Лесорубы

I

В нашем таежном крае лес в значительной мере определял быт и занятия населения. По окончании полевых и домашних осенних работ таких, как молотьба, уборка льна со стелищ и другие, приходит пора уплаты податей. Надо наживать деньги, да и для семьи деньги нужны на сахар, на керосин, соль, спички, а летом зарабатывать их было не время. Другое дело, ремесленники – кузнец ли, столяр ли и даже сапожник: чуть погода испортилась – пошел дождь, работать в поле нельзя, ремесленник своим ремеслом заработает. В эту пору в деревню приезжают приказчики – подрядчики лесопромышленников и подряжают лесорубов на зимние лесозаготовительные работы. Не ремесленные люди, обычно из года в год работающие на лесозаготовке, подряжаются на работу. Получают от подрядчика задаток рублей 5–7, подрядчик запишет в книгу, а лесорубы уплатят подать, купят необходимое для дома, для детишек калачей, а прежде этого в кампании с подрядившимися в меру попируют, в субботу попарятся в банях, и во вторник отправляются в лес, в понедельник не выходили – считалось для большого дела понедельник – день тяжелый. Подрядившиеся на заготовку дров в лес отправляются рано по осени, до выпадения снега, без лошадей. По голу и по теплу работать лучше, да и день ещё подлиннее. По осени заготовят дров, а зимой –готовы – только вывози. На заготовку делового лесоматериала отправляются на лошадях уже по снегу, заготавливать и вывозить брёвна.

В лесу. У дроворубов работа проводилась обычно по пожарищам прошлых лет. Дрова готовились из сухостоя-горельника и по окраинам гари, где нетронутый огнём лес отмирал в большом количестве. Лесорубы в урочище сами находили место заготовки где-либо поближе к сплавной реке. Подобрав участок леса с достаточным запасом сухостоя, артель выбирала место для устройства жилья. Это обычно небольшая возвышенность около ручья с удобной стоянкой для лошадей в зимнее время. Если артель небольшая, человек 8–10, строился один балаган, если запас сухостоя большой, то лесорубов собиралось больше и строили в одном месте два-три балагана. В наше время жильё для лесорубов никто не готовил, о санитарно-бытовых условиях жизни в лесу никто заботы не проявлял. Как построил жильё, так и живи, строилось очень просто. Делали четырехстенный сруб из сухостойных бревен высотою немного больше роста человека, так чтобы не доставать головою потолок. Размеры сруба в расчете на 10 человек: 3 метра на 4. Строительный материал на месте, подвозить не требуется, да и подвозить было не на чем, так как места заготовки были вдали от жилья, километров за 30–35 в глухих бездорожных местах, куда можно пробраться на лошади только зимой, когда все топи и речки замерзнут. Сделали сруб, проконопатили стены мхом – его полно под ногами, устроили из тонких брёвен потолок, засыпали его землей. Для кровли накололи из сухостоя досок. На короткой стене устроили дверь – просто навесив на лыко широкую, выколотую из длинного полена доску. Против двери сделали очаг для огня. По обе стороны от очага – лавки, шириною сантиметров по 70. В противоположном конце настлали из плах нары, и жильё готово. На это потребовалось дня три. Позднее из временных построек [балаганов] перешли в более или менее постоянное жильё.

Утром с рассветом, объединившись по два человека, выходили на заготовку дров. На двух человек будут заготавливаться по 9–10 кубометров в день. Готовят дрова саженной длины. Толстые кряжи раскалывают на четыре части и даже на восьмушки. Работают до вечерней темноты. Работать будут, пока не кончатся продукты, принесённые в крошнях это дней 20–25. В первые годы после революции порядок работы был тот же, да так продолжалось, пожалуй, года до 1927–28, только уж не было лесопромышленников и их приказчиков и подрядчиков. Заготовив по осени и по началу зимы на каждого лесоруба кубометров по 80–90 (9–10 куб. саж.) вывезут их и уложат в плот, подготовив для сплава. За заготовку, вывозку и укладку в плот лесоруб с лошадью заработают рублей по 20–30.

II

Наши деревни в верховьях реки Вятки. Она начало берёт в отдалённых увалах западного Урала на Верхнекамской возвышенности. Они с Камой, как сёстры, пошли на север, туда, где зародились реки Северная Двина и Печора, и чуть-чуть с ними не объединились. Но, пройдя немалый путь, словно узнав, что в северные моря и так много воды течёт, круто изменили свой путь. Кама ушла на юго-восток, а Вятка – на юго-запад. Пройдя по доброй тысяче вёрст, приняв по пути воды многих больших и малых рек, они слили свои воды и большой рекой вошли в Волгу.

Сторона наша лесная. Жизнь населения испокон веков направлялась лесом. Лишь только крестьянин управлялся с полевыми работами, он начинал собираться на лесные работы. До зимы по голу, объединившись в небольшие артели человек по 8–10, отправлялись пешком с пилами, топорами и котомкой харчей в лес куда-либо на старое пожарище рубить сухостой на дрова. Облюбовав участок недалеко от сплавной реки с наличием хвойного крупного сухостоя, артель прежде всего устраивала себе жильё. Неприхотливое жильё строили. Где-либо на возвышенности, над ручьём делали сруб размерами метра 3 на 4,5; высотой метра два. Брёвна заготавливали на месте постройки, сухостоя всегда на это хватало. Потолок также делали из брёвен и засыпали для утепления землёй. Пазы конопатили мхом. Крыша покрывалась колотыми досками. Окон не делали, лишь оставляли небольшое отверстие над потолком для выхода дыма. Для входа и выхода делался пропил в стене, сантиметров 70 и высотою не больше метра. В качестве двери навешивалась вытесанная из сухой еловой древесины доска. Внутри готового сруба в полуметре от порога устраивался очаг для костра, делался срубик длиной 1–1,2 метра, шириной сантиметров 70–80, высотой 40. Заполнялся землёй, взятой тут же вокруг очага. Справа и слева от двери устраивались из тесаных плах лавки шириной сантиметров по 69–70 и длиной метра по 2, а остальное пространство от стены, противоположной двери, застилалось тесаными из сухостоя досками, получались нары для сна, человек на 6–7. Высота лавок и нар от земли около 30 см. На этом строительство заканчивалось. Экономя время, постройку обычно начинали с раннего утра и к вечеру, уже в жилье, на очаге весело горел огонёк, создавая приятный уют. Название этому жилью было – балаган.

Иногда таких балаганов строилось в одном месте по нескольку, если было много сухостоя для разработок. Более почетным местом для размещения в балагане были лавки, на них обычно без спора помещались старшие в артели. На их обязанности было поддерживать в ночную пору огонь на очаге так, чтобы было тепло спящим на нарах. Утром и вечером на костре очага артель готовила пищу. Пища была немудрящая, вареная картошка или каша овсяная, а иногда и более лакомое – самалат *   Возможно это Салма – кушанье, приготовляемое на огне из пресного ржаного теста, разрезаемого на кусочки и сваренного в воде с примесью кислой капусты, лука и крупы (Н.М. Васнецов. Материалы для объяснительного областного словаря вятского говора. Вятка: Губернская типография. 1907).. Утром, позавтракав и попив чаю, артель уходила на работу. Разойдясь парами, или по трое, валили сухие мертвые деревья, очищали их от сучьев и распиливали на кряжи длиною по сажени. Из некоторых деревьев выпиливались по 15–17 кряжей. Комлевые кряжи получались толстые, их раскалывали на половины, на четверти и на восьмушки, в зависимости от толщины кряжа. Толстыми оставлять было нельзя, их к концу дня нужно было снести и уложить в поленницу, зимой на санях вывезти на плотбище и уложить в ярус, так называлась сплавная единица дров, и самое трудное и неприятное – это после сплава на пристани мокрые грязные из воды вынести на плечах и уложить в поленницы на берегу иногда за несколько десятков метров от реки, так что толстых поленьев оставлять было нельзя.

К вечеру возвращались в балаган. Поужинав, располагались отдыхать, нежась у весело пылающего огонька. Осенью день-то короткий. В артели обычно находились сказочники, которые в длинные вечера занимают отдыхающих былями и небылицами. Иногда они весёлыми рассказами, приправленными солеными словечками и случаями, вызывали смех и хохот у слушателей, так что послушать приходят из других балаганов. А иногда такого страха нагонят рассказами о привидениях, о домовых, кикиморах и леших, что у слушавших не хватает смелости ступить за порог балагана.

На такие работы уходили обычно недалеко, вёрст за 20 от дома, работали недели 2–3, затем возвращались за продовольствием и помыться в бане, и снова отправля­лись в лес. Так работали до зимы. В счет работы артельщик (старший артели) брал у приказчика деньги и делил их между лесорубами. С наступлением зимы дрова вывозили на плотбище сплавной реки и укладывали в ярус в три ряда высотой метра полтора и длиной сажен в 6–8. Это составляло 9–10 кубических сажен. Так вот, каждый член артели заготавливал и вывозил по ярусу дров. Жили, работая на вывозке, в этих же балаганах, пристроив около них навесы из ветвей ели для лошадей. Если осенью в хорошую погоду в балаганах жизнь была сносной, то зимой в лютые морозы холод донимал основательно. На лавках около очага было даже приятно греть бока и спину у яркого огня, то на нарах вдали от огня волосы на голове иногда покрывались инеем. В оттепель, когда на работе в глубоком снегу вся одежда и обувь намокала, лесорубы чувствовали себя хуже, чем в мороз. После работы развешивали в балагане все мокрое на грядки для просушки, а сами, разведя хороший огонь, нежились в тепле, отдыхая. Многие, укрепив высоко на грядках веревочную петлю, лежа на нарах, поднимут ноги, просунут их в петлю и греют их в дымном тепле. Это было очень приятно и, возможно, предохраняло от простуды и заболеваний.

Кончив вывозку дров, каждый для своего яруса заготавливал брёвна по длине наложенного яруса, вывозил их и укладывал по сторонам яруса штуки по 4 с каждой стороны, и позднее с наступлением тепла, но еще до вскрытия рек устраивал сруб вокруг яруса. Брёвна сруба связывались молодыми длинными метра по 4 ёлочками, скрученными в разогретом виде над костром. Узлы этих увязок были довольно хитроумными, требовали большого навыка. Тогда же изготавливались большие вёсла, называемые гребями. Перед началом вскрытия рек теперь уже не лесорубами, а сплавщиками отправлялись они к своим ярусам. Шли пешком по бездорожью, по талому снегу, местами по снежной воде в лаптях, с котомками скудных харчей недели на две. Располагались в балаганах около плотбища в ожидании вскрытия реки. Здесь в балаганах уж не было того комфорта, какой был зимой. Здесь балаганы были сделаны кем-то, когда-то. Нужны были не надолго и не определённым людям, разрушались и лишь слегка ремонтировались, зачастую были без нар и крыш. В дождь протекали и сплавщики спали на мокрой подстилке из полусгнившего сена. Но вот вскроется река, очистится ото льда, затопит низины, на которых уложены яруса дров. Вода поднимет их и сплавщики, благословясь, отправляются в плав.

Несёт река ярус в своих берегах. Сидит на дровах сплавщик, поглядывает по сторонам. Делать-то ему пока нечего, ярус плывет неуправляемый, крутится, толкается в берега. Весенняя вода быстрая, день длинный. За день проплывёт сплавщик вёрст 50, а бывало, отплывёт немного, десяток-другой вёрст, и вдруг нанесёт ярус на какую-либо подводную отмель, и сиди жди, когда прибудет вода и снимет с мели. А плот не оборудован, нет шалаша, нет очага, негде укрыться от холода, нельзя зажечь костёр, нельзя даже сойти с плота – кругом вода. Если же плывёт благополучно, останавливая плот к ночи у берега, дня через три с малой реки выплывет на большую. Там на большой реке и разлив большой. Вода во многих местах, затопив берега, спрямляет свой путь, переливаясь за берега, заходит в залужья и низины – страшные места для сплавщиков. Чуть проморгай сплавщик, и унесёт его с плотом в луга, а то и в лес, и пропадай весь труд. Поэтому в плавание на большую воду идут уже не одиночными ярусами, а объединивши 2–3 яруса в один плот. Устраивают на нем шалаш, насыпают очаг для костра, навешивают на передний и задний яруса вёсла и только тогда пускаются в трудный и опасный путь.

Хорошо плыть, когда тихая погода без ветра и дождя. Ходко несет плот вода. Сплавщики веслами подправляют плот, чтобы он шёл по струе, как они говорили. В очаге горит огонёк, в котелке варится каша. Только в опасных местах – проносах – приходится усиленно грести вёслами, отводя плот со струи, идущей в пронос *   Аналог небольшого водопада.. К ночи выбирается уютное место для остановки. Плот подгребается к берегу и наиболее опытный и сильный сплавщик прыгает на берег с верёвкой в одной руке и с пахарем в другой. Веревка крепкая пеньковая, способная остановить плот в сотни пудов веса. Пахарь – это березовый кол длиною около 2-х метров, толщиною сантиметров 7 с крепким суком в полуметре от нижнего заострённого конца. Сук должен быть расположен под острым углом. Сплавщик на ходу быстро специальным узлом крепит верёвку на пахаре и, убегая от реки насколько позволяет верёвка, острым концом втыкает его в землю с большим наклоном от реки. Плот плывёт, натягивает верёвку и пахарь врезается в землю на глубину до сука. Течение-то в реке сильное, плот тяжёлый и пахарь, удерживаемый в наклонном положении, пропахивает борозду почти до реки, задерживая движение плота. Около берега сплавщик изменяет наклон пахаря в иную сторону, вытаскивает его и быстро забегает вперёд и вдоль берега, выравниваясь с плотом, и вновь запахивает.  Так повторяется иногда до десятка раз, пока плот не остановится покорно у берега. Остановить плот – дело тяжелое, нужно много силы, сноровки, ловкости и смекалки. Нередко бывали случаи, когда у сплавщика и силы достаточно, чтобы перебегать с верёвкой и пахарем, а вот установит пахарь не под тем углом, под каким нужно бы в данном месте, и натяжением верёвки пахарь вырвет из земли и отбросит неумелого сплавщка за десяток метров и более, а чаще всего, по направлению верёвки в реку. Удалые сплавщики любят эту работу. Тут он, забывая себя, действует быстро, расчётливо. Смотреть со стороны на красивую работу умелого сплавщика приятно. Но бывает трагично, когда пахарем кинет в реку оплошавшего сплавщика. Летит он как с катапульты, не касаясь прибрежных кустов, иногда прямиком на свой же плот и редко остаётся жив. Но вот плот остановлен. Верёвка натянулась как струна. Течением плот прибило к берегу. Только теперь сплавщик понял, как он устал. Не освобождая пахаря, держит его обеими руками, а товарищи по плоту выходят на берег с заготовленным ранее колом, называемым приколом, и деревянной кувалдой вбивают кол в землю, привязывают за него верёвку. Это называется стоять на приколе.

Плохо, когда пойдет дождь. Под крышу шалаша уйти нельзя, надо плыть. И стоят, и работают вёслами сплавщики, мокрые под дождём в своих убогих зипунишках. Отойти от гребей нельзя, нужно быть всё время на чеку, подправлять ход плота.

Совсем уж плохо, когда подует ветер, тогда уж плот из сухих легких дров, значительной своей частью возвышающийся над водой, плывёт по воле ветра и течения воды. Беда, если ветер задует вблизи проноса. Тут уж никакие усилия сплавщиков не спасут. В проносах течение воды сильное, с шумом она мчится, зачастую образуя перепады. Подхватит плот, закрути и умчит, унесет вдаль от реки, посадит на луг или заросли леса. И прощай заработок и затраченный труд. Сплавщики, почуяв ветреную погоду, загодя подбирают удобное место для стоянки. Останавливают плоты и в безделье ждут, когда стихнет погода. Не любят такие стоянки, но ничего не поделаешь.

Но вот благополучно доплыли до пристани. Приказчик указал место, где поставить плот и куда выгружать дрова. Всё, что было раньше – было временами трудно, временами тревожно и рискованно. Теперь начинается самая трудная, грязная и отвратительная работа. Нужно все дрова на плече выносить из плота с воды на берег порою за полсотню сажен и уложить в поленницу высотою в сажень. Хорошо, если приказчик за особую мзду покажет недальнее место, не на крутой берег, а то беда. Дрова-то ведь мокрые, покрыты илом и песком. За весь путь от плотбища до пристани в течение 2-х-3-х недель намокли, стали тяжёлыми и скользкими. Поднимет сплавщик саженной длины полено на плечо, а с него стекает грязь за рубаху, в штаны и на тропу, по которой ходят. И так они с утра до вечера носят дрова в течение недели, мокрые и грязные, плечи сбиты в кровь, руки в царапинах, в трещинах и болячках.

Но вот и эта адская работа кончена. Приказчик отмеряет наложенную поленницу. Хорошо, если проплыли благополучно, в пути не приключилось ни какой беды и в поленнице оказалось дров не меньше, чем указано в накладной с плотбища, тогда приказчик тут же в конторке выдаст расчёт, может быть, только недодаст немного за оборванный конец верёвки. А если дров не хватило – вычтет из заработка за нехваток по продажной цене.

Получили заработок, степенные хозяйственные сплавщики, купив кой-каких немудрящих подарков – жене платок или ситцу на кофту, детишкам что-нибудь сладенькое, отправляются домой, как правило, пешком за 100–150 вёрст. Другие же деньгами распоряжаются по-иному. Купит красную сатиновую рубаху, прюнелевые шаровары и даже сапоги и отправляется в трактир. Шумно заказывает обед, четверть водки и торжествует. Мри душа неделю – веселися день. Мёрла-то душа его не неделю, а целую зиму и весну, питаясь хлебом, да сухой картошкой, и чаем с сахаром в приглядку. На плотах обычно было человека по 2-9, из них одна, а то и 2 дочери или сестры сплавщиков или молодые женщины. Домой такой [на этом месте запись прервана].

Страница 5 из 7 Все страницы