Мама

Есть прекраснейшее существо,

у которого мы всегда в долгу,

это – мать.

Н.Островский

...в ней начало всех дорог,

всех наших добрых дел начало.

И. Филиппова

Когда встал вопрос о женитьбе отца, то на семейном совете было единодушно решено засылать сватов к Фёкле Бархатовой. Запала на сердце отцу эта весёлая деревенская девушка с чёрными, как смоль, волосами, сплетёнными в тугую косу, после того как он увидал её в деревне Бархатово, что стоит на правом крутом берегу Ангары против Усолья. Родителям отца она нравилась за трудолюбие и покладистый характер. А золовки вообще от неё были без ума. Феклуша – любовно они называли её.

На заимке. Феклуша (вторая справа) с золовками Марией и Ксенией и племянницами Женей и Ниной

Родилась мать 19 июня 1899 года. Её родители Пётр и Ирина Бархатовы занимались хлебопашеством, а когда позволяло время, то и рыбной ловлей. Зимой нанимались возить уголь с Бархатовских угольных копей на сользавод. В семье кроме неё было два брата. Один погиб в империалистическую войну, другой дожил до преклонного возраста, но был слаб здоровьем. Была ещё сестра Александра. Большая доля мужской работы ложилась на девичьи плечи Александры и Фёклы. Всё им приходилось делать: пахать и боронить, сеять, жать и молотить. A Фёкла была и заядлой рыбачкой. Рыбы тогда в Ангаре было много и ловили её столько, что хватало самим, и ещё возили в город на продажу. Так и жили: не бедно, но и особого достатка в семье не было. В школу дочерям разрешили ходить только одну зиму, и остались они на всю жизнь малограмотными.

Сватам из Быково были рады, знали, что там люди живут зажиточно, урожаи собирают хорошие и хозяйства крепкие. Подруги ей завидовали, говорили, в хорошую мол ты семью идёшь. Да и сама Фёкла не возражала.

Весёлая, трудолюбивая, она всем пришлась по душе в новой семье. Всё, что делала она, делала с каким-то наслаждением, всякая работа не была ей в тягость. В огороде, поле или на гумне, везде, где она работала вместе с золовками, звенели песни, а в короткие минуты отдыха – девичий смех.

С первых же дней коллективизации она становится колхозницей. За хорошую работу в колхозе её не раз посылали в Иркутск на слёт ударников.

Рабочий день её начинался рано. Надо было подоить колхозных коров, сдать молоко и вместе со всеми успеть на работу в поле. И везде она успевала.

В то время хлеб жали жнейками, а потом вручную вязали снопы. По норме одна колхозница в день должна была связать 300 снопов, а мать успевала связать 500, а затем и 600 штук. Чтобы связать такое количество снопов, надо было целый день работать не разгибаясь, как автомат. И она работала. А после этого нужно было провести вечернюю дойку. Хватало сил и на это и ещё на неотложные работы по дому. Но потом усталость валила её с ног, и ночь проходила без сновидений.

Водилась с детьми и помогала матери по хозяйству бабушка Хaритинья. Она видела, как тяжело достаётся невестке, и очень жалела её. Зимой было полегче, не надо было выезжать на работы в поле. Хлеб, полученный на заработанные в колхозе трудодни, доходы от домашнего хозяйства и зарплата отца делали жизнь семьи по тем временам обеспеченной. В семье царил мир и порядок, дети были сыты и одеты, и мать была довольна такой жизнью. Казалось, что так будет всегда. Но судьбе было угодно распорядиться иначе. Арест отца всё изменил. Внезапно семья оказалась без средств существования, в полном смысле этого слова. Как умудрялась мать прокормить в это время своё многочисленное семейство – ума не приложу. Помню, что вместо хлеба мы ели квасники. Мелкая, как горох, картошка, которой нас угощали соседи, казалась нам верхом блаженства.

Но в это трудное для семьи время мама не пала духом, у неё с особой силой проявились такие качества как уверенность в своей правоте и чувство достоинства и гордость.

В колхозе и сельском совете находились люди, которые старались её, бывшую ударницу и участницу областных слётов, всячески унизить и везде отказывали во всякой помощи. Надо было привезти в школу три кубометра пилёных дров в уплату за учёбу детей. В колхозе отказались дать лошадь, пришлось дрова из лесу везти на тележке. Когда проезжали мимо сельского совета, то стоящие у открытого окна Рябков и его дружки довольно посмеивались. «Ну что, везешь, кулачка? Вези, вези. На тебя можно нагрузить больше, вытянешь». И она, окинув их презрительным взглядом, с чувством собственного достоинства ответила им, что вытянет, и что её дети будут учиться и никогда не станут такими подлецами, как он. Мы помогали матери везти дрова и, присутствуя при этом разговоре, гордились ею.

Стояло у нас дома красивое трюмо старинной работы. Когда описали имущество, трюмо забрали и поставили в избу читальню. Когда же вернулся отец, матери предложили забрать его обратно. «Нет, – ответила она, – кто забирал, тот пускай привезёт его и поставит на место». Трюмо привезли и поставили в горницу, где оно стояло раньше. Мать несмотря ни на что верила в справедливость, и эта справедливость восторжествовала.

В Большой Елани ей не стало легче. По-прежнему основной заботой было, как прокормить семью на одну небольшую зарплату отца без всякого подсобного хозяйства. Поэтому когда переехали в Тайтурку, она в первую очередь взялась за огород. Местные жители говорили ей, что огород здесь садить бесполезно, ничего не растёт. Но у неё всё стало расти, только для этого пришлось приложить немало сил и старания. Понемногу стали обзаводиться всякой живностью. Сначала завели кур, поросёнка, овец, козу, а потом купили тёлку. Долго копили деньги на эту тёлку, и день, когда, наконец, её купили и привели домой, был для всей семьи праздничным. Назвали её Зорькой. Потом она ежедневно стала давать два подойника молока и ежегодно приносила по теленку. Зорька долгие годы была кормилицей всей семьи, особенно в тяжёлые военные годы. Потом  завели пчёл. Ухаживала за ними мать, а мы ей в этом помогали. Отец и близко боялся к ним подойти, они не выносили запаха лекарств, которыми была пропитана его одежда.

И снова в дом пришёл достаток, а с ним радость и уверенность в жизни. Семья увеличилась ещё на двух сыновей, а мать указом президиума Верховного совета СССР была награждена орденом «Материнская слава» 1-й степени.

Дети росли. Старший сын Константин начал работать на иркутском авиационном заводе, пятеро детей учились в школе и, как не трудно было, все дети всегда были сыты и обуты.

Но снова пришла беда. На этот раз она была всенародной. Началась война. К этому времени в армии служили два старших сына – Константин и Фёдор, – а с началом войны ушли служить отец и Пётр. В январе 1943 года призвали в армию и меня. На руках у матери осталось пятеро детей и уже сильно постаревшая бабушка. Из детей её помощником и опорой стал Александр.

На заводе организовали подсобное хозяйство, и матери предложили возглавить огородную бригаду, на неё же возложили уход за пчёлами на заводской пасеке.

Трудное это было время. К каждодневной заботе, как прокормить оставшихся дома детей, прибавилось беспокойство за ушедших в армию, особенно за старших сыновей, которые были на фронте. С каким нетерпением она ждала от них фронтовых писем-треугольников. В самом начале войны в приграничных боях тяжело был ранен Константин. В марте 1942 года он вернулся домой на двух костылях. Нелегко было матери видеть, как болят у него ещё незажившие раны. И она, отказывая себе во всём, по крохам собирает деньги и отправляет его на долечивание на Кавказ. А тут ещё от Фёдора письма приходят то с обратным адресом «полевая почта», то «госпиталь». Пишет, что дескать у него всё в порядке, но материнское-то сердце чувствовало, что нелегко приходится ее «беленькому» Феде, и оно не ошибалось.

Но вот окончилось военное лихолетье. На советскую землю пришёл мир. Что может быть для матерей дороже мира, когда их детям ничего не угрожает. Мать была счастлива тем, что отец и все дети уцелели.

Понемногу стала налаживаться послевоенная жизнь. Возвращались домой солдаты. В 1943 году приехал домой отец, а в 1948 – Пётр. С приездом отца полегче стало матери, но забот не убавилось. Надо было поднимать на ноги младших. А потом дети начали обзаводиться своими семьями, и не всегда у них было всё гладко. И здесь на помощь приходили её ровный характер, такт и мудрость. Мать всю жизнь прожила со свекровью и не разу ни словом, ни поступком не обидела её, хотя в жизни всякое бывало. И бабушка Харитинья ни с кем не хотела жить кроме Фёклы с её большим семейством, хотя дочери постоянно звали её к себе. И с невестками, и с зятьями у матери никогда не было никаких разногласий.

С годами неустанный, подчас изнурительный труд без выходных и отпусков и постоянное беспокойство за жизнь и здоровье детей, особенно в тяжёлые военные годы, заметно ухудшили здоровье матери. Стали побаливать ноги, руки, сердце. Признали стенокардию. Но не могла она сидеть без дела, и с переездом в Иркутск взяла на себя часть забот по дому у дочери Вали. И с тех пор превратился домик Карповых в штаб-квартиру нашего семейства. Сюда, на улицу Кирпичную в дом №7 стали наезжать дети со всех концов страны: кто в отпуск, кто проездом, а кто, приехав в командировку в Иркутск, забегал хоть на часок, чтобы попроведывать родителей. А однажды, кажется в 1954 году, съехались почти все разом. И сколько тогда в этом доме было радости и веселья. А как все выплясывали и вытанцовывали под нехитрые, но задорные мелодии, которые на стиральной доске исполняла неунывающая и, кажется, так помолодевшая в этот миг наша мама. Приезд детей всегда радовал и огорчал. Огорчал потому, что за встречей всегда следовала разлука и опасение, придётся ли увидеться снова.

Вторичный переезд в Тайтурку не очень обрадовал её, скорее огорчил. Она так привыкла к внукам, что кажется и дня не сможет без них прожить. Но этого требовали интересы здоровья отца, и она поехала. И всё время, пока они жили в Тайтурке, её не оставляла мысль уехать снова в Иркутск, где она каждодневно сможет видеться с дочерями и внуками. В субботу, в часы прихода местных пассажирских поездов, подолгу смотрела на дорогу с надеждой увидеть кого-нибудь из родных. Надежды не всегда оправдывались, и тогда снова ожидание до следующей субботы.

После похорон отца осталась в Иркутске и в Тайтурку больше не вернулась. Здесь прожила она последние три года своей жизни.

15 октября 1972 года её не стало. За несколько дней до смерти она рассказала сон. Пришёл отец и, сильно толкнув её в бок, потребовал, чтобы она приходила к нему. А проснувшись утром, она и в самом деле почувствовала боль в боку. Похоронили её рядом с отцом.

Вот такой была наша мать. Простая русская женщина, родившая и вырастившая в тяжёлые годы девятерых детей. Она никогда ни на что не жаловалась, и всякая работа была ей по плечу. Это про таких как она Н.А.Некрасов писал:

И голод и холод выносит,

Всегда терпелива, ровна…

Я видывал, как она косит:

Что взмах – то готова копна!

И ещё мне хочется рассказать об одной черте характера этого удивительного человека. Она, малограмотная женщина, как никто другой умела слушать. Она не только внимательно слушала и никогда не перебивала собеседника, но и сопереживала всему услышанному: удивлялась, радовалась или горевала, одобряла или возмущалась и никогда не оставалась равнодушной. Приятно было послушать и её обстоятельные и неторопливые рассказы о жизни, о людях. Когда я приезжал в отпуск, то нашим беседам с матерью, кажется, не было конца. Во время разговора иногда ловил себя на том, что в чём-то повторяюсь, но мать никогда и виду не показывала, что раньше я ей уже рассказывал об этом.

В последний год жизни вместе с Диной съездила к сыну на Кубань. Потом долго вспоминала она эту поездку. Особенно, как они с Юрием выезжали в поле. Перед ней расстилалось бескрайнее дозревающее пшеничное поле, глаз не оторвать. Не вытерпело сердце крестьянки: взяла она в руки колосья и, вдыхая такой знакомый с детства аромат, стала покрывать их поцелуями. У неё было особое отношение к хлебу. Она очень хорошо знала цену ему. За всю свою жизнь она не выбросила не только кусочка, но и крошки хлеба. Съездила и в Кемерово к сыну Фёдору.

И всё она сделала, чтобы меньше было хлопот при её похоронах. Приготовила всю необходимую одежду и оставила письмо, в котором попрощалась со всеми и наказала, как её похоронить.

Наша мама Фёкла Петровна Быкова

Сибирская поэтесса Ирина Филиппова написала стихотворение «Мать». Она, наверное, написала про свою мать, но как оказались схожими судьбы наших матерей!

Она не баловала нас

И умилённо не вздыхала,

У колыбели в поздний час

Не так уж часто напевала.

Клубок ребяческих обид

Ей было некогда распутать:

Одет бы каждый был да сыт,

Да не метался б на распутье.

Вставала с первым петухом,

Кормила нас и обшивала.

За прялкой долгим вечерком,

Бывало, время коротала.

«Я жизнь нескладно прожила,

Минуя праздное веселье,

Я и косила, и гребла,

Не знала вкус хмельного зелья.

Дрова из леса на себе

В годину тяжкую возила.

Картофель мёрзлый в борозде,

Собрав, толкла, детей кормила.

И вот ораву подняла,

Как белка в колесе, крутилась.

Видать, надолго я свалилась…»

Неумолимый свой итог

Жизнь подвела: её не стало.

Но в ней начало всех дорог,

Всех наших добрых дел начало.

 



Страница 5 из 7 Все страницы

< Предыдущая Следующая >