Корень рода

Мы все умрём, людей бессмертных нет.

И это всем известно и не ново.

Но мы живём, чтобы оставить след:

дом иль тропинку, дерево иль слово.

Р. Гамзатов

Я не знаю всех подробностей и только приблизительно смогу восстановить событие более чем столетней давности, происшедшее в Александровском централе.

Побеги арестованных из этой каторжной тюрьмы случались и раньше, но на этот раз бежала большая группа уголовных преступников. Укрылись они в лесу и долгое время держали в страхе население окружающих деревень. Однажды один из крестьян, будучи в лесу на охоте, а может быть по хозяйственным надобностям, случайно обнаружил убежище этих уголовников, о чём и сообщил тюремной администрации. Уголовники были пойманы и водворены в централ. Но, как показали дальнейшие события, некоторые остались на свободе. Оставшиеся каким-то образом дознались, кто их выдал, и устроили этому крестьянину расправу – явились к нему в дом и вырезали всю семью. Случайно уцелел один мальчик, он от страха залез под бочку в подполье. Звали этого мальчика Василием.

Василия, пережившего такую трагедию, приютили соседи. У них он и вырос. Стал хорошим кузнецом и своим мастерством славился на всю округу. Ценился. Имел трёх сыновей и двух дочерей. Одного сына звали Иннокентием. Это был наш дед. О нём я напишу подробнее, а имён остальных и их судьбы я не знаю, хотя отец и рассказывал о них.

Итак, кто же он, наш дед? Это обыкновенный сибирский крестьянин. В послереволюционный период таких называли середняками.

Надо сказать, что условия жизни сибирских крестьян до революции в корне отличались от условий жизни их в европейской части. В Сибири не было крепостного права, крестьяне не ограничивались в размерах земельных угодий. Они могли иметь столько пахотной земли, сколько им было под силу её обрабатывать. Но каждую десятину этой земли приходилось отвоёвывать у тайги. Надо было приложить немало усилий, чтобы раскорчевать лес и вспахать целину. Такой труд был не под силу одиночкам. Поэтому здесь уже с давних времён предпочтение отдавали коллективному труду как наиболее производительному и обеспечивающему проведение того объёма работ, которые не в силах была выполнить одна небольшая крестьянская семья. Образовывались коллективы, но коллективы семейные. Все дети работали вместе с родителями, и даже старшие сыновья после женитьбы не выделялись в отдельные хозяйства. Детей во всех семьях как правило было много, и поэтому такие семейные коллективы насчитывали до двадцати и более человек. Работа в таких коллективах находилась каждому – и старому и малому. И дети в этих семьях воспитывались не разговорами о трудовом воспитании, а трудом.

И ещё одно очень важное обстоятельство. В наших краях вблизи деревень, как правило, отсутствовали участки земли, удобные для пашни, а если где и были, то их было явно недостаточно, поэтому крестьяне выбирали такие участки в местах, удалённых от деревни, и разрабатывали их.

Участки эти выбирались с таким расчётом, чтобы была вода и необходимые угодья для выпаса скота и заготовки кормов для него. Там возводилось жильё и хозяйственные постройки, обеспечивающие нормальные условия для жизни людей и содержания домашних животных и птицы. Всё это называлось заимкой.

Наша заимка

Вот в таких условиях жил и трудился наш дед. Родился он в 1857 году. Как все крестьянские дети, начал рано работать, помогая отцу в хозяйстве. Когда пришёл его черёд, пошёл служить в армию. Во время службы был музыкантом в полковом духовом оркестре. После службы вернулся в деревню, женился на крестьянской девушке по имени Харитинья и, в отличие от отца, решил заняться хлебопашеством.

Место для заимки присмотрел давно. Теперь надо было его осваивать. В первую очередь построил небольшую избушку для жилья. Немало труда приложил, чтобы вырвать у тайги небольшие участки земли под пашни. Шли годы. Понемногу росло хозяйство, росла и семья. Всего было восемь детей: три сына (Иван, Василий и Артемий) и пять дочерей – Мария, Аграфена, Ксения, Евдокия, Наталия. Сын Василий погиб во время Первой мировой воины. Все остальные дожили до старости.

О заимке у меня сохранились самые смутные воспоминания. Мне запомнились места наших игр, особенно огромный трухлявый пень, большая берёза, из которой мы весной пили берёзовый сок, небольшой ручей, деревянный мостик через него. А дальше изгородь из жердей, а за нею тайга. Дальше этой изгороди мы не ходили, только разве со взрослыми. Старшие братья изредка брали нас с собой пасти скот, но только в том случае, если в это время в стаде не было быка. Он отличался особой свирепостью. На рогах у него висела доска, которая прикрывала ему глаза, и он видел только по сторонам.

Со временем для большой семьи стала тесной старая избушка. Построили новый просторный дом. Поставили его на пригорке на самом солнечном месте. Дом был построен из отборного леса, а поэтому он и сейчас продолжает верно служить людям. Из таёжной глухомани его перевезли в одно из предместий Иркутска – Маратово. Я, когда бываю в Иркутске, всегда любуюсь этим творением рук нашего деда. Он попал к хорошим хозяевам и сохранил свой первозданный вид. Резные карнизы и наличники, белоснежные ставни и сейчас украшают его.

Дом на заимке

В деревне тоже был дом. Купил его дед у одного богатого купца. Я уже упоминал, что этот дом и сейчас находится в хорошем состоянии. Но тогда он был ещё совсем новым. Дом пятистенный, с мезонином, крытый шатровой крышей. Около дома было множество надворных построек различного назначения, без которых крестьянину не обойтись. Ну и конечно была своя баня.

С начала посевной кампании и до уборки урожая все работоспособные члены семьи находились на заимке. В деревне оставалась бабушка с малолетними внучатами – своеобразный детский сад. На зиму все возвращались в деревню. На заимке оставались кто постарше для ухода за скотом. Вот так в принципе была организована жизнь в семейном коллективе, который возглавлял дед.

Дед по характеру своему был человеком трудолюбивым. Сам много работал и детей заставлял трудиться, как говорят, от зари до зари. В хозяйстве преобладал ручной труд, и был он очень изнурительным, но малопроизводительным. Тем не менее, в хозяйстве был достаток. Хлеба, мяса и других сельскохозяйственных продуктов хватало не только для себя, но оставалось и для продажи. Но, по рассказам отца, дед не умел правильно распорядиться этим достатком.

Дед умер в 1924 году в возрасте 67 лет. Когда на следующий год родился я, бабушка настояла назвать меня в честь деда. «Будете отмечать его день рождения, – говорила бабушка, – вспомните деда».

Бабушка Харитинья после смерти деда прожила ещё больше двадцати пяти лет.

Бабушка Харитинья с внучкой Лидой, 26 октября 1926

Страница 3 из 7 Все страницы