VI.

И не только армией командуют двоечники, они управляют и всем государством. Гласность уже сделала этот факт более чем очевидным, но до сих пор мало кому приходит в голову спросить: а почему министром, допустим, угольной промышленности непременно должен быть человек, матерящийся в микрофон? И почему президентом СССР должен быть человек, которому не под силу выговорить слова "Азербайджан" и "Удмуртия"? Мы уже привыкли не обращать внимания на такие пустяки и не ставим их в связь, например, с манерой утверждать сегодня одно, а завтра противоположное. Между тем эта манера - тоже характерный признак двоечника. Отвечая урок, он не заботится о логической связности, потому что содержание того, что он говорит, не имеет для него реального значения, важна только реакция учителя. И если двоечник становится политиком, то к своим политическим заявлениям он относится так же, как привык относиться к урокам. Такой политик может долго держаться "на плаву", если он искусен в интригах, а его противники тоже малокультурны. Но совершенно невероятно, чтобы он был в состоянии в самом деле удовлетворительно руководить - а не делать вид, что руководит - важными государственными или общественными институтами, необходимыми для нормальной жизни страны, и тем более создавать такие институты⁶. Бывают, правда, деятели, чья историческая миссия не в созидании, а в разрушении. Именно к ним принадлежит Горбачев, вознамерившийся реформировать принципиально нереформируемую систему партийной власти и вместо того разрушивший ее. Но сейчас, хотя она далеко еще не полностью разрушена, главная задача уже не в разрушении, а в строительстве. А для строительства нужны совсем другие люди: культурные, интеллигентные, с ясной головой, с глубоко укоренившимися нравственными принципами и чувством ответственности. Пришло время отчислить всех неуспевающих, проваливающих на наших глазах одну переэкзаменовку за другой.

Но откуда возьмутся те, кто должен придти им на смену? Это очень трудный вопрос, может быть даже самый трудный из всех, которые стоят перед страной. Ведь если смотреть правде в глаза, приходится признать, что образованных людей у нас сейчас почти нет. Культурные стандарты снизились, и за блестящую образованность сходит такая, какую сто лет назад расценили бы как весьма посредственную. Средний культурный уровень нынешнего университетского профессора не идет в сравнение с уровнем гимназического учителя, и вряд ли дотягивает нынешний средний врач до профессионального уровня среднего старого фельдшера. Появились уже и симптомы самого настоящего одичания - такие, например, как повальное увлечение астрологией, в том числе среди людей о высшим образованием и учеными степенями. Знание языков стало такой редкостью, что всякого выучившегося кое-как болтать по-английски за одно это считают образованным, а на выучившего два или три языка смотрят как на светоч культуры, даже если его пещерная некультурность во всех остальных отношениях бросается в глаза.

Но при всем том среди наших научных работников, педагогов, врачей, инженеров, агрономов, юристов, офицеров есть еще способные и добросовестные люди, не разучившиеся думать, стремящиеся к возрождению культуры и глубоко озабоченные судьбой дела, которому они посвящают жизнь. Именно эти люди, единственные в наше время наследники старой российской интеллигенции, должны встать во главе народа и взять на себя ответственность за его судьбу.

Но для этого необходимо два условия. Во-первых, добросовестные и думающие интеллигенты должны осознать свое единство и научиться действовать вместе. Во-вторых, они должны осознать свое превосходство над двоечниками и свою силу.

Последнее психологически особенно трудно, ибо идет вразрез с привычками, усвоенными уже два-три поколения назад. После революции интеллигенция разделилась на две большие группы. Многие интеллигенты с самого начала отнеслись к новому строю враждебно, увидев в нем не царство свободы и разума, чем он себя провозгласил, а царство кровавого деспотизма и невежества, чем он был на самом деле. Те из них, которые не погибли в борьбе, не стали жертвами террора и не отправились в изгнание, чаще всего продолжали заниматься своей прежней работой, в большей или меньшей степени пытаясь сохранять независимость хотя бы в чисто профессиональных вопросах. Но и такие попытки карались, нередко очень жестоко, и все глубже и глубже в души проникал страх. Другая часть интеллигенции, тоже весьма значительная, приняла декларации новой власти за чистую монету и поддержала ее. Без этой бескорыстной поддержки, без энтузиазма и самоотверженной работы значительной части интеллигентов большевики не смогли бы ни выиграть гражданскую войну, ни восстановить разрушенное в двух войнах хозяйство, ни провести индустриализацию. Со временем к энтузиазму добавился опять-таки страх, потому что власть часто платила за верную службу обвинениями в "вредительстве" и жестокими репрессиями. И многие из этих людей долго еще верили, что служат правому делу, и по-прежнему добросовестно трудились не только в больницах и школах, но и в "почтовых ящиках", где разрабатывалось оружие массового уничтожения. Однако к концу жизни Сталина вера уже ослабела; хрущевские разоблачения нанесли ей сильный удар, а брежневский откат к прошлому, расправы с диссидентами и подавление "пражской весны" убили ее окончательно. Но страх перед начальством жив и сейчас, он укоренился слишком глубоко. Теперь это страх перед двоечниками, ибо начальство состоит почти сплошь из них и весьма решительно защищает их привилегии. Этот привычный страх, чаще всего неосознанный, мешает многим способным, добросовестным и больше других знающим работникам даже про себя назвать двоечников их настоящим именем. Мешает понять, что, например, ректор, назначенный обкомом, - на самом деле вовсе не ректор, а нечто вроде того частного пристава, который когда-то сидел на лекциях, следя, чтобы профессор не сказал чего-нибудь крамольного. Причем в науке и высшем образовании этот ректор смыслит меньше, чем пристав, хотя и получил ученую степень за какое-нибудь сочинение по "политэкономии социализма". И даже те, кто это понимает, убеждены, что противостоять такому ректору бессмысленно. Между тем даже в "застойные" времена, если на какого-нибудь факультете находились два-три авторитетных преподавателя, относившихся к своей работе серьезно и не боявшихся портить отношения с начальством, то им, как правило, удавалось препятствовать окончательному превращению обучения в фикцию. А сейчас действовать несравненно легче. Если на весь университет найдется хотя бы десять добросовестных, думающих и энергичных преподавателей, которые решатся организованно и открыто выступить против насаждаемой ректором-приставом халтуры, не боясь назвать невежество невежеством и подлость подлостью, то в наше время, когда за это нельзя уже посадить и даже не всегда легко уволить, это непременно даст результаты. Вряд ли, конечно, удастся сразу прогнать пристава, и наверняка не удастся быстро изменить порядки. Но повеет свежим ветром, пробудится мысль и совесть у наших умных и честных из преподавательской молодежи и студентов, и станет легче дышать. А если научатся действовать вместе честные и думающие преподаватели из разных вузов и городов, и к ним присоединятся честные и думающие учителя, врачи, инженеры, юристы, журналисты... - тогда двоечникам придется туго. Они ведь ничего не умеют, они неумны и косноязычны, против них очевидность и здравый смысл. И даже огромный численный перевес и командные позиции им не помогут, если мы, их противники, осознаем свое превосходство и научимся действовать сообща. Вся сила двоечников - в нашей робости и разобщенности.

Страница 5 из 6 Все страницы