Предисловие А.В.Гладкого

Книга А.И. Фета «Пифагор и обезьяна», при жизни автора не публиковавшаяся, посвящена чрезвычайно важной, острой и больной проблеме, которая никогда раньше, по-видимому, не становилась предметом серьезного исследования: первостепенной роли «точных наук», в первую очередь математики, в упадке европейской культуры. Сама по себе мысль, что «точные науки» убили культуру, не нова. Многие поэты, художники, музыканты, в том числе весьма выдающиеся, питали к ним отвращение. А специалисты по гуманитарным наукам в большинстве своем убеждены, что математика и смежные с ней области знания могут иметь только прикладное значение, а выдвижение их на первый план оказывает на культуру разрушительное воздействие, но обосновывать это убеждение не считают нужным. Математики и физики, со своей стороны, по большей части убеждены в своем превосходстве над «гуманитариями» и не допускают мысли, что их науки могут чему-нибудь хорошему повредить. Чтобы понять, какова на самом деле роль математики в становлении и развитии культуры, в ее подъеме и в ее упадке, необходим трезвый, объективный анализ. И кому же взяться за такой анализ, как не профессиональному математику?

Но не всякому математику такая задача под силу. Прежде всего, к ней невозможно подступиться, не будучи дома в самой математике и в тесно связанной с ней физике (для чего нужно иметь не только обширные знания, но и собственные серьезные научные достижения). Сверх того необходимы очень широкие и глубокие интересы и знания в других естественных науках и в гуманитарной сфере, включая не только историю, философию, социологию, психологию, но и художественную литературу, музыку, изобразительное искусство. А главное – исследователь должен быть не просто «эрудитом», но самостоятельным глубоким мыслителем.

Всеми этими качествами, соединение которых для нашего времени уникально, обладал Абрам Ильич Фет. При этом он сумел изложить свои мысли так, что их ход понятен не только математику, но и любому образованному человеку, а его незаурядный литературный талант делает книгу захватывающей – начав читать, от нее невозможно оторваться.

Почему же автор ни в какой форме не опубликовал эту книгу, написанную в 1986 – 87 гг.? Однозначного ответа на такой вопрос я предложить не могу, но некоторый свет на него может, вероятно, пролить история ее создания.

Над проблемами, которым посвящена книга, А.И. размышлял несколько десятилетий, и многие ее идеи были у него уже в конце 60-х гг., а может быть и раньше. В 1967-72 гг. (я жил тогда в Новосибирске и часто общался с А.И.) мы с ним много говорили о наукопоклонстве, и уже тогда я слышал от него выражение «теоремная промышленность».[В 1968 г. на торжественном заседании по случаю 60-летия директора Института математики С.Л. Соболева ученики физматшколы, пришедшие поздравить юбиляра, декламировали стихи, заканчивавшиеся таким четверостишием: «Когда вырастем, то все мы / Будем делать теоремы, / Чтоб советская страна / Как никто, была сильна!» Когда я рассказал об этом А.И., он мгновенно переделал последнюю строку: «Теорем была полна».] Наши взгляды в главном совпадали, но не раз случалось и спорить. Обсуждали мы эти проблемы и после того, как в 72-м я уехал из Новосибирска – в письмах и при встречах. А летом 87-го, когда «Пифагор» был уже написан, мы с женой приехали в отпуск в новосибирский Академгородок, и А.И. дал мне прочесть рукопись. В целом книга мне очень понравилась, но тем не менее я сделал множество замечаний. Б`oльшая часть их относилась к неточностям: А.И. писал «крупными мазками» и не всегда проверял факты, даты и т. п., а я был (и остаюсь) придирчивым критиком. С некоторыми замечаниями автор согласился, с другими нет, а после подробной дискуссии признал, что книга нуждается в доработке. Потом он говорил мне, что я ее своей критикой «зарубил», но это, конечно, была шутка: доработка обещала быть трудоемким делом, а у А.И. было очень много других замыслов, много неоконченных трудов, и до «Пифагора» у него просто руки не дошли. В 2003 г. он попросил набрать рукопись на компьютере (вместе с замечаниями друзей, которым он давал ее читать, в том числе моими), надеясь, очевидно, со временем к ней вернуться. Времени, отпущенного судьбой, увы, не хватило (Абрам Ильич скончался 30 июля 2007 г.), и книга издается теперь в ее первоначальном виде.

Но и в недоработанном виде книга «Пифагор и обезьяна» необыкновенно интересна и необыкновенно важна, потому что автор дает в ней объективный и всесторонний анализ явления, сыгравшего колоссальную роль в упадке нашей культуры, но не привлекавшего до сих пор внимания серьезных мыслителей: пагубного влияния на культуру «точных наук» во главе с математикой. Голос автора звучит страстно, и это не противоречит объективности, так как выводы, к которым приводит его трезвый анализ, говорят о страшной и очень близкой опасности, угрожающей самому существованию рода человеческого. И он не боится говорить людям жестокую, часто обидную правду, не смягчая выражений. Жестока правда, а не автор; к нему больше подходит определение «суровый», как к Свифту и Щедрину – они тоже говорили людям в глаза жестокую правду. На самом же деле этот суровый автор любит людей, и любит страстно. Объяснения в любви не в его привычках, но один раз он проговорился, перейдя с третьего лица на второе: «Нет и не может быть никаких мыслящих машин. Роботы никогда не будут, как люди. И самое главное, человек не может быть машиной. Он не так сконструирован эволюцией, как мы конструируем машины. Эмоции – главный стимул его жизни. Выбросить неприятные эмоции и оставить приятные – такая же глупость, как сделать магнит с одним полюсом. И ты вовсе не хочешь быть машиной – ты хочешь быть человеком, но не умеешь!»

Человек, научись быть человеком! – вот к чему зовет эта книга.

***

Кроме книги «Пифагор и обезьяна», настоящее издание содержит несколько статей А.И. Фета, написанных в разное время, но близких к этой книге по тематике. Среди них ст?ит особо выделить статью «Конрад Лоренц и кибернетика», которая может служить очень хорошим пособием при чтении тех мест «Пифагора», где идет речь о кибернетике. О сущности и истории этой науки в статье рассказано значительно полнее и систематичнее, чем в книге. (Статья перекликается также с другой книгой А. И. Фета - «Инстинкт и социальное поведение».)

Несомненно, многие читатели найдут в книге «Пифагор и обезьяна» и в присоединенных к ней статьях немало такого, с чем им захочется спорить. Это нормально: разногласия и споры являются необходимым условием развития любой науки и тем более философии (а предмет книги «Пифагор и обезьяна» и включенных в настоящий сборник статей относится к философии, хотя автор об этом прямо не заявляет – по той причине, что слово «философия» в наше время очень сильно скомпрометировано). По словам крупнейшего философа XX столетия Карла Поппера, «рост знания зависит исключительно от существования разногласий». Это верно даже в отношении самой точной и самой достоверной науки – математики. Примером может служить одно из самых величественных и самых прекрасных творений человеческого духа – дифференциальное и интегральное исчисление: своим возникновением оно обязано нескончаемым спорам, продолжавшимся два столетия и нередко принимавшим весьма острый характер. Историкам математики этот факт хорошо известен (хотя среди тех, кто изучал дифференциальное и интегральное исчисление в современных университетах, о нем знают лишь очень немногие). Споры эти были не только математическими, но и философскими, причем философские вопросы по большей части были неотделимы от математических. В XVII столетии, как пишет историк математики Дирк Ян Стройк, «все выдающиеся философы были математиками и все выдающиеся математики были философами».

Другой пример, более близкий к нашему времени – споры о проблемах оснований математики, начавшиеся после того, как были обнаружены парадоксы теории множеств. Здесь философский характер разногласий проявился еще отчетливее. Наиболее интенсивными эти споры были в конце девятнадцатого столетия и в первой трети двадцатого, но продолжались и потом (пишущий эти строки был их свидетелем в 50-х и 60-х гг.) и не прекращаются до сих пор. В спорах по поводу оснований математики достигла зрелости математическая логика, и родилась новая математическая дисциплина – теория алгоритмов. Благодаря этим спорам было сделано много неожиданных открытий; самое известное из них – теорема Гёделя о неполноте формальной арифметики (1930 г.), смысл которой состоит в том, что даже в арифметике натуральных чисел в принципе невозможно заменить содержательное доказательство формальными выкладками. За два с половиной столетия до того великий философ и великий математик Лейбниц мечтал о времени, когда философы вместо того, чтобы спорить, будут брать в руки бумагу и гусиное перо и говорить: «Посчитаем!» Надежды Лейбница не оправдались не только в отношении философии, но даже в отношении арифметики, и это математически доказано. Возможно ли лучшее подтверждение неизбежности и необходимости научных и философских споров?

Много споров вызовут, без сомнения, и мысли А.И. Фета, высказанные в книге «Пифагор и обезьяна» и статьях, приложенных к ней в настоящем издании. Если никому не хочется, прочитав книгу, спорить с автором – это верный признак тривиальности ее содержания. Содержание книги, предлагаемой сейчас читателю, в высшей степени нетривиально, и можно надеяться, что споры, которые она вызовет, будут весьма плодотворны.

Значение настоящего издания невозможно переоценить. «Бестселлером» оно, скорее всего, не станет: новые идеи, перпендикулярные расхожим мнениям, никогда не привлекают внимание «широкой публики», в том числе и образованной. И все же непременно найдутся люди, которые не только внимательно прочтут книгу, но и всерьез задумаются о том, что в ней написано, и как бы мало ни было их поначалу, постепенно содержащиеся в книге глубокие идеи пробьют себе дорогу. А тем временем необходимо подготовить издание «Пифагора и обезьяны» с подробными комментариями, и чем скорее, тем лучше.

А. Гладкий

Страница 2 из 14 Все страницы