Эту статью я закончил за неделю до августовского путча. После него вряд ли кто-нибудь может сомневаться, что люди, правившие нами в течение десятилетий - безнадежные двоечники. Они и заговор не сумели организовать хотя бы на тройку с минусом. Но власть двоечников далеко еще не подорвана. Уходят пока что толь­ко самые заскорузлые из них, да и то лишь с наиболее заметных постов; кто сумел кое-как выучить пару "демократических" шпаргалок, те как сидели, так и сидят в своих стара креслах. И успешно рассаживаются по новым. Поэтому я думаю, что статья сейчас так же актуальна, как и до путча, и не вношу в нее изменений.

I.

Наука и образование в современном мире играют существенно более важную роль, чем сто лет назад, и это признается общественным мнением. Научные изыскания, недавно еще бывшие занятием немногих чудаков, стали массовой профессией. От ученых ждут решения самых насущных проблем практической жизни. Во много раз увеличилось число людей, желающих получить или дать своим детям высшее образование.

Это вторжение науки и образования в практическую жизнь способствовало, конечно, их прогрессу, но в то же время исказило их сущность. Ученые чем дальше, тем больше видят конечную цель своих трудов не в познании истины, а в создании новых возможностей для развития техники, хотя давно уже очевидно, что это развитие далеко не всегда во благо. Образование рассматривают теперь не как средство облагородить человеческую личность, приобщить ее к духовному наследию предков и раскрыть заложенные в ней возможности, а как отрасль промышленности, продукция которой - квалифицированная рабочая сила, А на образованность нередко смотрят как на род личного имущества. Эта последняя тенденция существует сейчас, вероятно, во всем мире, но проявляется по-разному в зависимости от отношения к имуществу. Нас будут интересовать ее проявления в нашем обществе.

Отношение к имуществу у нас двойственное: с одной стороны, владение им престижно и часто служит средством самоутверждения, с другой - господствует убеждение, что никто не должен иметь слишком много. Таково же и наиболее распространенное отношение к образованности. Даже самые "простые" родители не согласятся теперь оставить своих детей без среднего или в крайнем случае восьмилетнего образования¹. В те вузы, которые пользуются по традиции хорошей репутацией, неизменно огромные конкурсы; не могут принять всех желающих довольно многочисленные "английские" и математические школы. И вместе с тем, когда недавно одна популярная газета рассказала о вновь открытой школе, где на необыкновенно высоком уровне обучают детей необыкновенно квалифицированные педагоги (неважно, насколько это соответствует действительности), в редакцию потоком пошли возмущенные письма: немедленно закрыть! Как можно, чтобы кто-то давал своим детям блестящее образование, когда большинство вынуждено довольствоваться скудным? И это далеко не единственный случай такого рода. Стремление не допустить, чтобы чья-то дети получили хорошее образование, раз его нельзя дать всем, распространено очень широко и пользуется поддержкой в "высших сферах". Например, когда в конце 1988 г. были запрещены кооперативные школы, высокопоставленный чиновник Совмина И.Простяков (ныне управляющий делами Кабинета министров) мотивировал этот запрет именно соображениями "социальной справедливости".

Это настойчивое требование "социальной справедливости" в сфере образования лучше всего свидетельствует, что на образованность действительно смотрят как на имущество. Но это же требование делает очевидной всю нелепость такого взгляда. Знания, культуру, квалификацию невозможно отобрать у одного и отдать другому, они могут передаваться лишь путем воспроизведения: тот, кто их, как принято говорить, "получает", на самом деле создает их заново своим трудом, хотя и пользуется помощью учителя, образцами и пособиями. Кроме того, по самой своей природе знания, культура и квалификация не могут находиться в коллективном владении, и интеллектуально-культурное богатство общества гложет существовать только в виде суммы богатств отдельных личностей. Поэтому хорошее образование, полученное отдельным членом общества, - это не только его личное достояние, но и достояние общества как целого. И есть еще одна закономерность, подтверждаемая всем историческим опытом человечества: если в обществе нет небольшого числа людей, чей интеллектуальный и культурный уровень намного превышает средний, то и средний уровень обречен на понижение, а все общество - на вырождение и упадок.

Но несмотря на очевидность всего этого, у нас постоянно происходит уравнивание интеллектуальных возможностей, и даже "обобществление интеллекта" стало реальностью. Наш обычный научно-исследовательский институт - это не что иное, как интеллектуальный колхоз, где все сообща пашут одно поле. А для уравнивания возможностей в нашей системе образования имеются специальные механизмы, хорошо отлаженные и действующие безотказно, Самый заметный из них — официальные и неофициальные ограничения и предпочтения при поступлении в вузы и в аспирантуру в зависимости от различных факторов, не имеющих никакого отношения к способностям и знаниям. Когда-то решающим фактором было социальное происхождение, потом их стало много: политическая благонадежность, национальность, партийность, участие в "общественной работе", прописка, наличие направления и характеристики... - всего не перечесть. К этому нужно добавить "блат", о котором еще в 40-е годы говорили, что он "выше Совнаркома", и, наконец, обычные взятки. Такие же факторы действуют при приеме на работу в вузы и научные учреждения, при присуждении ученых степеней, при академических выборах, при назначении на должности. В результате талантливые люди отстраняются от высококвалифицированного интеллектуального труда, и вместо них на места, требующие таланта, знаний и культуры, пропихивают множество посредственностей, ничем этим не обладающих. А те талантливые и знающие люди, которые все же туда попадают, оказываются в зависимости от посредственностей и вынуждены так или иначе приноравливаться к их уровню, как им это ни тяжко. (Если кому-то не тяжко, и он думает, что прекрасно живет, не имея надобности приноравливаться - значит, он приноровился окончательно.) И это не единственный уравнительный механизм, есть и другие, не так сильно бросающиеся в глаза, но не менее эффективные. (Например, система стабильных учебников - гениально простое приспособление для нивелировки уровня школьного обучения. ) А кроме постоянно действующих механизмов были еще разные поветрия, начиная от мясорубки массовых репрессий, в которую чаще других попадали те, кто чем-нибудь выделялся, и кончая затеей Хрущева давать каждому но достижении известного возраста аттестат о среднем образовании. В результате возникла система, в которой талант и стремление к знаниям, мягко говоря, не поощряется, и утеряно представление об индивидуальных различиях в образованности и квалификации - понятны только различия в дипломах и званиях. Попробуйте сказать кому-нибудь, что кандидат наук А - более квалифицированный специалист, чем академик Б. Скорее всего, вам рассмеются в лицо, даже если достоверно известно, что Б стал академиком исключительно благодаря связям и умению пользоваться выгодной конъюнктурой.

Престиж знаний в обществе начал расти, конечно, не вчера. Уже в прошлом веке известный уровень образованности был одним из отличительных признаков "господина", а человеку из низов образование открывало дорогу наверх. И те люди из непривилегированных слоев, которые хотели для своих детей более высокого общественного положения, стремились дать им образование. Это было трудно - для "кухаркиных детей" существовали административные, экономические и психологические барьеры, которые удавалось преодолеть лишь самым способным и упорным.

Но пришла революция, и в одночасье все барьеры рухнули. Впрочем, вместо них сразу возникли другие для бывших привилегированных. А бывших непривилегированных стали в немыслимо короткие сроки готовить к поступлению в высшие учебные заведения на "рабочих факультетах". Принимали туда без всякого отбора по способностям, без проверки знаний - всех, кто изъявлял желание. Многих и о желании не спрашивали, направляли в порядке комсомольского задания. И если прежде "кухаркины дети", которым удавалось попасть в гимназии, волей-неволей тянулись за сверстниками из более культурных семей, то рабфаковцы варились в собственном соку, тянуться им было не за кем, a преподаватели не решались проявлять требовательность - это могло быть расценено как саботаж. Конечно, среди рабфаковцев было немало способных и добросовестных, но в такой обстановке им трудно было развить свои способности, овладеть культурой и знаниями, не говоря уж о том, что на это просто не было времени. А было еще множество неспособных и недобросовестных, и всем им тоже надо было во что бы то ни стало дать высшее образование. Некоторые учебники высшей математики, изданные в 20-е годы и в начале 30-х, дают известное представление о тех мучениях, которые испытывали преподаватели высшей школы в попытках сделать свою премудрость хоть сколько-нибудь доступной для нового поколения студентов.

Катастрофические последствия такого "классового подхода" к подготовке специалистов были столь очевидны, что уже в 30-е годы пришлось отменить ограничения для "классово чуждых" и свернуть рабфаки. Были также предприняты попытки повысить учебные требования к студентам и школьникам. Но дело было сделано: рядом со старой интеллигенцией, сильно поредевшей от эмиграции и репрессий, появилась и стала постепенно вытеснять ее новая, разительно от нее отличавшаяся. И не столько происхождением - некоторые старые интеллигенты тоже были из крестьян и рабочих, а многие новые били на самом деле из мещанских семей, - сколько значительно более низким культурным уровнем.

Воспитывали эту новую интеллигенцию, разумеется, старые интеллигенты. Среди них было много энтузиастов, искренне веривших, что некультурность их учеников - явление временное, что скоро рабоче-крестьянская молодежь, получившая невиданные возможности для образования, догонит и перегонит прежние образованные классы. Но произошло как раз обратное: старые интеллигенты, если говорить в целом, не смогли подтянуть до своего уровня не только детей рабочих и крестьян, но и своих собственных, С каждым поколением культурный уровень людей умственного труда становился все более одинаковым и все более низким.

Почему так вышло? Для ухудшения качества образования были объективные причины: гибель, изгнание и ссылка многих квалифицированных педагогов, перегрузка и нищенские условия жизни оставшихся, нехватка книг, помещений и всего прочего, затруднение связи с заграницей. Губительное воздействие на образование оказала его идеологизация. Она приучала молодежь к конформизму и догматическому мышлению; в гуманитарных областях она привела к возрождению средневекового метода аргументации с помощью ссылок на священные тексты; нередко по идеологическим соображениям запрещалось ознакомление с теми или иными фактами, достижениями науки и художественными произведениями, и даже целые научные дисциплины объявлялись "буржуазными" и "лженаучными". Но все это не вполне объясняет глубину упадка. Несмотря на большие потери в преподавательском корпусе, в 20-е, 30-е, 40-е и даже 50-е годы было еще много хороших педагогов, интеллигентных, преданных своему делу и стойко переносивших самые тяжелые условия. Среди моих школьных учителей - а я учился в маленьком районном городе и окончил школу в 1946 г. - таких было еще большинство; не говорю уже о педагогическом институте, где я учился потом. И не так легко объяснить, почему культурный уровень их учеников, не исключая и тех, кто происходил из интеллигентных семей, был, как правило, заметно ниже. Сыграло роль, конечно, то, что общественные слои как раз в это время интенсивно перемешивались и перегородки между ними исчезали. Интеллигенты жили теперь в коммунальных квартирах вместе с чернорабочими, и дети их часто сидели за одной партой. Но остается вопрос: почему чернорабочие должны были влиять на интеллигентов больше, чем интеллигенты на чернорабочих? В век стремительного научно-технического прогресса, среди развешанных повсюду плакатов: "Знание - сила", "Учиться, учиться и учиться" естественнее было бы ожидать обратное. И даже таким бедствием, как идеологизация, все объяснить не удается. В математике и естественных науках, за исключением биологии, "идеологам" не удалось серьезно повлиять на содержание обучения и направление исследований; между тем упадок не обошел и эти науки, и там тоже посредственность вытесняла талант. Кроме того: хотя разгром генетики был произведен с применением тяжелого идеологического оружия и при деятельном участии диаматчиков, главную роль в нем играли люди с дипломами биологов и агрономов. И так было везде: в психологии наводили порядок психологи, в исторической науке - историки, в литературе - литераторы. И в каждой области науки, искусства и даже техники были люди, готовые по первому знаку начальства навести в ней идеальный порядок. Откуда же взялось этих людей так много, и что ими двигало? Стремление легким путем добиться высокого положения к материальных благ? Безусловно; но почему наука стала удобным поприщем для одержимых таким стремлением? Прежде им, как правило, приходилось искать себе какую-нибудь другую карьеру. И почему государство их поощряло, препятствуя этим развитию науки в то самое время, когда и промышленность, и сельское хозяйство, и военная мощь стали непосредственно от нее зависеть?

Итак: при попытке понять, что произошло у нас после революции с образованием и наукой, возникает множество вопросов. В самом общем виде все эти вопросы можно свести к одному: почему при непрерывном росте числа и размеров учебных заведений и научных учреждений и при постоянном подчеркивании властью исключительной важности науки и образования они тем не менее пришли в глубокий упадок?

Я не думаю, чтобы ответ на этот вопрос можно было дать в виде какой-нибудь простой формулы. Жизнь никогда ни в какие формулы не укладывается, и в данном случае тоже, несомненно, причин было много. Но мне представляется, что никакой анализ интересующего нас явления не будет полным, если не принять в расчет явления, к описанию которого я теперь перейду. Это явление я буду называть диктатурой двоечников и постараюсь показать, что в таком названии нет никакого преувеличения.

¹.Именно по этой причине в сельской "глубинке" сохраняются школы о очень малым числом учеников, иногда меньше десяти. (В 70-е годы в Калининской области существовала некоторое время школа с одним учеником.)

Страница 1 из 6 Все страницы