Камулаки

До первой мировой войны – Илья Емельянович вечно в движении на торговых путях между Россией, Китаем и Монголией. Где бы он ни был, с кем бы не встречался, всюду он желанный гость. Владея в совершенстве многими азиатскими языками, он прекрасно знал быт обычаи, пословицы, поговорки, сказки тех народов, с которыми имел дело.

Он знал торговые тысячекилометровые тракты, выпаса, водопои, знал, каким образом, за какое время можно попасть на ту или иную ярмарку, и чтобы его животные были живы и здоровы и не потеряли товарность. Он был не только хозяином – купцом, но и неплохим зоотехником и ветеринаром. На высоком скакуне с револьвером в кармане и винчестером за спиной он скакал, то впереди, то позади своих многочисленных отар.

− Особенно доставалось мне, − говорил он, − когда возвращался с ярмарки после продажи своего скота. Я еще потом скупал весь брак, оставшийся от продажи овец других купцов данной ярмарки, и если пригонял на ярмарку, например, пятнадцать тысяч, то часто и угонял почти столько же. Но скольких мне стоило трудов и умения, чтобы эти «отходы» привести в надлежащий товарный вид к очередной ярмарке.

Позвольте, Илья Емельянович, останавливал я его. – А вы знаете, что теперь вас, купцов называют эксплуататорами, пиявками, разорившими крестьян. Когда говорят о купцах, то вспоминают какие-нибудь сверхпопойки, сверхпроказы. А вы говорите о труде.

− А это говорят болтуны, которые дальше книг ничего не видели. Труд купца тяжел и опасен, На рынке ты выступаешь не один, у тебя масса конкурентов. Каждый предлагает крестьянину цену, а тот тоже не дурак, выбирает ту, которая выгодна. Поэтому много с него не возьмешь. Потом тот крестьянин, о котором теперь так много плакальщиков, от наших купеческих денег только богател, так это давало ему возможность развивать свое производство для рынка.

Потом Илья Емельянович махнул рукой и закончил:

− Некогда купцу было пьянствовать, безобразничать. Если и бывало, так это только после того, как он уже завершит какую-нибудь тяжелую работу. Русский человек вообще любит разгуляться после работы. Почему и купцу не погулять. Вот я вам расскажу такой случай, когда я себе позволил немного расслабиться и занимался чем-то вроде игры, а не делом.

Шел я с иркутской ярмарки с пятнадцатью тысячами овец. Это пятнадцать отар. Вышел из города с этими инвалидами, купленными за бесценок. Погода, к счастью стояла хорошая, выпаса тоже. За пару месяцев моих инвалидов не узнать: ни хвори, ни падежу, жирок набрали. Дух радовался. Заметил я как-то на дороге, проехало верхами десятка полтора казахов. На следующий день вижу, те же казахи вернулись обратно. Они спросили меня, не видел ли я молодую казашку. Оказалось, что от старого бая сбежала его самая молодая жена. Сам я еще был молод, дела шли хорошо. Вот я и заинтересовался этой казашкой. Видел я тогда, ох как хорошо!

Вот как-то еду я на своем скакуне впереди отар лугом, на котором были разбросаны копны сена. Смотрю у одной копны человек. Казашка, думаю. Стал звать по-казахски, она не отвечает. Но все же я заставил ее заговорить, пообещав доставить ее родителям. Вечером, когда через этот луг проходила одна из моих отар, я спрятал казашку в арбу с медикаментами. Ночами выходила она из арбы, ее кормили пастухи и двигались туда, где жили ее родители. А сам я направился вперед. Родителей казашки я увидел плачущими. Они думали, что их дочь съели волки.

Я попросил у них камулаки. Первый раз разложил и объявил родителям, что их дочь жива, второй раз разложил – она недалеко от них; третий раз – завтра утром будет дома.

Казахи воспряли духом. На меня смотрели, как на оракула, сажали на почетное место, кормили, как знатного гостя. А когда утром к ним явилась дочь, отец подарил мне десять баранов, от которых я отказался.

Так вот у меня ушло три дня не на мое купеческое дело, а на только что рассказанную историю с беглой казашкой. И это только потому я мог позволить себе эту игру, что дела в это время у меня шли замечательно.

Вот вам и купеческие сверхпроказы, − заключил он.

У Ильи Емельяновиче была еще одна слабость. В арбе при одной из отар с ним ездил интернациональный коллектив артистов-борцов. В русских деревнях, казахских аулах или монгольских и китайских селах Илья Емельянович выступал со своим театром на том языке, на котором говорили многочисленные слушатели.

Артистами были дрессированные сурки, которых он ловил в горах Тянь-Шаня в очень молодом возрасте. Путем многочисленных упражнений он натаскивал сурков так, что они на импровизированной площадке показывали чудеса борьбы, подчиняясь приказаниям своего воспитателя.

Но занимался Илья Емельянович своими артистами только тогда, когда у него было настроение. А настроение было связано с положением торговых дел.

Страница 7 из 15 Все страницы