Барбара

27 января 1998, вторник.

Уже несколько дней я живу в агентстве у Барбары в маленьком городке в штате Нью-Джерси. Большой старый дом похож на скворечник. Все его четыре этажа, включая подвал и мезонин, туго набиты женщинами всех возрастов и многих национальностей, больше всего грузинок, есть русские и украинки, польки, латышки и эстонки. В разное время здесь живут от 5 до 25 человек. Почти все – не впервые, хорошо друг друга знают. Спим на кроватях, часто по двое, а бывает, и на полу, матрас к матрасу. Квартира и офис Барбары размещаются в этом же доме. Барбаре лет 60-65, она полька, в молодости, наверное, была очень красивой, да и сейчас стройная и привлекательная блондинка. Она избалована тем, что к ней обращаются люди бесправные, и дает волю своему безумно властному характеру. Голос у нее зычный, грубая до невозможности, «жопа» – далеко не самое сильное ее выражение. Но ради справедливости надо сказать, что она очень толковая, и работа у нее налажена четко, сбоев нет.

Порядки здесь железные, ходим на цыпочках и говорим вполголоса, а иногда и шепотом. Не дай Бог помешать, а пуще того разбудить Барбару – вылетишь в два счета. Платим за жилье по десять долларов в день. Экономия безумная. Не выключишь свет или будет замечено, что из крана капает вода, – неминуем страшный разнос. Душ можно принимать не дольше трех минут. Нужно соблюдать конспирацию – нельзя прогуливаться возле дома, дверь надо запирать на два замка (за это головой отвечает не только тот, кто входит в дом, но и тот, кто ему открывает). Последнее правило совсем не лишнее, так как в коридоре, у самой двери, стоят наши чемоданы с вещами и документами. Все эти правила изложены в инструкции, с которой надо ознакомиться и расписаться. Что касается прогулок вокруг дома, то вчера я этот пункт нарушила – вышла покурить, потом дверь долго не открывали, и я пошла прогуляться. Гуляла себе, рассматривала красивые домики и вдруг вижу: за мной внимательно наблюдает полицейский. Признаться, дрогнуло мое сердце. Больших усилий мне стоило, не меняя скорости и выражения лица, бочком, бочком свернуть за угол и дождаться, пока он скроется. Потом я рассказала об этом случае, и меня успокоили: все-то эти полицейские знают и, если бы действительно хотели – давно бы уже не было здесь ни нас, ни Барбары. Говорят, что эмиграционная служба требует, чтобы полицейские докладывали о нелегалах, но они отказываются – боятся потерять доверие населения. Для полиции самое главное – чтобы не нарушался порядок и не совершались преступления. Среди нелегалов много разного люда, всякое бывает, но в основном люди приехали заработать, а не искать приключений, ведут себя тихо и на неприятности не нарываются.

30 января 1998, пятница.

Все обитательницы дома движимы двумя диаметрально противоположенными стремлениями: с одной стороны – держаться подальше от Барбары, чтобы не попасть под ее горячую руку, а с другой – как можно чаще попадать в поле ее зрения, чтобы напомнить о себе и поскорее получить работу.

Работу дают так: клиент звонит Барбаре и просит прислать кого-нибудь ухаживать за старушкой. Барбара в зависимости от своих тактических и стратегических соображений либо вызывает кого-то и сообщает ему о работе, которая ему определена, либо, что случается гораздо чаще, собирает человек пять-шесть и отправляет на машине на интервью в дом, где предстоит работать. Там кандидатки встречаются с родственниками клиента, знакомятся с домом, расспрашивают об условиях работы. И родственники старушки тоже рассматривают их и выбирают. Параметры отбора: владение языком, опыт работы, личные симпатии. Если кому-то условия не подходят, он сразу дает знать, что не участвует в конкурсе. Но иногда работа не нравится никому. Например, видно, что бабушка не только больная, но и сумасшедшая, и не только сумасшедшая, но и злобная. Или очень маленькая зарплата. Или в доме у бабушки живет множество кошек и собак, за которыми тоже надо ухаживать. Все тогда как-то сворачиваются, вжимаются в кресла, становятся маленькими, незначительными, незаметными, делаются задумчивыми – словом, делают все, чтобы не быть выбранными. Однако хочешь – не хочешь, но кто-то обязательно должен остаться, иначе Барбара сживет со света всех, кого сюда направила, и работу они получат очень нескоро. Ведь клиент обратится в другое агентство, и Барбара упустит деньги, которые могли бы быть заплачены ей за услугу. А это хорошие деньги – две недельные зарплаты. Одним словом, работу приходится брать самому низшему по рангу, тому, у кого нет ни языка, ни опыта.

Очень забавно ведут себя кандидатки, когда работа нравится всем. Раздвигая товарок локтями, каждая старается показать себя с наилучшей стороны. Убедительнее всего выступают опытные люди, не раз прошедшие интервью. Грузинки – отличные актрисы, иногда меня даже оторопь берет от их импровизаций. Они нежно поглаживают бабушку, сдувают с нее пылинки, восхищенно заглядывают в глаза, сладко улыбаются и применяют множество других уморительных уловок. Я пока сижу, наблюдаю. Хорошее мне не достается, а на плохое не рвусь. Деньги еще есть, но они летят очень быстро, потому что каждый день проходит одно-два интервью, и за каждое, вне зависимости от того, получила ты работу или нет, надо платить Барбаре 10-15 долларов. Если человека долго никуда не берут, Барбара сама предлагает работу. Но в этом случае отказаться, даже от самой плохой, равносильно самоубийству – будешь сидеть в ее скворечнике до посинения. За трудоустройство мы платим Барбаре одну недельную зарплату. Если работа не устраивает, надо постараться продержаться хотя бы две недели, чтобы выказать свою выдержку, тогда, заплатив 15% от заработанных денег, ты снова получаешь работу. Но если уходишь с работы позже, чем через месяц, снова придется платить недельную зарплату. Заработки здесь от 350 до 560 долларов в неделю. Клиенты очень разные. Есть такие зловредные бабушки, с которыми никто не может ужиться больше двух недель. И есть ангелы, смерть которых оплакивают так, как если бы они были близкими родственниками. Что же выпадет мне?

Изредка к Барбаре обращаются за работой и мужчины, я даже видела у нее одного парня. Они ухаживают за стариками-мужчинами. Но это редкий случай. И в Америке так же, как и у нас, женщины здоровее и живут дольше, переживают своих мужей и ухаживают за ними в случае их болезни.

Должность по уходу за больными и пожилыми людьми называют здесь по-разному: «нёрс», что означает медсестра или няня, или «компаньон» – это понятно.

4 февраля 1998, среда.

Люди здесь все время меняются – одни приходят, другие уходят. Народ интересный, авантюрный, у каждой женщины своя необычная история. Иные из них побьют мексиканские сериалы! Вот Люся. Оставила в России сына-алкоголика и мужа-пьяницу со всеми вытекающими отсюда подробностями. В общем, жизни у нее не было. А тут попала в богатую итальянскую семью, и влюбился в нее сын бабушки, за которой она ухаживала. И как не влюбиться – хорошенькая, фигура идеальная, выглядит лет на 30. И видно, что порядочная, добрая, образованная женщина. Родственники всполошились, организовали разведку, убедились в том, что у Люси все еще продолжаются месячные, а значит, теоретически, она может родить наследника, и их надежды получить миллионное наследство не оправдаются. Три раза намечалась и по разным причинам откладывалась свадьба. А в четвертый раз, как раз на днях, жених сбежал во время праздничного застолья, а невеста, пристыженная родственниками, стала мыть посуду. Нервы у Люси не выдержали, и она ушла к Барбаре за новой работой. Но говорит не умолкая, только о своей любви. Кажется, она слегка помешалась на этой почве.

Моя тезка Ольга – симпатичная смешливая женщина из Петербурга. Два года работала няней в молодой русской семье. Очень хорошо ладила и с ребенком, и с хозяевами, они ей как дети были, какие-то семейные отношения сложились. Но вот в чем-то совершенно пустячном не сошлись – и ей сказали, что она ставит собственные интересы выше интересов семьи, и выставили ее за дверь вечером 31 декабря. Сейчас она несколько раз получала работу у Барбары, но ей не везет: попадаются совершенно сумасшедшие старики, спать по ночам не дают. Она со смехом рассказывала жуткие вещи: чтобы заснуть хоть на часок, ей приходилось прятаться под столом.

Сегодня поговорила с детьми по телефону, так сладко мне стало, что плакать хочется. Как же мне заработать для них денег? Опять нет у меня ничего в запасе. И надо бы мне, наверное, купить приличную одежду, а то уж очень бедно я выгляжу. Может, поэтому меня и не выбирают на интервью. Ау! Хорошие люди возьмите меня, я буду хорошо работать!

14 февраля 1998, суббота.

Пришел и мой черед, я получила долгожданную работу. Но что о ней писать, я даже не знаю – в таком смятении я нахожусь, хотя всякий человек скажет, что о такой работе можно только мечтать. Живу я сейчас в деревне в штате Нью-Джерси. Дом – замечательный, красивый, своеобразный, очень уютный, со старинными диковинными вещами. В доме всегда звучит классическая музыка, на стенах картины, много книг. Хозяин Адам – профессор университета, ему лет шестьдесят. Больная хозяйка Кейла совсем не старая, красивая, очень кроткая, прелестная женщина. Она плохо помнит что-либо, совсем не может двигаться, все время лежит в постели. Все и всё в доме подчинено заботе о ее здоровье. Может быть, я ошибаюсь, но мне иногда даже кажется, что эта забота проявляется как-то вычурно, излишне экзальтированно. Кроме хозяев, в доме живет молодая перуанская женщина Иза. Она уже три года ухаживает за Кейлой, следит за домом и стала вроде члена их семьи. Порой мне кажется, что Изу и Адама связывают отношения более чем дружеские, но не буду грешить напрасными догадками. Сейчас Иза стала изучать английский язык в колледже. Ездит туда три раза в неделю, поэтому меня и взяли на работу. Адам и Кейла раньше жили в Латинской Америке, хорошо знают испанский язык и общаются на нем с Изой.

Приняли меня очень радушно, приветливо, поселили в отдельную хорошую комнату, никаких проблем с питанием здесь у меня, конечно, нет. Зарплата хорошая: 75 долларов в день. Правда, с двумя выходными в неделю, которые мне определили, получается почти так же, как и на прежней работе, но и это не беда. Беда в том, что за ту неделю, что я живу здесь, я так устала и физически, и морально, что не знаю, смогу ли еще выдержать.

Я совсем не ждала, что на новом месте буду прохлаждаться, упаси Господь! За то время, что жила у Барбары в общежитии, я наслушалась о таких работах, уже сложилось общее представление. Но здесь я каждый день начинаю готовить завтрак в семь часов утра и ухожу в свою комнату только в десять часов вечера. Конечно, меня никто не подгоняет, но объем работы таков, что для того, чтобы его выполнить, присесть некогда.

Надо трижды в день приготовить еду, плюс отдельно для Кейлы. Для меня это оказалось проблемой, так как я не знаю американских продуктов – стоит масса бутылочек и коробочек, а что с ними делать, я не представляю. Стала готовить нашу русскую пищу, но это тоже не всегда нравится. У Адама проблемы с желудком, он все время вычисляет разные протеины, холестерины и калории. И жареного ему нельзя, и жирного нельзя, и мясо – только курица, и не знаешь, что же готовить. Убирать в доме мне определили на первом этаже и в подвале, это где-то около десятка комнат, с кухней и туалетами. Много стирки, конечно, машинной. Но главное – Кейла. Ее нужно несколько раз в день напоить-накормить, сменить памперсы и много других процедур. В сумме все это не позволяет передохнуть ни на минуту. Но, все-таки думаю, что со временем я смогла бы привыкнуть, приноровиться, и все пошло бы своим чередом. Но я замечаю, как пристально за мной наблюдают, изучают, и вижу, что я не нравлюсь прежде всего, Изе, а она настраивает против меня Адама. Со мной обходятся очень вежливо и любезно, но по множеству мелких проявлений я постоянно ощущаю неодобрение. Я все время думаю о том, что же делаю неправильно, и стараюсь изо всех сил. Внутри растет такое ужасное напряжение, что мне кажется, я могу разорваться в любую минуту. Днем Адам и Иза почти всегда дома, и приходится крепиться. А вечером, запершись в своей комнатке, я могу себе позволить наплакаться вдоволь, и это хорошо: иначе я бы не выдержала.

16 февраля 1998, понедельник.

На фоне этих драматических действ расскажу об одном курьезном происшествии, случившемся со мной сегодня.

Необычно холодно для этих мест, ветрено, снег идет – совсем не прогулочная погода. Но так как обстановка дома продолжает накаляться, я решила уехать в выходной день от греха подальше в соседний город Нью-Брунсвик. Вышла из дома ранним утром, еще было темно, и, не зная толком окрестностей, заблудилась. Бегаю, ищу автобусную остановку, вокруг – ни души. Вдруг вижу – подъезжает машина, из нее выходят мужчины. Я бросилась к ним, спрашиваю, где останавливается автобус. Мой английский не самого лучшего качества, к тому же я волновалась и замерзла как цуцик. В общем, они меня не понимают и спрашивают, какой язык мой родной. Отвечаю: «Русский». И на чистом русском языке они отвечают: «Вот так бы раньше и сказала!». Темень, лес, сугробы, глубинка Нью-Джерси – и первые люди, к которым я обращаюсь, оказываются русскими!

Mоя поездка в Нью-Брунсвик много раз еще напомнила мне о России. Гуляя по городу, я набрела на городской музей, в котором как раз экспонировалась очень большая выставка живописи и графики из России. Очень, правда, странная выставка. Тут тебе и старинные географические карты, и Шишкин, и советские постмодернисты. Последние преобладали и немало раздражали меня. Среди своих я сама ругаю и наши порядки, и нашу власть, и самих нас, но когда я слышу это на чужой территории, все во мне протестует, даже если говорят справедливо. А на эти картины посмотришь, и кажется, что русские люди –сплошные упыри, умственно неполноценные типы, алкоголики в шапках-ушанках, ватных фуфайках и кирзовых сапогах. Это ложь, такая же далекая от действительности, как и лакированные картинки соцреализма.

Находилась, нагулялась по улицам старинного университетского города, а домой хочешь не хочешь, идти надо. Пройдет время, и, может, когда-нибудь я буду вспоминать этот период моей жизни с улыбкой, но сейчас очень тяжело. Обидно, что я не смогла сделать как следует работу, с которой другие справляются. Боюсь, что изменить отношение к себе в этом доме я уже не смогу. Что же мне делать?

18 февраля 1998, среда.

Случилась катастрофа, решившая мою участь. Утром Иза посоветовала мне покормить Кейлу желе, которое осталось со вчерашнего дня. Возможно, именно от этого желе у Кейлы началась рвота. Вслух меня в этом не обвинили, но, похоже, это было последней каплей.

20 февраля 1998, пятница.

Я поняла, что мой отъезд дело времени и по тому, как преувеличенно любезно со мной разговаривали, и по тому, как до меня доносились переговоры Адама с разными агентствами. Жить в такой атмосфере невыносимо. Кроме всего прочего, я опасалась, что меня выгонят внезапно, «в белый свет». Я позвонила Барбаре и сообщила, что у меня большие проблемы. Слава Богу, не пришлось ничего объяснять: она уже все знала и сказала, что завтра за мной приедут. Утром я сообщила Адаму о том, что уезжаю. Мне кажется, он обрадовался, что ему самому не пришлось говорить мне об этом. Не вдаваясь в подробности, пояснил, что Кейла очень тяжело больна, и им нужен человек с опытом и отличным английским. Попрощались вежливо. Он поблагодарил меня за старания, а я его – за науку. С огромным облегчением я покинула этот дом, на который возлагала столько надежд и в котором испила столько горечи!

Я ожидала, что Барбара устроит мне ужасный скандал, будет упрекать, но все вышло совсем не так. Она не только не упрекала меня, но отнеслась ко мне очень сочувственно. Рассказала, что Адам позвонил ей и очень хорошо меня отрекомендовал – сказал, что я порядочная, что хорошо готовлю и убираю, но мне не хватает знания языка и опыта, чтобы ухаживать за таким больным человеком, как Кейла. Мысленно я горячо поблагодарила Адама, он оказался много великодушнее, чем я предполагала.

В этот раз у Барбары не так многолюдно, меньше суеты, и я могу поразмышлять о том, почему же у меня случилась такая неудача. И вот к каким выводам я пришла:

– У меня действительно нет опыта. Что я могу сделать? Только учиться, даже если этот опыт достается такой дорогой ценой, как у Адама.

– Скорее всего, сценарий был бы совсем другим, если бы не позиция Изы. Я ей не понравилась. Наверное, это своего рода ревность. Ей трудно было отказаться от положения единственной хозяйки дома, и она настроила Адама против меня. Едва ли я могла изменить что-либо. Специально нравиться не умею, и это мне не по душе.

– Я курю. Людям это не нравится. Так ли важна для меня эта гадкая привычка, чтобы я из-за нее теряла работу?

– Нужно научиться готовить американскую пищу. Сегодня же возьму рецепты у опытных женщин.

– Я призналась Адаму в том, что живу здесь без визы, и сразу увидела, как он изменился в лице. Он даже сказал мне, что его сын работает в ведомстве, которое преследует нелегальных эмигрантов. Надо полагать, что я еще хорошо отделалась. Впредь мои работодатели никогда не должны знать о таких деликатных подробностях моей биографии.

– Главное внимание надо уделять человеку, за которым я приглашена ухаживать, а всякие уборки откладывать на второй-третий план. В этот раз я еще не смогла перестроиться и слишком много сил и времени уделяла второстепенным вещам.

Я стараюсь не терять времени и не столько выслушиваю разные истории, сколько пристаю к опытным сиделкам, чтобы они научили меня менять постельное белье, памперсы, мыть больных, готовить американскую пищу. Они охотно делятся рецептами, особенно грузинки. Диктуют без остановки, как стихи, наизусть. Я уже записала целую тетрадь. Вообще, я не перестаю удивляться тому, сколько внимания люди уделяют еде. Это не утоление голода, не наслаждение гурманов, для многих людей еда – ритуальное действо. Вот, например, Зина из Пятигорска перенесла такую тяжелую трагедию! У нее дома оставались муж и двое уже взрослых сыновей. И пока она здесь работала, ее муж повесился. Ей сообщили об этом только недавно, через четыре месяца после его смерти. Она даже не знает, что заставило его пойти на этот шаг. Очень переживает. Но еще больше переживает, что младшего сына без нее забрали в армию. Одно ее утешает – она выслала им много денег и на проводах они смогли устроить БОГАТЫЙ СТОЛ. Ее брат на этих проводах выступал в роли отца и произносил тост за мать, трудами которой устроен такой ЩЕДРЫЙ СТОЛ. Она много раз повторяет: «БОГАТЫЙ СТОЛ, ТАКОЙ СТОЛ». Мне кажется, застолью придается особенная важность, превосходящая даже ту трагедию, которая случилась в их семье.

Здесь я познакомилась с очень симпатичными женщинами, с которыми хотела бы дружить.

Ирина – профессиональная скрипачка, приехала из Осетии. В поисках приличной работы за год объездила чуть ли не всю Америку. Работала в кафе, в магазинах, на фермах, не гнушалась никаких трудов, не боялась переезжать с места на место. Везде платили копейки, часто обманывали. Ира интересно и весело описывает нам свои приключения. Сегодня она рассказала о том, как в американской глубинкe работала на птицефабрикe. В ее обязанности входило ловить кур и ставить им уколы – прививки от болезней. Так же, как и люди, куры не любят уколов, и побегала Ирина за ними... Только здесь, у Кристины, она нашла хорошую работу. Но сейчас бабушку, за которой она ухаживала, отправили в больницу, поэтому Ира снова вернулась в агентство.

Красавица Вера будто сошла с холстов Кустодиева. До Америки она жила в Ярославле, работала официанткой в валютном ресторане. Очень добрая и теплая. Бессовестная Барбара послала ее работать к сумасшедшей бабушке, у которой никто больше трех дней не выдерживает. Старуха такая скупая, что и сама ничего не ест, и другим не дает. Не смотря на зимнюю пору двери и окна она держит открытыми, там страшно холодно. Вера звонила, плакала, спрашивала, что делать. Мы посоветовали ей продержаться хотя бы пять дней. Барбара знает, какая вредная эта бабушка, оценит терпение и даст хорошую работу.

Оля – из Киева, инженер. Я сразу поняла, что она очень порядочная, с живым, очень трезвым умом. Ей все интересно. И хотя она, видно, немало лиха тут хлебнула, никогда не ноет, всегда настроена на встречу с интересными людьми и явлениями американской жизни. Я это очень ценю в людях. Здесь особенно заметно, как часто люди бывают совсем не любопытными. Приехали в другой мир, но нисколько не интересуются им.

23 февраля 1998, понедельник.

Барбара дала мне сегодня подработку. Я заменяла польку Ванду в ее выходной день, ухаживала за 80-летней старушкой Керри. Сказать по совести, там совсем нечего было делать. Ванда все убрала, приготовила обед. Я только сидела рядом с бабушкой, смотрела телевизор и слушала ее рассказы. Керри – такая маленькая, беленькая, чистенькая, похожа на божий одуванчик, но, по рассказам Ванды, с характером. Детей у нее нет, муж умер. Когда Ванда пришла сюда год назад, старушка сильно попивала, в доме не переводились собутыльники. Но кроткая с виду Ванда тоже имеет сильный характер. Она, по ее словам, взяла Керри «в железные рукавицы»: собутыльников от дома отвадила, а Керри отвратила от пьянства с помощью местного священника, который не только увещевал, но и пригрозил публичным позором. Сейчас Керри – примерная, плаксивая старушка, весь день жаловалась мне, как много она помогала людям, а они такие неблагодарные. Хотя при мне из церкви по случаю дня рождения ей принесли большой, очень красивый букет цветов.

Американские старушки очень следят за собой. До следующего воскресенья никто, кроме Ванды, Керри не увидит, но на ночь она попросила накрутить ей бигуди, потом долго намазывалась какими-то дорогими кремами.

Вечером, когда я вернулась и расплачивалась с Барбарой, она сообщила мне, что завтра рано утром я уеду на постоянное место.

Господи, помоги мне! Дай мне, наконец, хорошую работу!

Страница 3 из 7 Все страницы