Это не очень важное лишение, и он не от этого стал импотентом. Наполеон имел половые органы уменьшенного размера, но вовсе не был импотентом. Очень возможно, что подобное уродство делает человека недоверчивым и злым. Во всяком случае, католическая церковь требует, чтобы папа был свободен от телесных недостатков, и это правило не лишено смысла. Вдобавок ко всему, Сталин еще болел псориазом! Какой-то профессор неосторожно принялся его лечить, но пятно продолжало расти. Естественно, Сталин велел этого профессора расстрелять.

Страница 1 из 3 Все страницы