Пчеловодство

Шла первая мировая война. Илья Емельянович числился в крестьянском сословии и был призван в армию. Как и дед его, когда-то в Отечественную войну 1812 года, приняв от него героическую эстафету, Илья Емельянович в первый год службы за героические поступки получил пару крестов. Он хотел стать полным Георгиевским кавалером, но в конце 1915 года был контужен, попал в госпиталь и после выздоровления по состоянию здоровья был полностью снят с воинского учета.

− Когда я вернулся домой, рассказывал Илья Емельянович, − опять возник вопрос, чем заняться. Для купечества нужно было иметь хорошее здоровье. Так что это занятие само по себе отпадало. Когда-то в детстве с дедом своим я много возился с пчелами, знал это дело, и меня снова потянуло к нему. Высмотрел я в верховьях Катуни одно непригодное ни для чего, кроме пчеловодства, место и купил его у общества.

Участок этот представлял собой косогор, сориентированный на юг, покрытый лесом, по которому протекал веселенький ручей. Прежде всего, я навалил бревен для будущих ульев, на ручье построил мастерскую с пилорамой и всякими механическими приспособлениями для распиловки, строгания и других работ. Все эти приспособления двигала вода из ручья.

Через год после начала работы на моей пасеке уже стояло одна тысяча ульев. Пчелиные семьи я выписывал из-за границы, по почте, через Петербургское пчеловодное общество, прямо в пакетах. Мороки много было. Но дело пошло хорошо. За сезон я продавал купцам до десяти тысяч пудов одного меда. А воску сколько!

Моей работой заинтересовался в Петербурге профессор Кожевников. По его заданиям я вел на своей пасеке большую опытную работу. Потом по этому поводу и книжку написал. Ее напечатали. Из Петербурга ко мне на пасеку приезжал и сам Кожевников.

Как-то к моей пасеке подъехал фаэтон, а из него вышел не наших краев человек. Завидя меня, он спросил:

− Это пасека Ильи Емельяновича Семенова?

− Да, − отвечаю, его.

− А можно ли его видеть?

− Смотрите, − отвечаю, смотреть не возбраняется.

− А где же он? – спрашивает недоуменно профессор.

− А вот он я и есть, − отвечаю ему. Вид у меня был непрезентабельный, и тогда меня всегда за работника Ильи Емельяновича принимали.

Познакомились. Прожил он у меня недели две, изучил мое дело. Все ему понравилось. Видимо понравился и я.

По планам профессора я, помимо прочего, стал заниматься племенной работой с пчелами. Хотя мой ученый руководитель жил в Петербурге, но мы часто переписывались, и наше племенное дело пошло хорошо, Как-то у меня получилось удачное скрещивание кавказской горной пчелы с местной пчелой. Я написал об этом профессору. Жду-пожду, а ответа нет. Позже узнаю: в Петербурге революция. До нас эти вести шли долго. Потом и у нас стали появляться, то белые, то красные. Что у них общего – все любят сладкое. Вначале в гости ездили, потом стали припугивать, что как будто я своими пчелами развожу контрреволюцию. А тут еще медведи откуда-то повадились, стали одолевать пасеку. Смотрел я, смотрел и в одну ночь смотался, как говорят в неизвестном направлении.

В конце концов, очутился я у знакомых монголов в Монголии. Поймал супоросную сурчиху, дождался пока она принесла пятерых сурчат – двух самочек и трех самцов. Мать с дочерьми я отпустил в горы, а с ребятами занялся и вскоре у меня оказался такой же театр с борцами-акробатами, с какими я когда-то путешествовал по торговым дорогам. Одновременно я лечил скот у монголов, лечил и людей.

Страница 8 из 15 Все страницы