Быт деревни

Описание крестьянской жизни нашей, захолустной местности на севере Вятской губернии, лучше начать с апреля месяца, когда кончаются зимние работы и в делах получается на некоторое время перерыв не потому, что нечего стало делать, а создавала его весенняя распутица. Для тех, кто зиму работал на лесозаготовках и кто занимался извозом, создался вынужденный отдых.

Постараюсь описать быт различных крестьянских хозяйств. Различных как по имущественному положению, так и по роду хозяйственной крестьянской жизни. По этим видам все наши крестьянские хозяйства резко различались на три группы. Одни крепко держались земледелия, не сильно отвлекаясь на посторонние занятия, другие как зимой, так весной и осенью и частью даже летом много времени проводили на заготовках и сплаве леса. А третья группа крестьян, владеющая каким-либо ремеслом – то кузнечным, то выделкой овчин, то бондарным или горшечным ремеслом.

Я считаю основной, хотя и не самой преобладающей, группу крестьян – настоящих земледельцев. Это были крестьяне середняки, в хозяйствах имели 1 лошадь, 2–3-х коров. Они весну, лето и осень знали только работу в своем хозяйстве, не отвлекаясь на посторонние заработки. Правда, в зимнюю пору, когда все работы по хозяйству окончены, дрова и сено вывезены во двор, оказалось более или менее свободное время, они занимались извозом, зарабатывая этим на подати (налог) и текущие расходы, и какое-время также работали в лесу.

Люди второй группы ранней осенью нанимались на лесозаготовки и всю зиму рубили и возили древесину к сплавным рекам, а весной в апреле уже отправлялись на сплав. В пору, пока еще не вскрылись реки, они готовят подсобные материалы для сплотки бревен, а потом по весенней воде плывут на плотах до места сдачи древесины и возвращаются в свое хозяйство уже в начале лета, и это не один хозяин семейства, а с сыновьями или дочерьми. Дома все это время с работой управляется жена-хозяйка с малыми детьми.

А третья группа – крестьяне с ремеслом, никуда от хозяйства не отвлекаются, им хватает дела дома и по хозяйству, и для заработка.

Крестьянские работы

Попробую описать более подробно быт наиболее типичных крестьянских хозяйств из всех трех групп дореволюционного времени и первых годов после революции, пока в быту еще не было изменений, а изменения начались в 1927–28 годах.

В этом описании началом лучше считать весеннюю пору года, когда начинаются подготовительные работы у одних к летнему трудовому времени, у других к сплаву.

Месяц март на исходе, 17 числа по старому стилю небольшой праздник – Алексеев день * День памяти Преподобного Алексия, человека Божия.  . В народе держалась поговорка: «На Алексея ветер с полдён – оглобли вон». Это говорит о том, что работы на заготовке и вывозке леса кончаются, дороги к этому времени уже подтаяли, покрылись конским навозом, скопившимся от долгой зимней езды, и возить по ним тяжелые клади леса трудно. Из работы люди возвращаются по домам. Также кончаются работы у тех, кто зиму проводил не в лесу, а в извозе, хотя у них иногда извоз продолжался немного дольше, если весна не так спешила. Для лошадей, до весенних полевых работ наступил некоторый отдых, а мужики, отдохнув от зимних работ, дня 2–3 попарившись после балаганной жизни, тоже отдыхали.

Только не знали отдыха труженицы-женщины. Они все зимние долгие вечера пряли, а с началом весны их поглощала работа за ткацким станом. Они как одержимые садились ткать до восхода солнца и стучали бёрдами * Деталь ткацкого станка.  до темна, жалея времени даже для еды. В избе ткацких станков устанавливалось иногда по два-три в зависимости от числа женщин или дочерей. Ткать очень спешили, до полевых или огородных работ нужно переткать всю зимнюю пряжу, холста-то требовалось много, вся одежда в основном была холщовая * Простая грубая ткань, в данном случае льняная.  и, если в семье много мужчин, а женщина-хозяйка одна, ей бедняге и ночи спать некогда, а тут еще надо ухаживать за скотом, накормить, напоить его, подоить коров, остричь овец, да мало ли ей дел – ведь и семью надо накормить, и одежду выстирать, а кроме этого – корма на исходе и нужно для коров заварить в кадушке мелко нарубленной ржаной соломы. Эту заварку, сдобренную льняным жмыхом, коровы охотно поедали. Жмых припасали для этой поры. В зимнюю пору льняное семя перерабатывали на масло, масло шло постами в пищу, жмых был лучшей приправой в корм для коров.

Женское же дело было белить холсты. Вытканный холст темного цвета. Начнутся мартовские насты, холст на ночь замачивают в щелоке, лучше приготовленном из золы осиновых дров, а утром новины * Новина – холст, снятый со стана, длиной около 10 м.  расстилают по насту, и лежат они под лучами весеннего солнца до вечера, а иногда на ночь остаются. Весенние морозные утренники и солнце так выбелят и вымягчат эту льняную холстину, что она представляла гордость женского труда, особенно если выткана сложной тканью не двумя ниченицами * Деталь ткацкого стана – две параллельные дощечки с петлями, в которые продеваются нити основы . , а четырьмя, иногда даже восемью, но это более сложно и трудоемко. Выбелить холсты по насту не успевали, ткать медленно, эта работа длилась до тепла, иногда до зелени, тогда белили уже по вырастающей молодой травке также под лучами солнца. Беление длительного времени требует, довольно трудоемкая работа, но не утомительная, так как не требуется усидчивости и однообразия. Белить холсты – дело веселое, но длительное.

Мужчины по окончании лесных работ и извоза дают себе отдых, не торопясь делают кое-что по хозяйству, приводят в порядок и убирают на летнее место сани, ухаживают за лошадьми и нередко собираются по-соседски провести время за разговорами, иногда поиграть в карты. В эту пору перед праздником Благовещения (25 марта ст. ст.) по деревням разъезжают приказчики лесозаготовителей, подряжают народ на сплавные работы. Любители сплава объединяются небольшими артелями человек по 5–6 и с приказчиком заключают договор на сплав заготовленного зимой на разных плотбищах * Плотбище – площадка, на которой сплачивают заготовленный лесоматериал в плоты.    лесоматериала. Каждый в этой артели по своей возможности. У некоторых из них в семье, кроме хозяина есть сыновья или девки, он берется сплавить больше, а одиночка подыскивает наемного помощника – какого-либо подростка или девку.

Плотбища были по верховьям рек Вятки, Кобры, Фёдоровки и Сордука. В верховьях рек леса ещё были мало тронуты рубками и попённая * Плата за рубку, считая по пням или по срубленным деревьям.     плата за лес ввиду отдаленности была низкая, поэтому лесопромышленники вели там заготовки охотно. Сплавщики же соображали, где дороже плата за сплав и какие трудности ожидают на сплавном пути. Обычно реки в верховьях еще маленькие, сильно извилистые, не расчищены от всевозможных преград. Туда подряжались опытные умелые сплавщики. Нужно сказать, что в договоре указывалось удержание из заработка сплавщика всякой потери леса в пути сплава по продажной стоимости потерянного. За 200–300 верст речного пути по разным холуям (по Далю – хлам), перекатам и проливам только умелый сплавщик без потерь доставит плот. Подрядившись, артель получает задаток (аванс) под работу и, как правило, тут же обмывается задаток артельной выпивкой.

У нас в праздник Благовещенья в селе была Благовещенская ярмарка. Дороги зимние ещё в какой-то мере держались. На ярмарку съезжались торговцы красным товаром (ситцы, сатины и др. дешевые ткани), сушками, орехами и разной сладкой снедью, но главное не это, главное – изделия местных мастеров, всевозможные горшечные изделия: горшки, крынки, корчаги. Мастеров горшечников у нас было много в разных деревнях и сёлах. Всю зиму мужик с подростком месит глину, делает из неё на кружале * Станок для производства глиняной посуды. нужную в деревнях посуду, обжигает её в русской печке и везет большим возом на ярмарку. Зиме конец – сани в отставку, теперь нужны для телег колёса, по нашим дорогам они терпели недолго. На ярмарку привозят свои изделия колесники. Привозят бондари кадки, кадушки, шайки. Это все нужно будет летом для грибов, капусты и ягод. И сапожники со своими изделиями занимают места на ярмарке. Ярмарка есть ярмарка, на нее привозят все, на что есть спрос перед началом лета и что могли изготовить местные мастера. У людей теперь и с деньгами чуть посвободней. Одни зиму работали в лесу, что-то сэкономили, другие от извоза кое-что имеют. Подати к этому времени еще сильно не жмут. Ну и торговля идет довольно бойко. Кабаков у нас, на моей памяти, не было, были «казённые винные лавки». В них продавалась водка четушками, сороковками, бутылками и четвертями. Четверть – четвертая часть ведра (ведро тридцатифунтовое или 12 литров), бутылок в ведре 20, сороковок – 40, четушек – 80. В винных лавках торговля шла в ярмарочный день так же бойко, как на базаре.

После Благовещенья сплавщики отправлялись на свои плотбища. В первую очередь на верхние, до которых идти верст 100–150, а это по распутице, да по снежнице в лаптях с большой котомкой хлеба, сухарей и другой небогатой снедью путь немаленький, нелегкий, да еще с такими переходами, где по лесу верст 30 не встретишь никакого жилья. На плотбище от зимних работ сохранились балаганы, в них располагаются жить до полой воды и на 5–7 дней работы для сплотки бревен, а до вскрытия воды ещё дней 10–15. В это время идет заготовка подсотных * Очевидно, крепежный материал, заготавливаемый из ветвей и стволиков мелких или молодых деревцев (подроста и подлеска).   для сплотки материалов. Можно было бы и не так рано приходить на место, но путь не ближний, на нем много речек, оврагов и болот, а весной они становятся непроходимыми.

Вскрылись реки – началась горячая работа. Надо дней в 5–6 сделать плот, чтобы не упустить весеннюю воду. Тут уж спать некогда. Сплавщика солнце ни утром, ни вечером в балагане не застает. Пока идет сплотка, вода уже начнет немного сбывать. Тут уж мешкать некогда. Закончив сплотку, устроив на плоте шалаш из колотых досок и очаг, сплавщик, перекрестясь, отвязывает от прикола плот и пускается в путь, где его ожидает немало трудностей, а иногда и тяжелых приключений. Но несмотря на тяжелое сплавное дело, мужики, занимающиеся из года в год сплавом, перед благовещеньем уже становятся неспокойными, не терпится – ждут подрядчика, собираются на досуге для разговоров о разных сплавных случаях и все в каких-то приятных воспоминаниях, и если почему-либо сплавщику не удастся пойти на сплав, он словно заболевает. О сплаве напишу отдельно.

Хозяевам, не занятым сплавом, хватает работы и дома. Надо прибрать на лето сани и прочую зимнюю утварь, а пожалуй, самое трудоемкое и срочное дело – сбросить с крыш снег. Крыши-то в наших северных местах были площадью чуть не с футбольное поле, да со многими закоулками и островерхими двухскатными коньками. Снега у нас обильные, выпадает на крыши его уйма, толщиною местами в закоулках по пояс. Хорошо у кого крыши тесовые, так не вся снеговая вода стекает во двор, а с соломенных крыш во дворах становится потоп. Вот этой-то работой хозяин с сыновьями-подростками занимается дней 5–6. Весенний намокший снег – тяжелый, плотный, деревянной лопатой его трудно брать, особенно подмерзший утром. Поэтому нередко приходилось работать, нарезая его косою в куски посильной величины. Где нет мужиков, там на крышах возятся со снегом ребята. Им это дело нравится, но проку от их работы не так много. Зачастую соломенную крышу отработают так, что после на поправку ее уйдёт немало труда.

У женщин в эту пору страдная работа. Всю зиму, не досыпая ночей, пряли кудели, тянули бесконечные нитки. Тонкие нитки из хорошо чёсаного волокна – на холсты для полотенец, рубах, тканников и др., и более толстые грубые из изгребей * Льняные грубые волокна. – на верхнюю одежду и для штанов мужикам. Штаны-то у мужиков и подростков на работах в лесу словно горели. Вся одежда, особенно рабочая, была холщовая. Покупать фабричные ткани дорого.

Теперь с половины марта подошла пора ткать холсты. Напряденные за зиму нитки хранились до этого в виде мотов. С веретена нитки грубые. До тканья моты надо обработать, их вымачивают в воде с печной золой, отмывают чистой водой обычно ещё в прорубях на реках или речках, отмораживают по утренникам. Обработанное так прядено можно ткать в холсты. Но до этого ещё далеко. Отмытые высушенные моты натягивают на вороты и свивают на трубки, а с трубок на сновальне * Сновать – прокладывать основу пряжи.  делают основу, которая натягивается на ткацкий станок (у нас назывался стан). И вот только теперь начиналась бабья страда. Работа не тяжелая, но солнце женщину или девушку в постели не увидит. Утром чуть свет забрезжит, она уже сидит за станом и стучит бёрдом. Взмах правой руки с челноком и ниткой, челнок пролетает в зев основы, левой рукой подхвачен, удар бёрдом и нитка прижата на своем месте в холсте, переступает подножками, ниченица открывает зев основы и челнок левой рукой перебрасывается направо. И так кажется без конца одну израсходованную чевечку ниток сменяет другой. Чевечки хватает минут на 10 работы. Это при простом тканье, а когда ткут узорные холсты на скатерти, на полотенца или для девичьих нарядов, там ничениц бывает уж не 2, а 6–8 и более, даже у наших ткачих-рукодельниц до 12. Тут уж нужно умение и большое внимание. Чуть неправильно переступила, не на ту подножку, и получится брак в работе. Да и ткут при этом обычно уж крашеными в разные цвета нитками. Как в основе, так и в утке и в зависимости от расцветки в деле применяется несколько челноков, так же как с подножками нельзя путать челноки. И вот так женщина-хозяйка до восхода солнца начинает стучать за своим станом и до заката его.

Но ведь у хозяйки ещё есть забота накормить и напоить скот, а это не просто, в большинстве хозяйств даже не было на дворе колодцев. Нужно для скота принести вёдер 10–15 воды, немного нагреть ее в чугунах перед огнем в печи, дать корму коровам и овцам, и свинье, если она есть. Сено к этой поре уже ограничено, нужно нарубить мелко ржаной соломы, заварить ее крутым кипятком в деревянной кадушке и заправить жмыхом, дать коровам, да и подоить коров нужно и убрать молоко. И так за скотом два раза в утренней и вечерней поре.

Но ведь еще есть семья, ее тоже нужно кормить и поить. На один хлеб и на воду не посадишь за стол. О, как приходилось бедной женщине! Крутилась как белка в колесе.  Если муж-хозяин не ушел на сплав, то половину хозяйственной работы сделает он.

В семьях, где есть девушки-подростки, помогают матери, но им до возраста невесты нужно много наткать холстов. Выйдет замуж – сразу забота: одевать мужа, да еще худшая забота – в свадьбу был обычай делать подарки холстом: свекрови – новину холста, золовкам и другим близким родственницам жениха кому полотенце, кому отрез новины. Да еще подарки с пристрастием рассматриваются, оценивается рукоделье невесты. А выткать новину – нужно посидеть за станом, похлопать бёрдом и помахать руками с челноком – удлиненного весеннего дня не хватит. А выросла девушка из подростков – отец берет ее на сплав на всю весну. Моя Анюта в первый раз пошла на сплав с братом, когда ей еще не было 17 лет. Девушки поэтому ткать так спешили, что не тратили время на застольную еду. Кусок хлеба или вареная картошка – вот ее еда прямо за станом. Будут ли знать современные и будущие девушки и женщины участь женщин и девушек прошлого? Я, когда беру утром в руки полотенце, не могу не вспомнить и подумать с грустью, как оно создавалось. Поэтому я к нему отношусь бережно, с каким-то особым чувством, которое не умею выразить словами.

А сколько требовалось холста на штаны, на оболочки, на онучи под лапти, на запоны * Запон – рабочий фартук, передник.  и рукавицы-портяницы – все холст, всё это через руки, не грех сказать, святой труженицы женщины крестьянки.

Но вот совсем сошёл снег, вскрылись реки. Для сплавщиков началась горячая пора, до этого они, не торопясь, готовили кой-что для плота, тесали клинья, крутили вицы, их требовалось для плота много, на каждое бревно нужно было по одному клину и по 2 вицы, а брёвен-то в плоту 400–500 шт. Так же, не спеша, кололи доски на шалаш. Шалаш на плоте необходим, в нём придется проводить на воде в течение 2–3-х недель холодные весенние ночи, да и укрываться от дождя в непогоду. До начала сплотки любили послушать бурно пробуждающуюся дикую таёжную природу, зимой будто и не было птиц в лесу, только неугомонные синицы, как всегда, порхали около балаганов, да оглашали лес стаи клестов, а теперь не то – где-то появилась птичья мелюзга. По утрам, да и днём беспрерывно посвистывают рябчики, по утренней заре сплошное, ни с чем не сравнимое токование косачей. Они, никем не пуганные, на пальниках * По-видимому, лесная гарь. собирались на токовьё сотнями. И ночная пора не была тихой: солидно ухали в глухом лесу филины, то здесь, то там раздавался дикий хохот неясыти, иногда удавалось услышать и звонкое боботание зайцев.

Вскрылась вода – и всего этого сплавщик уже не видит и не слышит, ещё до восхода солнца далеко на воде раздается глухое стуканье чуть не пудовых деревянных колотушек по клиньям, да время от времени тяжёлый плеск от скатываемых на воду для плота бревен. Но вот, потрудившись так дней 5–7, плот готов. Вода к этому времени начала спадать, плотовщики, чтобы не упустить воду, спешат отпуститься от береговых приколов в путь, полный волнений, острых переживаний, а нередко и тяжелых случаев, и плывут так недели 2–3, выходя на берег только остановив плот на ночную пору. Едят, пьют и спят на плотах, готовя пищу на очаге перед шалашом. Очаг устроен из нетолстых, сантиметров по 15–20, отрезков. Четырехугольник заполняется землей и на нем почти все время поддерживается огонь для приготовления пищи, чая, а ночью для тепла в шалаше.

Те, кто не на сплаву, заняты ранней работой по хозяйству. Нужно на усадьбе прибрать скопившийся за зиму хлам, загрести в местах зародов * Зарод – стог сена. , кладух * Склад снопов, соломы. и около гумна мусор, починить изгороди. Дел, хотя и неспешных, но хватает. В большинстве хозяйств были хмельники * Очевидно, участок на усадьбе или в окрестностях, на котором выращивается хмель или производится уход за естественно растущим хмелем. . У нас, например, было три небольших хмельничка. Их по весне нужно удобрить навозом и прикрыть соломой, чтобы не зарастали сорной травой, и подготовить заблаговременно тычины для хмельников. Для женщин на какое-то время началось облегчение в труде. Ткать кончили. Скот кормить еще нужно, но напивается он на воле. Хотя зелени на полях пока нет, но с Егорьева дня на прогулку под присмотром ненадолго коров и овец выпускают на волю.

Передышка в работах недолга. Уж давно славят весну над полями жаворонки, обживают свое жилье скворцы. Хозяева посматривают на полях землю – как она просыхает, не пора ли выезжать с сохой. Лучше подкармливают лошадей, им предстоит большая тяжёлая работа на всё лето: пахать, боронить поля и, кажется, тысячи дел на все лето, когда и ночной-то отдых очень короток. Ведь есть поговорка: «Летом заря с зарёй сходятся», а работа весенняя от восхода до заката солнца. Хозяин дорожит каждым днем, каждым часом хорошей погоды, помня поговорку: «Весенний день год кормит».

Вот земля для пахоты, кажется, поспела. Благословясь в первый день, выезжают в поле с сохой, настроение торжественное, ведь эта работа – начало будущему насущному хлебу. У теперешнего поколения людей, уверен, не может сложиться ясного представления о нашей «пахоте» того времени. Пахотные угодья велись трехпольным севооборотом. Одно поле – под яровые посевы, второе поле  –  занято озимыми, а третье – пока ничем не занято, паровое под будущий посев озимых. До посева озими в паровом поле пасется скот. Каждое поле между соседями поделено на полосы. Полос в поле получалось помногу, отмерялись они в зависимости от добротности земельного участка, то на пониженной, то ровной, то холмистой части его. Получалось в некоторых полях полосок по 5–6. Количество пахотной земли между хозяйствами было определено исстари наделами. Когда-то в давнее время первые поселенцы, осваивая угодья, поделили их между собой, полученные части назвали наделами и владели ими, как я уже сказал, в разных частях поля. Но вот у владельца надела появились сыновья, выросли, поженились, произошёл раздел хозяйства. Поделили скот и другое имущество, пришлось делить земельный надел по числу выделившихся новых хозяев. И этот надел разделился уже на 2–3 и больше частей по числу выделившихся из хозяйства сыновей. Почему-то земельные владения стали называться не наделами, а душбми. Разрастание семей и их разделы не касалось земли соседей.

Заглядывая в прошлое, по рассказам родителей и стариков-соседей, у нашего прапрадеда Мокея из числа первооснователей деревни (починка) был один сын Мося. У Моси был также один сын Яша. Земельный надел до Якова не делился, а у некоторых соседей был поделен уже на 4 и даже больше частей. Теперь наделы стали называться душбми. У Якова было 4 сына и ему пришлось поделить хозяйство и землю на 4 души. Пахотные угодья по мере роста населения в деревне расширялись за счёт расчистки земли из-под леса, но при этом в намечаемом под расчистку лесу выделялся надел первоначальной величины. Расчистку его производили уж сами хозяева отмеренной им части. Таким образом, ко времени, когда я подрос, включился в хозяйственную работу и стал кое-что видеть и понимать, у нас земли было на 1 душу, у дяди – старшего сына Якова – 2 души, так как с ним остался младший брат подросток, невыделенный в самостоятельное хозяйство. К этому времени деревня состояла из 32 хозяйств, а первооснователей было не более 3–4-х, о чем можно судить по числу фамилий в деревне: их было 4 – Абатуровы, Селивановы, Малыгины и Порошины. Так вот, к моему времени из 32 хозяйств 3 хозяйства имели наделы из 4 душ. В роду этих хозяйств мало нарождалось сыновей и надел мало дробился, дочери на надел не влияли. Зато несколько хозяйств имели только по пол душе, а дальше уже делить нечего и появлявшиеся сыновья где-то в лесу в новых облюбованных местах основывали починок и постепенно осваивали его всей семьей еще до раздела.

Начал я этот абзац о полосах пахотной земли в полях. В нашей деревне в каждом поле пахоты было десятины (теперь га) по две на одну душу. Это на 5–6 полосок. Полоски некоторые длиной по полкилометра и даже больше, и шириной при однодушевом наделе метра по 4. Вот эти полоски, отграниченные от соседей узкой кромкой непаханной земли, называемой межой, нужно вспахать сохой на одной маломощной лошадке.

Тяжёлая это была работа для лошади и для пахаря. Лошадка, идя бороздою, тянет соху, выгнув тощую спину. А позднее, перед революцией, изредка стали появляться плуги. Пахарь должен крепко держать в руках неуклюжее орудие пахоты, не давая ему сильно заглубляться, или широко захватывать пласт пахоты. Глубоко и широко для лошади непосильно. Обычно в глубину пахали сантиметров в 10, а в ширину пласта – см 20. И вот на метр ширины полосы нужно проехать с сохой 5 раз, а на километровой длине полосы, чтобы вспахать метр ее ширины, требуется лошади и пахарю пройти 5 километров, а на га пахоты получится около 20 км. Длинную борозду тянуть лошади без передышки трудно, поэтому пахали недлинными «гонами» метров по 100. Эти 100 метров лошадь пройдет не спеша, повернет обратно и с другой стороны полосы от межи другого соседа опять отрежет пласт, убавив ширину полосы еще на 20 см. Да длинные гоны нельзя было пахать ещё по другой причине: нужно короткими гонами поскорее вспахать часть полосы, засеять ее и заборонить, пока почва влажная, весенний ветер сушит быстро. Есть поговорка: «Овес говорит – сей меня в грязь, будешь князь». Поэтому с посевом овса очень спешили. Яровые – весенние сеяли только овес и ячмень. Вспашут таких гонов 4–5, посеют, заборонят, и продолжают дальше пахать. Лошадиная скорость на тяжелой работе-пахоте с учетом частых разворотов – небольшая, пожалуй, не больше 3-х километров в час. И вот так отрезали двадцатикилометровые пласточки. За один проезд нужно вспахать свой надел под яровой посев. Сеять надо спешить пока влажная земля еще от снежной влаги. Поэтому сначала для пахоты выбирали полосы, расположенные на более высоких местах. И, как правило, за день напашут гоны 3 или 4, а назавтра уж по вежевспаханному посеют и сразу же заборонуют.

Бороны были в большинстве деревянные, хитро сплетенные из еловых палочек, длиною метра по 1,5. За один проход борона захватывала такую же ширину. Но она легкая, поэтому чтобы лучше заделать зерна, приходилось бороновать следа в 2–3. Боронование для лошади легче, да и идет оно быстрее, и что напахано за день обычно забороновывается менее чем за половину дня, а затем снова пахота.

Сеяли вручную, почти всегда мужчины, если они не на сплаву. Для этого устраивалось так называемое по нашему вятскому говору ситево. Это чаще всего плетеный из берёсты кузовок емкостью килограммов на 10–12 зерна. Наполненное зерном ситево повешено через плечо и спину спереди; сеяльщик шёл вдоль вспаханной полосы, забирая горстью зерно, сильным взмахом раскидывал его впереди себя на ширину, примерно метра на 2. Боронил кто-либо из подростков, сидя верхом на лошади. Если пахоте и севу не мешала погода – дожди или снег, что иногда бывало, то старались закончить посев дней в 7–8. Кстати была поговорка: «На яровые посевы снег идет – бог навоз кладет», но в пору сева дождь и тем более снег было явление крайне нежелательное.

Если муж-хозяин на сплаве, вся эта работа ложится на плечи жены, ей нужно еще подоить коров, истопить печь, испечь хлеб хотя и не в каждый день, накормить детей, приготовить лошадь для работы, насыпать мешок зерна для посева и, что самое главное, самой запрячь лошадь и идти за сохой, держать которую нужно бы сильными мужскими руками. И бедная женщина, какая бы она ни была работящая и расторопная, вовремя всю работу сделать не могла, с севом затягивалось, да и в дому накапливался беспорядок, и хозяйство в целом понемногу хирело.

К этому времени в небогатых хозяйствах корм для скота на исходе, да хлеба немного, до свежего надо как-то дотянуть. Скоту – коровам и овцам – на поле еще не чем кормиться, но все же начинают понемногу выпускать. Первый раз выпустить было принято в Егорьев день * День Великомученика Георгия Победоносца. , по старому стилю 23 апреля. Выпускали под присмотром взрослых, в основном чтобы коровы, отвыкшие за зиму от деревенского стада, вновь со стадом свыклись.

Для подспорья к хлебу в эту пору на полях, особенно на глинистых возвышенностях, вырастая, из земли вылезали ростки хвоща полевого – плотные, остроголовые, длиной сантиметров в 3–3,5 и толщиною с карандаш, покрытые защитной полупрозрачной пленкой – «кожуркой». Назывались они по-нашему пестиками, были вполне съедобными в сыром и вареном виде. Вырастало их очень много и вот ребятня со всей деревни по полю ходили внаклонку и собирали их в лукошки. Лукошками у нас не называли, а называли наберухами или наберушками, смотря по величине. Набирали их полные наберухи. Дома очищали от кожурок и всей семьей ели, похрустывая, как некое лакомство. Сладкими их назвать нельзя, но поесть в таком сыром виде, очищая от кожурок, было приятно, да и сытно. Но в основном варили что-то похожее на овощной суп, добавляя при варке одно-два яица.

Озимые поля к этому времени уже зеленеют, ведь посевы ржи осенью ушли под снег зелеными. У нас скот на воле ходил без пастухов. Чтобы не травить посевы, все три поля отделялись одно от другого изгородями и кроме полей выгораживалась поскотина. Поля были большие, пахота в них занимала не больше половины поля, остальная непашь: то кустарники, то еще не расчищенная от леса, то запущенные выпаханные (истощенные) полосы. Эта полевая непашь в паровом поле служила кормовым пастбищем для скота, а в озимом и яровом полях, не стравленных скотом, каждый на своем наделе, вернее на своих полосах и заполосках, косил траву на сено. Скот весной выпускался на паровое поле, предназначенное для посева ржи, на нем в прошедшем году были овес и ячмень. Поскотина до поры до времени для скота закрыта.

До начала полевых работ, еще пока нет напряженных дел, по утрам уходят в лес на целый день на заготовку дров к зиме. Готовили их обычно не в делянках, а где придется, там их складывали в поленницы, если разделывали на поленные дрова, или ставили в услоны, если готовили 3-х аршиными для последующей разделки дома в зимнюю пору. Дрова оставались в лесу на месте заготовки. Для просушки их вывозили осенью по тонкому снегу. Чужих дров не трогали. Готовить дрова весной могли только хозяйства, где дома мужчины или немаленькие подростки.

Дела идут своим чередом, посевы яровых закончены, весна уж в полном расцвете, цветет черемуха, скворцы перестали петь, уже насиживают яйца, только неугомонные жаворонки еще долго будут славить природу. Подошли огородные работы. Надо посадить картофель, лук, посеять свёклу, морковь и подготовить рассаду для капусты. Но эти работы проходят спокойно без особого напряжения. Но мне запомнилось: надоело устраивать гряды, разгребать борозды для них приходилось деревянными лопатами. Железных у нас была только одна какая-то захудалая. За железную нужны деньги, а деревянную – выколоть в лесу доску и сделаешь лопату. Но землю-то копать она очень не хороша, а гряд делать надо было много, картошку сажали тоже в гряды, а после окучивали раза два также из борозды лопатой. Под плуг начали сажать только уж после революции.

Окончены и огородные работы. Это обычно по времени совпадало с Николиным днем (9 мая по ст. ст.). В работах чувствуется некоторая передышка. В полях и на лугах уж зеленеет трава. Как в поговорке: «Егорий с водой – Никола с травой». Лошади управили тяжелую работу весеннего сева, теперь и их выпускают днем попастись на зелень. Женщины и девушки белят холсты, а для ребятни новое дело появилось. Зацвели ели, на опушечных деревьях ветви сверху до низу закраснели бутонами мужских соцветиий, круглыми словно ягодами, они не так сладки, как ягоды, но поесть их было приятно, да и, видимо, полезно и сытно.

Я помню, будучи школьником в эту пору в школе в 12 верстах от дома дежурил неделю на школьном огороде. Унес из дома хлеба на неделю, но когда хлеба мало, и он съедается незаметно, то и хватило его мне дня на 4 или 5, и дня 2 пришлось ходить к лесу, кормиться этими бутончиками, да и набирать их про запас на ужин и завтрак. Плохое, конечно питание, но всё-таки не голод. Бутончики эти у нас назывались северюхой, но они долго были пригодными для лакомства. Вначале еще малы и плотно покрыты защитными чешуйками, а когда подрастут и раскроются, так при хорошей погоде дня через три-четыре начинают пылить и для еды непригодны. Во время цветения ельников, тогда еще не вырубленных лесозаготовками, было так много еловой пыльцы, что поверхность воды в реке была сплошь покрыта желтым налетом, хотя вода-то в реке не стоячая, а текущая.

Сплавщики в это время на плотах. Мужики, которые дома, еще ходят в лес рубить дрова, ходят чинить изгороди и тычут хмельники. Готовят телеги для возки навоза, в кузницах отклепывают ральники * Рало: плуг, соха с 3–4-мя зубьями для боронования пашни. сох, готовя их для пахоты парового поля. На этом кончается период весенних работ, хотя весна ещё далеко не кончилась.

Остается сказать о хозяйствах, в которых подсобным занятием было то или иное ремесло. Типичным таким хозяйством в нашем округе, которое я знал, было хозяйство, из которого родом была бабушка моей жены Анны Павловны. Она родом была из деревни в пяти верстах от нашей. Семейство, в котором она выросла и воспиталась, к тому времени, который я описываю, было крепкое, спаянное с довольно суровой дисциплиной патриархального хозяина Павла Артемьевича. Сам он был выборным волостным старшиной. Семейство состояло из 5 сыновей и 3-х дочерей. Одна из них – бабушка А.П. Сам Павел Артемьевич каким ремеслом владел – не знаю, но сыновей выучил овчинному и кузнечному делу, причем кузнец неплохо должен был и столярить, так как обычно кузнецы делали по заказам выездные телеги-тарантасы, где кроме кузнечного требовалось хорошо владеть столярным инструментом.

Строгий глава большой семьи строго воспитал детей и приучая к ремеслу, требовал, чтобы любое дело они выполняли безупречно хорошо и чтобы о них в округе не могли говорить плохого. На моей памяти самого П.А. уже не было, правил хозяйством старший сын, сохраняя устои отца. Надо сказать, что все братья и сестры были крупного роста, чуть ни сажени в высоту, сильные, плечистые, обликом красивые, хотя я их знал уже пожилыми с большими бородами и со взрослыми детьми. О дочерях можно сказать словами Некрасова: «Коня на скаку остановит, а взглянет – рублем одарит». Братья со своими отпрысками занимались своим крестьянским довольно крепким хозяйством с хорошо поставленным ремеслом, а дочери, как и полагается в таких семействах, по мере подрастания были выданы (а не вышли) замуж. Хозяйство зажиточное патриархальное.

Вопрос о замужестве дочерей решался родителями, вернее отцом. При этом в расчёт принималось положение и благопристойность семьи невесты при женитьбе сына и в некоторой степени личные качества невесты. При выданье замуж дочери – этот же принцип. Одна дочь была выдана замуж в нашу деревню в хорошую семью, деревня неплохая. Это бабушка Анны Павловны. Она прожила хорошую жизнь до глубокой старости. Родила двух сыновей и восемь рослых красивых дочерей. Выдала замуж по этому же принципу. Только самая младшая нарушила порядок, выбрала жениха сама против воли родителей. Между прочим, третья по порядку, дочь выдана за бывшего солдата гвардии, а в гвардию набирали призывников саженного роста, ну и невеста была ему подстать, лишь немного уступала ростом и телосложением. Я немного отвлекся от главного, но все же закончу начатое.

Вторую Павловну выдали в починки за 20 верст, в починок, за дворами которого простиралась тайга без конца и края, в хозяйство тоже ремесленника. Эта Павловна народила 4 сыновей и 3-х дочерей. Все они в Павловскую породу: сыновья крупные, здоровые, занимались изготовлением колес для телег преимущественно на деревянных осях, и кузнечным делом. Третью выдали в починки «Комарово», название которых хорошо отражало характер этих починков. Это от родного дома более чем за 50 верст уж совсем в тайге за тремя волоками, за речками и реками. Проезжая дорога туда была только зимой, летом только верхом на лошади, а весной и осенью и верхом нельзя. До свадьбы ни жених, ни невеста ничего не знали один о другом.

Описывая весеннюю пору, я говорил, что в одних хозяйствах мужчины уходили на сплав, зачастую оставляя жену на все весенние работы, в других, где мужчины не на сплаве, для них на какое-то время в распутицу дел уменьшалось и они кое-что делают по дому, помогают женщинам ухаживать за скотом и имеют время, чтобы собираться побеседовать о том-о-другом.

А в хозяйствах ремесленников жизнь идет без изменений, только один вид ремесла сменяется другим. Вот эти братья Павловичи всю зиму занимались выделкой давальческих овчин. К этому времени все заказы они уже выполнили и заранее другим заказчикам отказывали. Теперь им подошла горячая пора кузнечных работ. К пахоте крестьянам нужно починить сохи, наострить ральники. Работы невпроворот. Небольшие несложные работы выполняет кто-либо из подростков, постепенно привыкая к кузнечному ремеслу, а настоящие мастера-братья выполняют сложные заказы – изготовление выездных тарантасов. Тарантас надо сделать красивым, лёгким на ходу и не тряским в пути. Тут нужен хороший мастер-кузнец, чтобы отковать и отделать оси. Их в одиночку не сделаешь, да и вспомогательных деталей – гаек и болтов нужно много, и все сделать вручную примитивными инструментами. Это кузнечная работа. А деревянные детали – дроги, колодки для крепления дрог и осей – довольно сложное столярное дело, задняя колодка даже нередко изготовлялась с резьбой. И последнее в деле – плетеный из черёмуховых виц кузов, называемый плетушкой. Всё деревянное в неотделанном виде заготовлено заранее: дроги, колодки – в прошлое лето под крышей высушено, вицы тоже заготовлены летом.

Вот в этом семействе работы хватало всем и все братья могли делать любую из этих работ. Плести плетушки в начальной стадии обычно было делом подростков, а в конечной – дело взрослых. Вот в такой бригаде дело спорилось.   По своему характеру они все делали хорошо и поэтому у них заказов всегда было больше, чем они могли принять. Распорядок дня у них начинался с восходом солнца, оно еще не успеет подняться над лесом, в кузнице уже стучат, вернее, слышится звон на двух наковальнях. На одной два брата куют оси, а на другой разную мелочь. В то же время у стены кузницы идет обработка дерева, и так до позднего вечера с небольшими перерывами. Изготовление тарантаса для них было делом нескольких дней. Жаль, что я не знаю сколько они брали за тарантас готовый для запряжки лошади, даже с натянутыми тяжами. Богатый заказчик тяжи заказывал из моржовой кожи, их готовили на кожевенных заводах.

Жизнь женщины шла обычным чередом, как у всех, только они были избавлены от тяжелых мужских работ, да и содержались в большой строгости, никаких препирательств в семье не допускалось. С началом полевых работ распорядок дня изменялся, в кузнице оставались более рукодельные мастера и подростки, а два-три брата пахали и сеяли. Такая же жизнь шла и в хозяйствах других крестьян-ремесленников, только такие мощные хозяйства встречались редко. Похожа на описанное семья Василия Григорьевича в деревне Косолапово. Работал сам с тремя сыновьями.

А нужных изделий в среде крестьянских хозяйств было много. Всем крестьянам были нужны горшки, крынки, корчаги. Их делали горшечники, и вывозили целыми возами на ярмарки, но делали довольно примитивно. Глину месил сам хозяин, помогали ему и жена, и детишки, отжигали в простой русской печи.

Нужно было много кадок, кадушек и шаек. Их кадочники делали всю зиму. Для рабочих телег на деревянных осях нужны колеса. Их делали колесники с березовыми трубицамии осиновыми отодьями. * Трубицы, отодья – детали колеса и телеги. Но у всех этих ремесленных хозяйств доходы от ремесла были очень разными. Описанное подробно хозяйство было зажиточное. Знал я еще 2–3 таких хозяйства. А у других ремесло было только подспорьем, для уплаты податей и для покупок самого необходимого, что не производилось в своем натуральном хозяйстве.

С началом полевых весенних работ порядок дел в хозяйствах ремесленников изменялся. Ремесло отходило на второй план, земледелие  –  все-таки основа хозяйства, ремеслом занимались только в непогоду, да и то при наличии свободных мужчин в многосемейных хозяйствах.

Заканчиваются посевы яровых, недалеко до праздника весеннего Николина дня. До него надо закончить огородные работы: посадить картошку, лук, подготовить грядки под капусту, морковь, свёклу. Больше, пожалуй, в огородных культурах ничего не было. К этому времени весна уж полностью вступает в свои права, лес хотя ещё не зеленеет, но заметно близок к этому. Луговинки в полях начали зеленеть, а бывали года, что и лес, и поля в эту пору покрывались зеленью и даже лесная печальница-кукушка включалась в птичий весенний хор. Огородные работы не так напряженны, как полевые. Это дело около дома проходит спокойнее и как-то незаметно заканчивается. Погода к этому времени почти всегда хорошая, вёдренная с ветрами. В полях просыхает, в лесу и в логах ещё кой-где сохраняется снег. Вода в лесных речках входит в берега, но в реках полный разлив.

Из посевных работ осталось посеять лен. На пашне посеять его – дело обычное. Принято было сеять его женщинам, да ещё со старинными приметами. Чтобы лен лучше уродился, женщине начинать сев нужно было раздевшись догола, что старались делать рано утром, ещё затемно, пока народ по домам. Лен в крестьянской жизни имел очень большое значение. Посеву и урожаю его уделялось серьёзное внимание и даже, можно сказать, особая забота. Особенно хорошо он рос на подсеках * Подсека – элемент подсечно-огневого земледелия, участок леса, подготовленный для выжигания и последующей пашни. . Там он рос не то что на пашне: высокий, как говорили, волокнистый. Погода хорошая, сухая, подсеки просохли, их начинают жечь. Жечь надо ближе к вечеру, когда уж нет ночной росы, не в ветренную погоду, чтобы горели не быстро и лучше прогорали. Любили детишки эту работу, да и взрослым она нравилась. Побегать подростку около громадного костра – одно удовольствие и забава, да и от своего огня сбегать к соседнему – это лучше, чем теперь ребятам сходить в кино.

Сожгли подсеки, теперь нужно убрать с них обгоревшие остатки деревьев. У нас почему-то это называлось подсеки прятать. Работа не особенно приятная, на ней вся одежда, руки и лицо становятся черными от обуглившейся древесины и от золы. Подсека очищена, на ней опять-таки женщина сеет лен, а за ней, прямо по пням, мужчина боронит специально устроенной подсечной бороной, для устройства которой ещё при рубке подсеки заготавливали отрубки ели с длинными частыми сучьями.

С посевом льна кончились весенние полевые работы. Теперь уж работа идет спокойнее. Женщины заканчивают белить холсты, мужчины с подростками ещё ходят готовить дрова, чинить изгороди, ставить на хмельники тычины. Кстати об изгородях. Их так же между соседями размеряли, как и землю по душам (по наделам). Устройству и содержанию изгородей в порядке у нас придавалось серьёзное внимание. Неисправная изгородь позволяла скоту пробираться на посевы и повреждать их. Обычно соседи хорошо знали, где чей участок изгороди, и окажись он неисправен, хозяина проберут всей деревней.

К этому времени сплавщики с верхнего сплава начинают возвращаться, а плывущие на низ возвратятся еще не скоро.

Окончены весенние работы. Чувствуется удовлетворение от окончания большого дела, ответственного за благополучие года. Теперь мужчины не спеша кое-что делают около дома: готовят телеги для летних работ, чинят изгороди в полях или городят заново. В лесу заготавливают брёвна, если нужны для постройки новой избы или хлева для скота, заготавливают жерди про запас для изгородей. Женщины прибирают всю зимнюю одежду, валенки, половики, попоны и все прочее, везут все это куда-либо на реку и там моют, полощут и тут же на весеннем солнце сушат, чтобы убрать до поры-до времени. Шубы, тулупы, шапки просушивают на солнце и также убирают, оберегая от моли. На полях для скота уже подросла трава и он пасется на подножном корму.

Возвращаются домой сплавщики. Сдали плоты кто в Вятке, кто в Слободском, это от дома 100–130 верст. Можно бы возвращаться на пароходе, но ведь за проезд надо платить, даром-то не повезут. Лучше пешком, времени на дорогу потратится не больше, зато сэкономится на подарок жене и детишкам. И топают сутки и больше с котомками за плечами, в лаптях – обувь-то для дороги в летнюю пору лучше не придумаешь. Если сплав прошел благополучно, то приносят домочадцам подарки: жене платок или ситца на кофту, ребятишкам – конфет, леденцов, пряников и обязательно баранок, а для себя – сатиновую рубашку и какие-нибудь шаровары, а иногда даже сапоги. Но нередко бывало и плохо: на плотбище, как закончит сплавщик устройство плота, приказчик обмеряет и пересчитывает все брёвна или дрова и выдаст сплавщику документ, по которому он должен сдать на пристани плот. Если же в пути у него несколько брёвен пропадет, оборвет их в плохих для сплава местах, со сплавщика удерживают стоимость их при выдаче заработка. А плохих мест на весеннем разливе много, поэтому случалось, что сплавщик возвращался со сплава должником.

Требуют ухода хмельники. Их хозяин удобряет навозом и другим разным мусором, заканчивает ставить тычины. Хмель нужен во всех хозяйствах. Деревенское пиво любили хмельное и варили его и в зажиточных, и бедняцких хозяйствах, поэтому хмельник в огороде обычен почти у всех хозяев.

Недолго было затишье в работе. Подошла пора пахать паровое поле. Скот в этом поле пасется с ранней весны. Хотя земля еще не совсем успела высохнуть от стаявшего снега, да и дождями мочило, но скот ее сильно утоптал, солнце подсушило и пахать стало очень трудно. Тогда чаще говорили не пахать, а ломать паровую пашню. Действительно, вспаханная полоса имела вид неприглядный. В эту пору дожди редки, солнышко сушит вовсю и пахотный пласт не ложится за сохой ровным слоем, а получается глыбистым, тем более, что почвы у нас глинистые, глыбы тяжелые, плотные, их хоть кувалдой разбивай. А каково пахарю и лошади, кроме того, что в сухой земле тяжело тянуть соху, каждая отвороченная глыба толчками кидает соху, а соха не на постромках, оглобли в хомуте стянуты дугой и каждый толчок болезненно передается на плечи, да вернее на всю лошадь. Не лучше и пахарю, эти глыбы выбрасывают соху из борозды и нужна сила, чтобы её удерживать. Тяжело доставалось на этой пахоте жёнам сплавщиков и вдовам. После вспашки паровое поле надо заборонить. Боронили обычно дети в возрасте 10–12 лет. Сидя верхом на лошади, он целый день с небольшими перерывами для отдыха лошади ездит по своей полосе, дробя сухие комья земли бороной, хитро сплетенной из набора деревянных деталей. Земля сухая, за бороной пыль, по одному месту приходится ездить по нескольку раз, чтобы хоть сколько-то размельчить комья.

Нужно сказать еще о небольшой работе – посев льна по подсекам. На них он вырастал гораздо лучше, чем на пашнях. Но не об этом хочу сказать. После сжигания подсеки на ней оставались несгоревшими стволовые части срубленных деревьев. Мелкие кусты и ветви сгорают дочиста, а стволы, обгоревшие и обуглившиеся, остаются. Их нужно убрать. Эта работа почему-то называлась «прятать подсеки» (у Даля – «прятать пал» – сносить вырубленный лес в костры). Она не тяжелая, но обгоревшая и обуглившаяся древесина немилосердно мажет, чернит работающих, к тому же работать приходилось по толстому слою золы и мелкой пыли (пепла). Тут уж не считайся ни с чем – от ног до головы весь будешь в саже. Крупные остатки укладывали для дров. Их за лето дождями и ветром от черноты очистит. А мелочь тут же на кострах сжигали. И только после этого сеяли лён.

Кажется, все основные весенние работы кончились и вспахано паровое поле. Напряжение, спешка в работе спала. Теперь, если есть надобность, надо рубить подсеки * Начальный этап подсечно-огневого освоения лесного участка для последующей пашни..  Деревья уже полностью облиствились, под листвой лучше подпревает почва, да и горит такая подсека лучше. Рубят почти одни мужчины с подростками-сыновьями, которые с раннего детства привыкают пользоваться топором. У срубленного дерева обязательно подрубают нижние сучья, чтобы дерево плотно лежало, а не торчало на ветвях. Обрубают и верхние сучья. Валят деревья не как попало, а стараются покрыть побольше площади, но не тонким навалом, чтобы лучше за лето подопрела земля, но и не толстым. Рубят подсеки не где вздумается, а на заранее размеренных полосах. На вырубленных полосах после льна года три-четыре и даже дольше сенокосят, а после выкорчевывают крупные пни. Мелкие за это время сгниют и полоса готова к вспашке.

В начале июня обычно начиналась работа по вывозке навоза на паровое поле. Эта пора года самая красивая. Ночи короткие светлые, травы на лугах и полях цветут, в лесу гомон птиц. Ещё не умолкли кукушки. Они переставали куковать, когда ячмень в посевах образовывал колос, а это что-то во второй половине июня. Это на первый взгляд грязная и неприятная работа, но так кажется со стороны, а на деле веселое, живое, даже, можно сказать, жизнерадостное дело для всех занятых в этой работе людей: мужчин, женщин и детей-подростков. Это в нашей местности проходило так: кто-то решил начать вывозку навоза, для этого он приглашает восемь, девять и больше соседей на помощь с лошадью для вывозки из хлевов в поле, мужика или парня нагружать навоз во дворе, и женщину, преимущественно девушку, для растрясывания навоза в поле. Вот в таком составе начинается рабочий день.

Начинается он рано, часов в 4–5 по утреннему холодку. Я уже говорил, что на поскотине *   Выгон, пастбище. скот до навозных помочей не пасут, там за это время выросла хорошая трава, теперь на ночную пору туда пускают лошадей, чтобы они хорошо наелись, отдохнули и набрали сил, да и утром их там легко отыскивать. Сытые, они далеко не уходят. Запрягают их в двухколесные телеги, устроенные специально для возки навоза, по принципу самосвала. Лошади запряжены, мужчины для работы в хлевах, вооружившись кокшами – навозными вилами и носилками, идут с лошадьми ко двору хозяина, где сегодня «помочь». На лошади подросток мальчик или девочка с еще заспанными глазами, а там уж хозяин поджидает, ворота во двор открыты, скота в хлевах уже нет. Начинают обычно с хлева, где содержались коровы, там навоза больше. Сухую, еще не вполне затоптанную подстилку хозяин до начала работы убрал и вот на лошади с телегой въезжает в ограду, поворачивает там так, чтобы телега расположилась к дверям хлева, мужики на носилки накладывают навоз, сдирая его кокшами нетолстым слоем. Двое из мужчин, более сильные, чаще всего парни, выносят на телегу, а там уж подготовлены вторые носилки. На телегу навалят 3–4 носилок и ямщик едет на полосу. Там женщины с этого деревенского самосвала с небольшим усилием свалят навоз и растрясут его на своей полосе. Растрясывают экономно, чтобы не попал за межу. Если хозяин зажиточный, так говорит: растрясывайте так, чтобы не было видно комков, но обычно растрясывают тонко-экономно. Отправили первую телегу, на место её подошла вторая, третья и так все одна за другой, а там подойдет и первая, опорожненная первой на поле. Так идет работа часа 3–4 до завтрака.

Когда лошадей много, некоторые зажиточные многоскотные хозяева собирают лошадей по 20. Тогда работают одновременно из двух или даже трех хлевов. Если возка близкая, вальщикам работать приходится трудно. Тяжелая эта работа. Но если возят далеко и лошади возвращаются не скоро, вальщики находят время для отдыха за пределами ограды на лужайке в огороде. Подошло время завтрака. Лошадей с нагруженными телегами отправляют к своим дворам. Там уже подготовлена свежая трава.  Хозяйка «помочи» уже собрала на столы еду. Из хлевов выходят мужчины, выпачканные навозом. С вальщиков течет жижа. Снимают они совсем мокрые рукавицы, запоны. А некоторые работают в верхницах и тоже снимают их. Моют руки, лица и идут в избу. За стол к этому времени с поля приходят женщины. Они не такие грязные. Ну и, конечно, всех быстрее собираются за отдельные столы ямщики – мальчишки и девчонки. Завтрак длится часа полтора. Затем работа так же продолжается до обеда.

Хозяйке, пожалуй, приходится всех труднее, нужно приготовить еду и накормить человек 25–30, прожорливых после такой тяжелой работы здоровых людей, вымыть посуду и приготовить обед, да накормить-то надо так, чтобы не сказали в народе, что такая-то плохо кормила. К завтраку ещё требования не велики, люди с ночи сильно-то не проголодались, да и еду она приготовила ещё вечером и подала из русской печи ещё не остывшую. Но к обеду готовиться труднее, хотя с завтраком особенной разницы не было. Главное основное кушанье – кутейные щи с постным льняным маслом. Кутьёй у нас называли приготовленную из ячменного зерна крупу, нечто, похожее на теперешнюю перловую крупу. Готовилась она так. Ячмень насыпали в ступу, толкли её пестом, затем немного увлажняли и продолжали толочь до той поры, пока зёрна полностью очистятся от шелухи и несколько размягчатся, и кутья готова. Из неё варили довольно густую похлёбку – это главное кушанье на помочах. Затем репные сушеные парёнки – некоторое подобие сушеного компота, также в виде похлёбки. Толокно с квасом, особенно если на сусленом квасе. И пучки *   Пучки – молодые стебли диких растений: борщевика обыкновенного (Heracleum sibiricum) или купыря лесного (Anthriscus sylvestris)., но они не похлебкой, а вареные небольшими кусочками, немного подсолёные. Ели все из общих больших гончарных чашек.

Обеденный перерыв длился часа три. Мужики отдыхали, женщины, особенно девушки в перерыве вязали веники, а ямщикам по установившимся обычаям предоставлялась возможность вдоволь поиграть. В освободившемся от навоза хлеве ребята настилали много ржаной душистой чистой соломы, один человек из них – мальчик или девочка – по жребию должен водить, вставая на четвереньки, а все остальные от него убегать, а он гоняется за ними, пока кого-либо не заденет рукой, который его сменяет. Игра будто бы незатейливая, но сколько шума, визга, возни в этих полутемных четырех стенах хлева с густым запахом навоза. Кстати о запахе. Подстилка весь год была из большого количества ржаной соломы, утаптывалась скотом сильно, плотно слеживалась, особенно в овечьем хлеве, и когда навоз слоями снимают, все заполняется запахом, напоминающим до некоторой степени запах теперешнего силоса, но приятнее силосного. Работающим он нравился.

После еды хозяин выбирал кого-либо из мужчин на пахоту и на своей лошади отправлял запахивать навоз. Запахивать надо было, пока он не высох. Обычно назначал молодого парня, а он уже сам выбирал на поле двух женщин, конечно, девушек, для помощи себе. Чтобы навоз был хорошо укрыт в земле, девушки перед лошадью граблями укладывали его в борозду и таким образом запахивали. Все работы выполнялись с большим весельем. В ограде – в хлевах мужики шутили, рассказывали были и небылицы, молодежь – вальщики в перерывах, если возка дальняя, то случаются перерывы на 10–15 минут, выйдут то побороться, то  на палке потянуться, на поле женщины тоже находят по себе игру, а ямщики, хотя беспрерывно ездят, но для них это забава. Они часто ездят в запуски, особенно последняя ездка, тогда уж не жалеют и лошадей, тогда приехать последним было позором, его называли поскребеней, нередко поскребеня, обидевшись, со слезами уходил домой, отказавшись от ужина.

Перед заходом солнца работу кончали, если даже не весь навоз очищен из ограды, что бывало редко, хозяин уж заранее рассчитывал, сколько нужно собрать лошадей. Люди и лошади устали, но с шутками идут по домам помыться и переодеться, женщины с поля возвращаются с песнями. Тут же на работе намечается, у кого завтра будут помочи. Наша деревня была немаленькая, 32 хозяйства. Так нередко в один день было по три помочи, а уж 2 – как правило. Помочи – веселый вид работ. Ни кому эта работа не казалась грязной, хотя у вальщиков с запонов и рукавиц текла навозная жижа, о лаптях говорить нечего. Особенно убирать из овечьего хлева, у них так уплотнен навоз, что пласт закатывался, и прежде чем поднять носилки, приходилось пласт разрубать топором. Двоим вальщикам поднять и вынести носилки было непосильно, приходилось им помогать. Помочная пора длилась недели две.

С вывозкой навоза кончено. Следующая работа – сенокос, но сенокосная пора ещё не подошла. На какое-то время напряжение в работе спало. Теперь, если по подсекам есть полосы, вышедшие из-под льна, их раскорчёвывают под пахоту, и пашут, как у нас говорилось, пласт. Целинная, дернинная земля при пахоте укладывается ровным пластом, шириною 20–22 см. Пахота для лошади и пахаря тяжёлая. Мощную толстую дернину косулей *   Разновидность сохи, отваливающей пласт на одну сторону.  срезать не легко, а тут беспрерывно попадают то не сгнившие корни, то пеньки. Впереди лошади, обычно, кто-либо из мужчин ходит с топором, предварительно, по возможности, разрубая корни и пеньки. Эти неизбежные препятствия разрывают отрезанный пласт и он не ляжет ровно и правильно, а нужно, чтобы он плотно лежал в борозде, иначе дернина не перегниет. Поэтому за пахарем следом идет кто-либо из семейных, подправляет пласты и притаптывает их. Работа – пахать пласт – была семейного плана, носившая несколько торжественный характер. На этой пахоте лошадь и пахарь немало проливали пота. Пласт вспахан, теперь ему год лежать преть, только через год его в паровом поле разборонуют. Перепревшие пласты дернины изорвутся тяжелой бороной на куски и крошки различной величины, называемые клочьями. По клочьям вырастал хороший урожай, но и последующие 3–4 урожая снимали также хорошие.

В эту пору находили время сходить на покосы, почистить от кустарников и разного наносного хлама, если покос заливной. Покосами очень дорожили. Расчищали под них берега лесных речек, рек и просто лесные лога, и не было в наших лесах ни одной речки или ручья, не освоенного под сенокос на больших расстояниях от жилья. У нашей деревни были покосы по реке Выдрице верстах в 25 и даже в 50 по заливным лугам реки Фёдоровки. Заливными сенокосными лугами особенно дорожили. На них урожай травы был всегда хороший, но особенно качество сена несравнимо лучше суходольного. Аромат лугового сена, кажется, ни с каким другим сравнить нельзя. Зимой при вывозке его, при уборке в сеновал вся ограда заполнялась запахом, присущим только ему.

Я все описываю трудовые будни. Но ведь, наряду с трудовыми занятиями находились, хоть короткие отрезки времени, для отдыха. Взрослые собирались где-либо на завалинке или на бревнах, которые всегда были на улицах, и вели разные разговоры между собой или шутили над чем-нибудь. Молодежь парни и девушки обычно после рабочего дня собирались где-нибудь за околицей и занимались играми до глубокой ночи. Местом сбора обычно был какой-либо начатый рубкой сруб и около него, сигналом сбора была гармошка. Гармонисты были в каждой деревне. Они и были неофициальными организаторами сборов.

Подростки, только весной просыхала земля, начинали играть в бабки. Игрой увлекались азартно. Более взрослые играли в коровьи бабки, малыши в овечьи – для них коровьи были слишком большим богатством. Как-то уже великовозрастный подросток, возвратившись из города, где он какое-то время работал в трактире на кухне, принес оттуда штук 50–60 коровьих бабок. Как мы ему все завидовали. Позднее уже ближе к лету начинались другие игры: казенные амбары, игра в лунки и ещё разные. Игра девушек-подростков – прыгать на доске *   Прыжки на доске, уложенной и сбалансированной поперек бревна, требовала сноровки прыгающих: прыжок каждого из двоих участников на своем конце доски, подкидывал вверх участника на противоположном и далее наоборот. . Это игры будней. В праздничные дни самой большой радостью для ребят разных возрастов – это когда им разрешат накануне праздничного дня после работы пойти рыбачить на р. Вобловицу в лес в пяти-шести верстах от деревни. По течению этой реки было шесть мельниц. Мельничные плотины уровень воды держали постоянным и довольно высоким. Для рыбы в таких условиях было раздолье, по ней чередовались с плесами довольно глубокие обширные омута. Глубина некоторых омутов превышала 3–4 метра. В 1972 году, когда мы с братом Толей ходили по этой реке, я трехметровым шестом не достал дна в одном из омутов. В омутах водилось много окуней, сороги *   Сороги – плотва. и довольно крупные щуки, на мелких плесах суетилось великое множество пескарей, уклейки и красноперки. Осенью с наступлением холодов выбирались из своих укромных мест налимы. Для нас ночёвки у костра доставляли неописуемое наслаждение. Более взрослые занимаются рассказами о каких-либо лесных страхах, о леших, русалках, медведях и др., а маленькие слушают, затаив дыхание. В это же время с разных сторон слышен крик коростелей и бесконечная трель козодоя. Старшие, утомленные дневной работой, скоро уснут, а мальчишки, наслушавшись россказней, уснут только к утру и спят, пока пригреет солнце.

Женщины и подростки, да и взрослые мужчины ходят в лес по опушкам и окраинам полей за берёзовыми ветками для веников, у нас это называлось «лист ломать». Веников требовалось много. Баню топили каждую субботу, а без веника какая баня. Вязать веники – девичье занятие, особенно в воскресные дни. Они с близживущими подругами собирались для этой работы где-либо на пустом ещё сеновале и весело работали с разговорами, песнями, а иногда к ним на помощь забирались и 1–2 парня. Обычно заросли после ломки листа имели некрасивый вид, всюду валялись сотни молодых деревцев с обломанными ветками. Их после, почти всегда подростки и парни, собирали в кучки и вывозили домой на топливо в летнюю пору.

Такое затишье в больших трудах было непродолжительным. Подходила горячая пора сенокоса. Он начинался испокон веков с первого летнего праздника – Иванова дня, 24 июня (ст.ст.). Иванов день *   Иванов день – Рождество Предтечи и Крестителя Господня Иоанна. – большой религиозный праздник, в нашей местности считался и очень большим народным праздником. В селе в 12 верстах от нашей деревни день был ярмарочным. Я уже раньше говорил, что ярмарка была и Благовещенская, по другим праздниками ярмарки проходили в других селах, но Ивановская была самая крупная по округе. На неё торговцы съезжались издалека. Ещё накануне праздника к вечеру на сельской площади устраивалось много шатров и палаток, готовясь к бойкой торговле. В народе канун Иванова дня назывался Купальницей. Купаться у нас хотя и негде было, но баня обязательно. К вечеру уже по всем деревням банный запах. Окончив дневные работы взрослые и дети помоются и попарятся свежими вениками, а старики, придерживаясь старых обычаев, считали необходимым попарившись, поваляться в росистой траве. Утром спозаранку на сельскую площадь и в улицах около неё размещаются горшечники, колесники, кадочники и кой-кто с граблями и вилами для сенокоса. Вилы применялись деревянные берёзовые. Делали их обычно сами хозяева, но бывало, что у вдовы сделать некому, или нерадивый хозяин не сделал. Все это нужно в крестьянском обиходе. Кадки скоро потребуются для груздей и волнушек, осенью для капусты, а горшки, крынки и корчаги нужны всегда, их, как бы хозяйки не берегли, но ведь глиняная посуда – ломкая. Подойдет осень – пора пирушек и свадеб, без корчаг пива не сваришь. Особенно почётное место на базаре занимал продавец кос. У нас еще не было кос-литовок, а пользовались коваными, так называемыми горбушами. Их почему-то наши кузнецы не делали. Были они привозными, откуда-то издалека. Позднее, будучи уже взрослым, я встречал кузнеца из поселка Медяны, это за городом Вятка километрах в 25. Её отковать было не проще, чем меч или саблю, длина её см 50–70, нужно, чтобы наточеная она долго держала остриё, в то же время не была хрупкая. Цены на неё были не низки, по тому времени должно быть выше рубля за штуку.

А в это время по утреннему холодку из дальних и ближних деревень и починков прибывают на лошадях, запряженных в почищенные и помытые тарантасы, едут селяне, семьями, а из больших семей не одной упряжкой. Едут не только за покупками, а чтобы побыть на людях, повидаться с родственниками и знакомыми («на людей поглядеть и себя показать»). Молодёжь – парни и девушки особняком собираются группами и идут пешком. К половине дня одни уже сделали необходимые покупки, другие выжидают, когда к концу базара цены понизятся, а другие где-либо в тени группками занимаются выпивкой. Молодёжь в это время на лужайках устраивает игрища, на которых частенько парни заводят знакомства с девушками дальних деревень. Церковь в этот праздник не особенно в почёте, хотя колокольный звон и призывает на богослужение, но обычно в храме бывает не густо молящихся. Во второй половине дня начинают разъезжаться, особенно дальние. В этот же праздник в ближних от села деревнях устраиваются встречи с родственниками. К празднику варят одну-две корчаги пива, готовят немного праздничных кушаний, возвращаясь с ярмарки прихватывают пару бутылок водки, связку баранок (у нас называлось – калачей) и из села ехали уже вместе с родственниками.

Проводили дома время в мирной беседе, угощаясь пивом и для живости водочкой. Гости обычно тут и ночевали, и назавтра не рано разъезжались по домам. Ярмарка к концу дня пустела. Молодёжь из села расходилась особо. Если есть родня, заходили угоститься и малость отдохнуть. Если нет – к приятелям, и, не задерживаясь долго, собирались со всей округи за околицу одной из деревень в центре округи на игрище. Собиралось молодёжи много, числом за сотню, и устраивали на несколько групп пляски, хороводы и игры. Посмотреть на игрище приходило много пожилых людей. Пляски, хороводы и игры велись под гармошку. Гармонистов было много и, надо сказать, среди них были талантливые; в тридцатые годы устраивались конкурсы гармонистов даже в губернском городе Вятке, куда ездили наши парни. В один из конкурсов первое место занял мой двоюродный брат сверстник. Учились играть и играли не по нотам, на слух. Молодежь – парни – приходили на игрище слегка подвыпившие, пьяные – явление редкое. Расходились с игрища уже по утренней зорьке. Предутреннюю тишину долго нарушали с разных дорог заливистые звуки гармошек. В дальние деревни с игрища по домам не уходили, а оставались ночевать где-либо в родне или у приятелей, или подружек, забираясь в сеновал на свежее сено. Так отмечался Иванов день.

У деревенских ребятишек Иванов день также был по-своему примечателен. Я уже говорил, в наше время скот пасся вольно, без пастуха. Утром хозяйка его выпускала со двора, провожая в лучшем случае до околицы, а вечером не было необходимости идти за ним – возвращался сам. Поэтому, чтобы не было потрав в нивных *   Засеянное поле. полях, по обоим концам деревни устраивались ворота, также воротами отделялись смежные поля между соседними деревнями. Проезжая на лошадях, люди около каждых ворот вынужденно останавливались, чтобы пропустить подводу, а пропустив, закрывали их. Причем ворота всегда устраивались с пружиной, конечно не металлической заводского изготовления, а с хитроумной самодельной *   Я помню, ещё во времена Отечественной войны (1941-1945 гг.), ворота во многих деревнях были не с пружиной, а с противовесом (из древесного комля с толстыми тяжелыми корнями), автоматически закрывающим ворота своею тяжестью (Б.А.).. Путникам ворота всегда надоедали, их на десятке верст пути встречается не один десяток. Ребятишки ко времени возвращения народа с ярмарки собирались гурьбой у ворот и открывали их перед каждым проезжающим, за это путники, не останавливаясь, бросали на землю калач из купленных специально на ярмарке, а так как почти до сумерек люди ехали с ярмарки более щедрыми, почти с каждой подводы ребятам доставался калач. Были и скупые путники, ничего не давали, но иной давал даже пряник, чему ребята, конечно, радовались больше. Заработанное ребята между собой делили. В версте от нашей деревни в лесу были ворота от смежников, а так как в лесу в воротах почти все лето не просыхала лужа, то для проезжих они были особенно неприятны. Открывать эти ворота в Иванов день собиралось не одно поколение наших ребят. Около этих ворот занятие (дежурство) было особенно добычливым, никому не хотелось вылезать у грязных ворот, и для них даже скупые припасали подарок. К этим воротам собирались человека 4–5 и к концу такого дежурства зарабатывали штук 50 калачей. Часть тут же съедали, а основное несли домой, чтобы полакомиться с меньшими братишками, сестренками и бабушкой. Бабушка свой подарок обычно припрятывала, чтобы после им же угостить внучат. Теперь лошадей почти всюду заменили автомашины или тракторы, дороги со множеством ворот стали непригодны. Их проложили заново, минуя все деревни и села. Впредь Ивановская пора недели две в народе называлась «цветье». Цвела рожь и большинство трав. Цветью придавалось большое суеверное значение. Считалось, что какие-то неведомые силы могли людям предсказать будущее, особенно девушкам и женщинам. Для этого надо было поздно ночью где-нибудь в поле за околицей подальше от деревни укрыться в цветущей ржи и негромко с соответствующими наговорами задать интересующий вопрос. Девушки чаще всего спрашивали о замужестве, женщины – о судьбе кого-либо из близких, о судьбе больного. Девушкам в таком случае слышался звон колокольцев, предсказывающий свадьбу в этом году и даже в какой стороне будет жених, а для больного – или хлопанье досок для устройства гроба, или веселая песня радости выздоровления.

Поре цветения соответствуют зимние святки также в середине определенного времени года: летом – середина его, зимой – середина её. Тогда тоже было гадание. У Жуковского есть соответствующее стихотворение.

Идет полным ходом цветение трав – самая пора сенокосить. Люди, управив все весенние работы и малость отдохнув после них, с Иванова дня сразу же впрягаются в длительные без отдыхов работы: сначала сенокос, потом ржаная страда (жатва), а ещё до окончания её поспевают яровые – сначала ячмень, потом до самой осени – овсы. На этих работах тружеников солнце в постели не видит. До его восхода надо косить по утренней росе, а вечером до темна – по вечерней. Днем же надо сгрести и сметать зароды, накошенные ранее. Это при хорошей погоде, а если погода неустойчивая с дождями – тут уж ни отдыха, ни хорошего сна.

Не успели как следует закончить сенокос – поспевает рожь. Тут уж хуже сенокоса. Так с серпом с раннего утра до позднего вечера, не разгибая спины, спешат, спешат выжать, убрать спелую рожь, пока она не переспела и не начали зерна выкрашиваться из колоса (говорили: не начала течь). Утром и днем жнут, увязывая в снопы, а по вечерней прохладе, когда в более влажном воздухе отпыхнувшие колоски сожмутся и будет меньшая потеря зерна. В особенно жаркую сухую погоду иногда приходилось жать и собирать снопы и лунными ночами. Не успели еще закончить уборку ржи, поспевает ячмень. С уборкой также нужно спешить, а то он чуть переспеет, колоски с длинными волосками (остью) склоняются до земли (говорят, ячмень воткнулся) и уборка его тогда идет с большими потерями. Только овес пока не спешит, вымётывается на бронь *   Выметывается на бронь – колосится. и как будто дает возможность свести с поля суслоны сжатой ржи и ячменя и уложить их в кладухи. У ячменя – невысокими, толщиною в длину снопа, а рожь – высокими кладухами толщиной в 2–3 снопа. У зажиточных крестьян – солидные, по три, даже по четыре шорома *   Шоромы – сооружение из жердей для просушки снопов.. Кладухи ржи устраивались так. У гумна недалеко от овина втыкались в землю четыре стожара – это довольно толстые жерди длиною метров 5, на расстоянии для одной пары – метра три один от другого по толщине кладухи, то же для второй пары в 3,5–4-метрах от первой для укладки 50–70 суслонов. Для укладки бьльшего количества соответственно втыкают еще по паре стожаров для длины кладухи. Укладка снопов между четырех стожаров (жердей) называлась шоромом. По числу шоромов можно было судить о состоятельности крестьянина.

Пока свозили с поля рожь и ячмень, укладывали их, поспел и овёс. Овес более спокоен, он не потечёт как рожь и не воткнется как ячмень, жнитво его проходит более спокойно, да и время-то уж ближе к осени, ночи длиннее, прохладнее. Нередко идут дожди, так что работать чуть полегче.

Обычно к окончанию жнитва *   Жнитво – жатва. ржи подходила пора посева ржи. К этому делу относились очень торжественно, даже с некоторым суеверием. Семенной материал, первое сетево, ставили в избе в красный угол под иконы и, помолившись богу, выносили и смешивали с остальным зерном для высева. Выезжали на посев утром пораньше, чтобы избегать встречи с недобрым человеком. Все это говорит о том, с какой заботой относились к хлебу, какую заботу проявляли о будущем урожае. А уж собранный урожай, превращенный в хлеб для еды, приобретал некое священное значение. Пекли его круглыми караваями (тетерьки) дома, в русской печи, с запасом дня на 2–3. Употребляли его бережно. Нехорошо считалось оставлять недоеденный кусок – бери не больше, чем нужно съесть. Есть только за столом, а не где попало. Крошку или кусок уронить на пол считалось грехом и не поднять их было недопустимо.

На посеве заняты были чаще всего сам хозяин-сеятель и с ним подросток на лошади для заборанивания посева. Посев продолжался недолго, дня 3–4, а жнитво шло своим чередом.

Погода уже становится предосенней, прошли праздники: Спасов день и Госпожин день *   Спасов день (6 августа ст.ст.) – Преображение Господне; Госпожин день (15 августа ст.ст.) – Успение Пресвятой Богородицы.. Чаще стали выпадать дожди, начались большие ночные росы, ещё не кончилось жнитво, а подошла пора расстилать лен. В пасмурную погоду или по дождику вывозят в поле, куда-нибудь на пониженный непахотный лужок, воз или два снопов льна, чаще всего уборки предыдущих лет, и по луговинке тонко расстилают его правильными рядами. Тут он будет лежать, мокнуть по росам и под дождями почти до снега.

Все эти основные крестьянские работы я описал, словно они проходили по хорошей вёдренной погоде без дождей в благоприятных условиях. Но ведь погода-то стоит не по нашему заказу. Иное лето такое, что солнечным дням рады, как праздникам. Тут уж беда с сенокосом. Подкосить траву и по дождю, а вот чтобы высохла она и убрать ее в зароды нужна хорошая сухая пора. Покосы у нас были дальние.  На ближних речных лугах все сенокосные угодья заняты поселенцами более ранней поры, нашим же пришлось расчищать далеко в тайге не только берега рек и речушек, но даже сухие лога. Так покосы наши и наших соседей были по реке Фёдоровке за 50 верст от деревни, по другой реке Выдрице за 25 верст. Вёрсты-то не меряны, но не меньше меряных. Тут неустойчивая или дождливая погода нарушает всякий ритм работ. За это же время основных полевых работ в хозяйствах всегда накапливается много разных дел подсобного значения, таких, как заготовка дров для овина, заготовка стожаров для кладух, заготовка бревен в лесу для ремонта построек к зиме. И ещё не подсобная, а основная работа – вытеребить, просушить и околотить лен, но его можно убирать и при небольших дождиках. И вот в плохую для сенокоса погоду занимались этими делами. Другое дело в семьях ремесленников: во всякую непогоду они унывали меньше. Им ремесло и по дождю давало доход. Но хорошего сена все равно никто не заготовит.

Все летние работы имели какой-то свой оттенок. Весенняя пахота и посев носили молчаливый, замкнутый в своей семье характер. Вывозка навоза, наоборот, веселая, коллективная работа. Хотя она и не легкая, но любили её. Работа на погрузке навоза всегда с шутками и прибаутками. На поле женщины и девушки также не унывают, в минутные перерывы, пока не подойдет очередная подвода, устраивали даже игры. Вся деревня наполнена шумом, тарахтеньем двухколесных навозных тележек и криками мальчишек-ямщиков, которые обычно старались ездить наперегонки. Сенокос – также веселая работа. Если в навозной работе в чистой одежде не будешь, то в сенокос все стараются одеться чуть ли не по-праздничному. И хотя каждая семья работает на своей полосе или покосе, но на обед или отдых старались собраться вместе, где-либо у шалаша, у костра. Жнитво ржи не зря называли страдой. Самая трудная рабочая пора. Тут не общаются люди между собой, все работают молча, женщины словно стараются обогнать друг друга, спешно захватывая горстью пучок стеблей и срезают его серпом. Раза четыре так срезав, набирается полная горсть, которую, подхватив по середине серпом, почти не разгибая спины кладут в сноп. И так с утра до вечера с короткими перерывами на завтрак и обед. Трудная невеселая работа. В каком-то стихотворении сказано: «Сотворив утром молитву он с серпом идет на битву, где не кровь, а льётся пот».

Жнитво овса уже совсем иного характера. Конец августа, не так жарко, ночи длинные, темные и почти всегда тихие. Работать также спешат, но выходят на работу не так рано, на овсе и траве большая роса, жать нельзя, но вечером жнут до темна. Мне еще с малого детского возраста запомнились эти августовские вечера. Тихо, уже темно, на небе постоянно то тут, то там мелькают падающие звезды, иногда вспыхивают сполохи, что они из себя представляют я не знаю, но, видимо, это не только у нас было. В каком-то стихотворении сказано о них: «как демоны глухонемые ведут беседу меж собой». Но что присуще вечернему времени той поры, так это своеобразная музыка каких-то кузнечиков, видимо кузнечиков певчих. Днем их не слышно, но вечером в хорошую погоду всюду в садах, в палисадниках, кустарниках близ жилья слышна их музыка-стрекотание. Нельзя обойти молчанием звон колокола, отбивающегого часовое время с колокольни. Хотя ближайшая колокольня от нашей деревни была в 5 верстах, но этот спокойный вечерний звон, слышный по всей округе, памятен всем поколениям, жившим в ту пору. Знал ли, нет ли старичок-сторож какое пробуждает он чувство у людей, когда не спеша отсчитывает время со своей колокольни. Хорошо это чувство выражено в стихотворении Ивана Козлова «Вечерний звон». Многие могут вспомнить эту предосеннюю пору, хотя бы вот ни с чем не сравнимое эхо, которое по перелескам вечером вторит твоему ауканью.

К летней поре, когда людей подгоняла одна работа за другой, работы тяжелые, утомительные, и как бы для того, чтобы снять напряжение, религиозные праздники большие и малые следовали один за другим с небольшими перерывами, и колокольный звон из разных сел призывал к заутрене и обедне, и под этот звон на работу не выйдешь, а если кто-то нарушал этот порядок, его общиной заставят не нарушать заведенного порядка. Церкви построены были на таком расстоянии одна от другой, что колокольный звон от них сливался. Летние, да и осенние праздники следовали чередой, давая иногда хоть на полдня отдых уставшим в труде людям. Почти в каждый большой или малый праздник в какой-либо деревне устраивалось молебен, как в народе говорили – мольба. В отдельных деревнях общим трудом устраивалась часовня в честь какого-либо угодника божия, а иногда и двух, и в дни церковных праздников этих угодников в деревню во второй половине дня приезжали священник с дьяконом и в часовне совершал богослужение. К этому все готовились и если по незначительности праздника что-то неотложное работали, то уж и это прекращали. К мольбе приходили даже из соседних деревень. Молодежь и девушки каждой мольбе были особенно рады, приходили не считаясь с расстоянием (а расстояние в 5–6 и даже 10 верст для пешехода не маленькое, особенно с работы), и после богослужения устраивали игрища, на которых под гармошки плясали до поздней ночи, и это при том, что завтра им в работе скидки не будет, поднимут с постели одновременно со всеми. У нас в деревне, например, мольба была в день Бориса и Глеба 24 августа и в Екатеринин день 24 ноября (ст. ст.). Эти праздники совпадали обычно с разными видами работ. Я уж писал, Иванов день знаменовал окончание весеннеполевых работ и подготовку сенокоса, два Спасовых дня – 1августа и 6 августа – ржаную страду и окончание ее. Заканчивая жнитво ржи в конце последней полосы,оставляли несжатыми стеблей 40–50, скручивали их, пригибая колосьями к земле, и оставляли в таком виде. Называлось это «Завить спасову бороду». Дальше идут с небольшими перерывами Госпожин день, Бориса и Глеба, и заканчивает летнюю страду Семенов день 1 сентября. Все поля убраны, озимый сев закончен, хлеба уложены в кладухи и закрыты соломой от осенних дождей.

Начинается период осенних работ. Самая важная из них – молотьба хлебов. Если погода хорошая вёдренная, так рано по утрам задолго до восхода солнца по всей деревне слышен весёлый перестук цепов, у нас называемых молотилами. Как устраивалось молотило, описывать не буду, устройство его хотя и не сложно, но и не совсем простое. А вот научиться молотить в семье работников дело не простое. Нужно, чтобы удары молотила у всех работающих сходились в определенный ритм. Если работают два человека – тут просто, ударяют один за другим по очереди, а вот если 5 или 6 работников – тут нужна выучка, чтобы не сбиваться с ритма. Слушать молотьбу со стороны интересно. На два молотила – плохая музыка, на три хоть лучше, тоже плохо, хорошая веселая молотьба на 5 человек, на 6 – уж тут пожалуй настоящее искусство. Обычно то ли прохожий, то ли проезжий по деревне по ритму молотил определял, сколько человек молотят на том или ином гумне. Даже загадка была: «летят гуськи дубовые нуски, летят говорят: то-то мы, то-то мы». Здесь слышится ритм троих молотильщиков.

Молотьба, также как и жнитво могла проходить только при хорошей вёдренной погоде, ведь нужно посуху открыть кладуху, обмолотить и убрать зерно и солому. Эта работа начиналась с того, что открывалась часть кладухи (один шаром), сбрасывались на гумно снопы и укладывались на колосники в овине. Как устроен овин, описывать не буду. Устраивались овины вместимостью суслонов *   Суслон – отдельная укладка из 20 снопов ржи. на 10–12. Вечером хозяин или старик начинал сушить снопы. Разжигал под овином *   Специальное деревянное строение для сушки хлеба в снопах. Наверное, правильнее, – разжигал огонь в низу овина, или на дне овина. Сверху на колосниках уложены снопы. (Б.А.). небольшой костер из толстых дров, из толстых для того, чтобы не скоро сгорали. Костер – теплинка – поддерживается до той поры, пока высохнут снопы. Если жнитво шло по хорошей погоде, сушка идет скоро, если же жали в сырую пору и снопы не особенно сухи, да и если в них есть сорная трава, овин сушится чуть не всю осеннюю длинную ночь. Сушильщик тут около теплинки находится все время, поддерживая ее, да и следя, чтобы не дай бог не устроить пожар.

Утром до рассвета вся семья на гумне. Из теплого овина выбрасывают теплые сухие снопы и расстилают посадом вдоль гумна в два ряда колосом в середину рядов. Из овина обычно настилалось два посада, длина гумна устраивалась с расчетом двух посадов. Расположившись на посаде определенным порядком, медленно продвигаются, ударяя цепами по колосьям и вообще по снопам одного ряда. Пройдя до конца посада, идут по другому ряду в обратном направлении. Затем повертывают снопы другой стороной и снова проходят по тому и другому ряду. В это время подросток или старик разрезают серпом пояски снопов и из этих разбитых снопов, подброшенных под цепы ногою хозяина, также вымолачивают зерна. Обмолоченную теперь уже солому, а не снопы аккуратно граблями окучивают, вытрясая из нее зерна. Кучи ржаной соломы аккуратно укладывают в ометы, а если яровой, то в стога или сразу в сараи на корм скоту. Обмолотив посад, настилают и молотят второй. Из одного овина выходит обычно два посада. С рассветом, с восходом солнца, кончив обмолот, хозяйка уходит готовить завтрак, а хозяин с остальными очищают зерно от колоса и мякины, сметая их легкими движениями метлами и граблями. Затем сдвигают его в ворох и спешат снова наполнить ещё не остывший овин снопами. К этому времени готов завтрак. После завтрака хозяин веет ворох, подкидывая лопатой зерно в боковом направлении к несильно дующему ветру. Легкую мякину ветер относит в сторону, а тяжелые зерна падают на площадку гумна. Мякину кто-либо из подростков или женщин уносит на корм скоту в мякинницу, устроенную в закоулке между скотными постройками. Мякинник – так назывался бычок, выращиваемый на мясо для продажи или для семьи. С овина намолачивали пудов по 10–12, а в умолотный год и по 15 пудов. Зерно ссыпалось в сусеки в специально построенном амбаре. Зажиточные хозяева хлебные амбары строили в огороде, не близко от дома и других строений на случай пожара. Хлеб – основное богатство крестьянина. При пожаре скотину и разную рухлядь можно спасти, а хлеб-зерно не спасешь. Если осень дождливая, молотьба оттягивается до холодов, да и в холода снегопад и метели тоже мешают, не дают работать. Правда, у зажиточных крестьян гумна нечасто устраивались крытыми и метели не мешали, но у них кладухи-то большие и хотя помех не было, а все же работа затягивалась надолго до глухой зимы. Середняк-крестьянин при среднем урожае нажинал ржи суслонов 100–200, яровых столько же, если перевести подсчет на снопы.

Молотьба – веселая, приятная и не утомительная работа. Тут нет в деле однообразия, хотя пока идешь по посаду, напряженно ударяя по снопам, руки словно онемеют, но в конце его сразу же, хотя и на короткое время, они получают передышку. А для подростков есть и немало удовольствий. Резать серпом снопы для разбивки посада – веселое и легкое дело, но главное после этого забраться с мороза в теплый овин и полежать на колосниках. Тут тебя со всех сторон охватывает ласковое овинное тепло с легким запахом дымка, сохранившегося от теплинки, и густым запахом снопов. Иногда в сильный мороз, измолотив первый посад, на несколько минут забирались погреться все молотильщики.

Овин обмолотили, все убрали, утреннюю пору уже сменяет день. Дома приготовили завтрак – горячая картошка, соленые грибы, квашеная капуста, а если ещё не пост, то перед огнем печки разогрет вчерашний суп. В эту позднюю осень уже зарезаны на мясо овцы. За столом все довольные едят так, что только ложки свистят. Не зря в народе была поговорка: «Он ест словно овин молотил».

Вот так идет и кончается эта важная крестьянская работа. Теперь хозяин, довольный, посматривает в амбаре, если насыпал полные сусеки зерна. И скорбно вздыхает, когда в них мало, семье и лошади будет не сытно.

Женщины и девушки ещё в период молотьбы начали обработку льна. Со стлища *   Стлище – участок на лугу, куда лен выкладывался для вылеживания (этап обработки волокна). он снят давно, повязан в вязанки толщиною в обхват и пока хранился где-то под навесом. Теперь молотить овин выйдут пораньше и к рассвету его обмолотят.

Работа с зерном – дело мужское, женщины, если их в семье не одна, позавтракав, идут к бане за льном, где он сушился ночь так же, как хлебные снопы в овине. Хозяйка остается стряпать, а другие, взяв по вязанке сухого теплого льна, тут же около бани мнут его на ручной мялке, забирая по горсти стеблей из вязанки. Нельзя сказать, что дело легкое, но и не особенно тяжелое. Вначале немаленький пучок сухих стеблей льна пружинит, не поддается переламыванию мялкой, а когда уже сломан, когда волокно отделилось от кострицы *   Грубые покровные части стебля льна. , закончить его легко. Обмятый пучок-горсть – это первая единица льноволокна в учёте. Десять горстей укладывают в десяток и этим же волокном связывают. Десять десятков образуют кербь. Закончив мять лён, женщины с удовольствием любуются кербями, особенно если лён был волокнист. Работа эта для женщин была беспокойная. Не зря в одной из песен говорилось: «Все поля пожаты и лён перемят», молотьба здесь даже пропущена.

Для деревенских ребятишек эта пора была насыщена удовольствиями. Около мялок образовались кучи кострицы, негодной на корм скоту и даже на подстилку, её ребятишки на носилках таскают за околицу, укладывают в большие кучи и с наступлением темноты поджигают. Сухая кострица, ещё с примесью клочьев волокна, вспыхивает и горит большим высоким пламенем, а ребята радостные, возбужденные с шумом бегают вокруг пылающего костра. По мере затихания огня они длинными легкими шестами подхватывают кострицу и подкидывают дружно вверх. В сжигании кострицы в некоторой степени примешивалось поверье: чем лучше горит опалиха, тем лучше будет родиться лён. Обычно в пору этой начальной обработки волокна в вечернее время всюду в окрестных деревнях видны веселые с тучами искр костры опалих – такое название бытовало.

Измять лён – это не конечная обработка волокна. Теперь нужно его и отрепать. О трепании волокна следует сказать особо. Заключалось оно в том, что пучок  волокна, или как было принято говорить - горсть, взятый одной рукой очищается. После этого нужно расчесать грубой проволочной щёткой, затем окончательно расчесать специальной щёткой из свиных щетин, и только после этой длительной обработки заканчивается начальная подготовка волокна к пряже, а если будет излишек, так для продажи. Из-под трепала получались отрепи. Это грубые короткие обрывки волокон. Их обычно пряли мужчины, преимущественно старики на верёвки и завёртки для саней. Грубая щетка давала изгреби. Из них пряли нитки для рабочей одежды. А волокно, расчёсанное щетинной щёткой [далее страницы отсутствуют (утеряны?) (Б.А.)].

Праздники и пирушки

В наше время больших и малых религиозных праздников было много, чуть не ежедневно приходился праздник в честь какого-либо божьего угодника. В эти дни даже в церквах не всегда совершались богослужения, но другое дело двунадесятые (в году двенадцать их было, особенно больших как рождество, крещенье и др.), их праздновать любили.

К рождеству уж за неделю до праздника из работы (с лесозаготовок) возвращались. Приводили в порядок дела по хозяйству, а с 25 декабря старого стиля до Нового года праздновали. С Нового года до крещения (6 января ст. ст.) за большую работу ещё не принимались, только после крещения уезжали в лес уж до масленицы. Собственно рождественский праздник был молодежный. Днем по хозяйству необходимое делали все, а вот вечером молодежь – парни и девки – собирались на игрища. Договаривались с каким-либо хозяином занять на всё праздничное время под игрище старую избу  или у бобылки жилую. Парни платили оговорённую плату, а девки мыли полы и наводили в избе порядок, и так в каждый день с раннего вечера и до утра всевозможные пляски и игры. Парней пьяных обычно не было, о девках и говорить не приходится, а веселье выхлёстывалось через край. Девки, насидевшись за прялками, рады были размяться, а парни из работы после балаганов не уступали им. Любили поплясать под песню, при этом песня нравилась больше пляски. Для этого и песни были особые. Веселая, живая песня: «Как на горке калина» – парни и девушки, взявшись за руки, составляют круг и живо отплясывают; или песня: «Вдоль из улицы в конец шёл удалый молодец». Это более степенная. Сюда же собирались и пожилые посмотреть молодёжь, посудачить и скоротать время. В деревнях, где много девок и девки красивые, обычно приходили парни из других деревень, но свои парни к ним относились не всегда дружелюбно, иногда прогоняли. Пляски, да и песни, частушки велись под гармошку. Гармонистов было много, тогда не было магнитофонов, парни стремились учиться игре на гармони. Между Новым годом и Крещеньем девушки, да и молодые женщины устраивали гадания. Глухой ночью уходили куда-нибудь к перекрестку дорог, группой усаживались на снег, очерчивались вокруг чертой, накрывались попоной и загадывали свои думы.

Кончились рождественские праздники, мужчины и парни уезжают в работу или в извоз, а девки и женщины дома по хозяйству и за бесконечную пряжу. По вечерам девушки, как правило, с прялками собирались вместе, сегодня в избе у одной, завтра у другой, и прядут при свете керосиновой лампы, иногда при свете лучины. Целый вечер поют песни. Иногда к ним приходят два-три парня, не уехавшие ни в работу, ни в извоз, приходят почти всегда с гармошкой. Девки рады и посиделки оживляются. Расходятся с посиделок уже за полночь.

Так и идет время до масленицы. За неделю, дней за пять из работы возвращаются прокопчённые в балаганном дыму мужики и парни. Наводят кое-какой порядок в хозяйстве и с масленичного воскресенья до чистого понедельника в каждый день блины, оладьи. К этому времени женщины без мужиков накопили масла, сметаны и едят блины, не скупясь на масло. Всю неделю работают слегка, только по двору. Молодёжь парни и девки устраивают горки для катания и с половины дня до вечера проводят время около горок в играх и катаниях. Пожилые тут же смотрят и временами включаются в игры. В конце недели – в субботу и воскресенье – молодежь устраивает катание на лошадях. Запрягают их в лучшие санки, на лошадей надевают хорошую сбрую, в гривы вплетают ленты, дугу с валдайским колокольцом также украшают лентами. Сытно позавтракав, молодёжь, парни и девки всей деревни под звон колокольцов с гармонистом во главе отправляются в другую какую-либо деревню, оттуда уже с тамошней молодёжью едут в третью.  Едут быстро, стараясь где можно обгонять друг друга, хвалясь резвостью своей лошади. Где-нибудь в большой деревне, особенно если есть хорошая горка, устраивают под гармошки игрища. Нагулявшись тут, всем табором, с количеством упряжек в 50–60, едут дальше, где уж также собралось много упряжек и молодежи. В эти дни бывает и много пьяных, случались драки. Шумно проходят в эти дни игры, звон колокольцев, ржание лошадей, разноголосая игра гармоник. Разъезжаются по домам на уставших лошадях только к вечеру.

Всю неделю едят сытно, жирно в меру возможности. Кончится масляная неделя, в чистый понедельник вытопят бани, попарятся, помоются и на весь Великий пост (7 недель) – все по своим делам.

Великий пост. Скоромное не едят, даже зачастую маленьким детям молока не дают. Пищу составляют грибы, капуста, картошка, толокно, ячменная кутья и, бережно, льняное масло. Из соленых грибов варили суп с картошкой, из сушёных грибов, изрубая их мелко, пекли пироги, толокно ели в виде похлебки с квасом, иногда заваривали соломат *   Жидкий кисель из муки, мучнистая каша.. Из ячменя делали кутью. Готовилась кутья так. Насыпали в ступу килограмма 2–2,5 ячменя, слегка поливали водой и двумя или тремя пестами толкли до тех пор, пока ячмень очистится от мякины. Зерна, слегка взбитые, на ночвах *   Ночва – неглубокое корытце, лоток. очистят от мякины и получается кутья, из которой варятся хорошие негустые, так называемые кутейные «шти». Они хороши особенно с добавлением при варке овсяного киселя и заправленные перед едой льняным маслом.

Весь Великий пост мужчины в работе или в извозе. Имеющие ремесло работают по своей специальности. Женщины и девушки – одержимые – прядут, а ближе к весне начинают ткать, ведь надо на всю семью наткать холста и пестряди *   Льняной холст из разноцветных ниток., а девушкам надо заготовить тканины для начала замужней жизни. В обычае было девушкам до начала тканья в пост ходить в гости с прялкой к отдалённо живущим родственникам: то к дальней бабушке, то к двоюродным сёстрам. Живут там и прядут, а также собираются на посиделки.

Живут в гостях дней по пять, по неделе.

Подходит к концу Великий пост, приближается Пасха. Этот праздник, как и масленица, праздновался не в определенное время, но не раньше 22 марта и не позднее 22 апреля старого стиля. Семнадцатого марта – день святого Алексея «человека божьего» – была примета: на Алексея ветер с полдён – оглобли вон. Значит зимние дороги кончаются. С лесозаготовок возвращаются мужчины. Женщины заняты тканьём, уходом за скотом. К этому времени уже появилось потомство у коров и овец, дела по уходу прибавилось.

Вот подходит пасха. Последняя неделя называется страстной. К страстной неделе было много приурочено поверий и примет. Я их уже не помню, но вот в памяти «Великий четверг»: хозяйки перед рассветом с какими-то приговорами обходили вокруг хлевов, чтобы оградить скот от падежа и пропаж и многого другого. В последние дни недели проводят уборку в избе и на дворе, скребут стены, полы (они, как правило, не крашены).

К вечеру все дела окончены. Мужчины и свободные женщины отправляются в церковь иногда за 10–12 вёрст на всенощное богослужение. До полуночи служба в церкви шла в унылом, скорбном тоне при слабом освещении. В полночь все резко изменялось: ярко зажигалось паникадило (большая висячая люстра), свечи. На клиросах торжественно, вернее бравурно запели «Христос воскрес», открываются царские врата и в парчовых белых облачениях выходят служители церкви, и в таком приподнятом настроении продолжается служба до рассвета. На колокольне идет звон во все колокола.  После окончания службы богомольцы расходятся по домам, а колокольный звон продолжался весь день, тогда разрешалось звонить кому угодно, не то, что в обычное время.

А хозяйка в это время всю ночь сидит – шьёт детишкам обновки: то рубашки из пестряди, то штанишки. Перед рассветом затапливает печь, замешивает тесто, заквашенное с вечера, готовит начинку для пирогов, для ватрушек и варит суп из мяса, красит в луковой шелухе в красный цвет пасхальные яйца. К восходу солнца уж всё готово. Возвращаются остальные от всенощной. Хозяин, умиротворённый обстановкой, истово христосуется с женой и с другими взрослыми. Собирают еду на стол и разговляются, сытно угощаясь всем, что наготовила хозяйка. Особенно нравились и казались лакомством заспенные *   Шаньги из пресного теста с начинкой из особым образом приготовленной ячменной или пшеничной крупы. еще теплые шаньги. В эту утреннюю трапезу даже разрешалось съедать против обыкновения не по одному яйцу. Ели с удовольствием после семинедельного поста. Встреча праздника всегда проходила очень торжественно. Всю пасхальную неделю не полагалась никакая работа, кроме как уход за скотом.

Если в масляную неделю катались, то в пасхальную по традиции были качели. Качели для всех. Маленьким детишкам привязывали качели в избе к брусу полатей, подросткам во дворах, а взрослые парни устраивали из жердей опоры высотою метров по 5–6 и на них подвешивали веревку для качели. На качелях с утра до вечера всегда было весело и шумно. Пьянства не было.

После Пасхи до Троицына дня больших торжественных праздников не было. Дни разных угодников божьих в народе почти не отмечались, правда, в день близкого к богу угодника, 9 мая, и в день Вознесения Христа (40-й день после Пасхи) старались работы избегать, но ни какой торжественности не было. Троицын день, пятидесятый день после Пасхи, очень торжественно праздновался два дня, второй день в народе назывался Земля именинница. К этому времени напряжённые весенние полевые и огородные работы окончены, летние ещё не торопят. Мужчины, да и многие девки, возвратились со сплавных работ, все рады отдохнуть и гульнуть, благо сплавщики ещё деньги не успели израсходовать. До половины дня празднуют степенно, кто сходил к обедне, кто из леса принес берёзки и украсил двор около дома. Молодёжь и девушки, нарядившись в заработанные на сплаве обновки, гурьбой идут в село, где есть церковь, но на богослужение не особенно охотно ходят, а собираются просто погулять, повидаться. К половине дня все по домам, по праздничному поедят, попьют чаю и расходятся. Взрослые к соседям, приятелям или родственникам, там угощаются и к вечеру, изрядно наугощавшись, кучками собираются где-либо на лужайках, выносят лавки, скамейки, ведут полухмельные разговоры, поют песни. Молодежь и девушки из нескольких деревень собираются где-либо за околицей, там под гармошки и с песнями пляшут и играют всю ночь до утренней зари. Пляски, надо сказать, были красивые, например, «кадрель» состояла из 12 отдельных фигур. Все танцующие становились парами (парень с девушкой), одна пара против другой, и вот две противоположные пары проявляют своё искусство. Кончив одну фигуру, под эту же музыку начинает плясать другая пара, и так все пары, а их набиралось в один круг пар по 6–10. Когда кончат все эту фигуру, тогда гармонист играет уже другую музыку, соответствующую танцу, и так 12 различных фигур, и для каждой своя музыка. Тут набирается и полька, и вальс, и барыня, и камаринская и заканчивалась красивой «берёзынькой».

На игрище веселье было безудержное. Девушки, насидевшись за прялкой зиму и наработавшись на горячих весенних работах, самозабвенно отдавались отдыху и веселью, парни после балаганной жизни и весеннего сплава не меньше радовались отдыху и гулянке, да ещё для поднятия настроения слегка заправившись водочкой. И так до зари, а по зорьке парни скромно проводят своих девушек. И ещё долго по заре раздаётся игра гармошек и песни парней, возвращающихся в свои деревни. И так два дня.

После Троицына дня больших широко отмечаемых праздников не было. Хотя по церковному календарю были такие как Ильин день 20 июля, день Бориса и Глеба 24 августа, Спасов день 6 августа, Госпожин день  (Успения богородицы) 15 августа. В эти дни в разных деревнях в часовнях, посвященных тому или другому угоднику, служились молебствия, но празднование проходило небольшое только в этих деревнях.

Вот когда все полевые работы окончены, хлеба убраны, обмолочены и изнурительный труд миновал можно вздохнуть полегче, дать телу и душе отдых. Земля покрыта снегом, реки покрылись льдом. У крестьян начинаются пирушки и свадьбы. Каждой деревне был издавна присвоен, так называемый, престольный праздник, по какому-нибудь угоднику божию. Зачастую в честь его, или ещё некоторых, устраивалась часовня. У нас в деревне, например, была часовня в честь великомученицы Екатерины 24 ноября. В часовне на почётном месте была икона с её образом. В Мизонинцах – родной деревне мамы – престольный праздник был Казанской божьей матери 22 октября. Так вот, в эти небольшие по религиозному значению праздники жители деревни к своему престольному начинали за неделю готовиться, главным образом, варить пиво. Пива хмельного, густого варили корчаг по 5–6, иногда до 10. Из каждой корчаги получалось 2 ведра пива. Готовили не скупо и разную снедь. Хозяин щедро раскошеливался на водку.

И вот, к вечеру праздничного дня, без особого приглашения начинали прибывать родственники: далеко живущие – на лошадях, а ближние – пешком. Не в одиночку, а семьями. Въезжали в крытый двор, хозяин отпрягал лошадей, ставил их к сену, а хозяйка встречала гостей, вела их в избу, помогала раздеваться, сразу же усаживала за стол с легкой закуской и подносила по ковшу пива, а хозяин, возвратившийся со двора, мужчинам подносил с дороги по рюмке водки. Съезжались не одновременно, обычно это затягивалось часа на два. Когда соберутся все, тогда уж начиналось настоящее угощение, столы накрыты настоящей крестьянской снедью, всё в общих глиняных (по-теперешнему в керамических) чашках и больших бдюдах. Хозяйка очень старательно угощает пивом из медного большого ковша, держа в руках наготове ведёрко с пивом, а хозяин также заботливо потчует водкой (стаканами было не принято). Потчуют очень настойчиво, отказаться ни от пива, ни от водки, кажется, нет возможности, а то и другое вызывает аппетит, особенно хмельное пиво, и гости отдают должное снеди.

Насытившись, гости степенно благодарят хозяев, выходят из-за столов, рассаживаются по лавкам, немного захмелевшие, оживленно беседуют. Бабы заводят песни, мужики песни подхватывают. Тут уж столы становятся лишними, их сдвигают в сторону, но снедь оставляют на месте, добавляя её по надобности. Петь умели хорошо, находились хорошие женские и мужские голоса, были и запевалы. Пелись, преимущественно, старинные народные песни, но как-то дошли и полюбились песни Сурикова «Тонкая рябина», «Сиротой я росла», «Эх ты доля..». Пелись и озорные народные. А хозяин с хозяйкой не забывают непрерывно обносить гостей пивом и водкой. Гостям песни уж наскучили, выходит на первый план гармонист, и тут уж начинается настоящее крестьянское веселье. Пляшут мужики и бабы от всей души до поту, постоянно прикладываясь то к пиву, то к водке, не забывая и стола со снедью. Некоторые мужики, не выдержав пляски и водки, забравшись на полати или на голбец, выходили из шумного строя. Пляска сменялась песнями, некоторым отдыхом. И так почти всю длинную осеннюю ночь. Напьются, напляшутся и постепенно угомонятся, разместившись спать кто на полатях, кто на лавках, а кто и на полу на приготовленной соломе. Назавтра пирушка продолжается, к ночи ближние родственники расходятся по домам, а гости из далека, на ночь глядя, ещё, иногда, остаются.

В других деревнях и сёлах престольные праздники устраиваются так же, и к ним съезжаются родственники так же. И вот всю позднеосеннюю пору устраивали крестьяне отдых от тяжелых работ лета и осени, угощения, после длительных постов. А постов было много: Великий пост после масленки до Пасхи (7 недель), Петров пост начинался через 10 дней после Троицы и до Петрова дня 29 июня – это недели 3–4, Госпожинский пост с Успеньева дня 15 августа до Спасова дня 1сентября (2 недели) и Филипов пост с Заговенья до Рождества 25 декабря (6 недель). Всего недель 18–20. Кроме того, в мясоеды по средам и пятницам, в строгих семьях, также не употребляли в пищу скоромного. В эти посты копили молоко, перерабатывая его на масло и творог, копили летом яйца, а в зимние посты сохранялось и мясо. Не можешь дождаться конца поста, пища – капуста да грибы – так надоест!

Поскотина

Что-то вдруг всплыло в памяти слово «поскотина». Кажется, без всякой связи с мыслями, и сколько сразу взвихрилось воспоминаний из далекого детства и юношества. В нашей деревне было две поскотины: ближняя и дальняя. Первая была просто поскотина, а при разговоре о второй добавлялось – дальная. Дальняя поскотина в моем самом раннем детстве, когда я ещё не знал, что она такое, сложилось у меня о ней жуткое впечатление. Там у нас в горячую рабочую летнюю пору в трясине погибла лошадь – кормилица небогатой крестьянской семьи. Я не знал тогда, что лошадь – опора хозяйства, это еще не по детскому понятию, но слезы матери и удрученный вид отца наложили какой-то зловещий отпечаток о дальней поскотине и трясинах в ней. И долго чувство смутного страха к ней владело мною. Запомнился еще один случай. Мне уже было годов 8, ходили мы со сверстником, таким же мальчишкой, собирать ягоды синей жимолости *   Жимолость голубая Lonicera caerulea L.. Их у нас называли почему-то сосками. Поспевают они рано, в июне месяце, и по измазанным синим рукам и лицам ребятишек узнаешь, что соски поспели. В дальней поскотине, заросшей лесом и кустарниками, как в хорошем саду сосков было много. День хороший, солнечный, поют птицы, у нас ни какой заботы. Ходим, отыскиваем кусты жимолости с ягодами. Вдруг слышим вдали глухим голосом кто-то: «ду-ду-ду». Через некоторое время снова и снова: «ду-ду-ду». Мы с Павлом страшно перепугались, бросив ягоды, пустились бежать, и только выбежав на открытое поле и видя, что за нами ни какое страшное чудовище не гонится, мы успокоились. Дома никто не мог объяснить, кто нас так напугал. Это еще более усилило смутное недоверие к дальней поскотине.

Это так, к слову. А были поскотины такими. Ближняя – это сразу за деревней, небольшое поле, обнесенное изгородью для кормежки лошадей в горячую пору весенней и летней работы, куда они вольно пускались на ночь и иногда днем на праздничное время. Выглядит поскотина приветливо. Местами на ней густые непролазные кусты можжевельника, на котором во множестве росли темносиние и довольно сладкие ягоды. Из них в урожайные годы варили замечательный квас, а из упругих гибких ветвей мы в детстве делали луки. Кроме можжевельника росли 3–4 старых вековых березы с громадными сучьями чуть не от самой земли, да несколько старых душистых пихт. Выпущенные вечером, после работы, лошади паслись, а утром их без труда находили и впрягали в работу.

 



Страница 4 из 7 Все страницы

< Предыдущая Следующая >