Глава 13

Бесплановость развития культуры

Эмоциональное сопротивление

Пытаясь объяснить образованному небиологу, что великое органическое становление, несмотря на его общее направление от более простого к более сложному и от более вероятного к менее вероятному, короче – от низшего к высшему, обусловлено лишь законами случайности и необходимости, мы наталкиваемся на сильное сопротивление, окрашенное эмоциями. Лишь этими эмоциональными причинами можно объяснить неприятие столь многими людьми книги Жака Моно. Осознание того, что великие законы природы не знают исключений, вступает, очевидно, в конфликт с идеей свободной воли, которую все мы ощущаем как одну из высочайших человеческих ценностей и неотъемлемое право человека. Наше переживание свидетельствует, что мы обладаем свободной волей, а естественные науки – что наши поступки физиологически детерминированы. Возникает апория, о которой пойдет речь в следующем томе; выход из нее, как я полагаю, мне известен.

Почти так же трудно примириться с мыслью, что развитие нашей культуры не направляется ни нашей волей, ни тем более нашим понятийным мышлением, рассудком и разумом. В философии истории до самого последнего времени господствовало убеждение, что историческое развитие человечества, чередование расцвета и упадка различных культур направляется неким предустановленным планом, некоей идеей.

2. Развитие культуры с точки зрения эволюционной теории

Понимание того, что культуры развиваются аналогично видам животных и растений – каждая сама по себе, на свой страх и риск, – проникло в философию истории относительно поздно. В главе 9, уже говорилось, что развитие культур, как и всех других живых систем, происходит без всякого предустановленного плана. Первым историком и философом истории, отказавшимся от представления о развитии человечества и его культур как едином процессе, был, по-видимому, Тойнби.

Если мы захотим исследовать причины, управляющие ходом развития культуры – с утопической целью научиться его предсказывать и направлять, – нам придется прежде всего с надлежащей скромностью осознать, что факторы, обеспечивающие приращение знания в той или иной культуре, действуют в принципе аналогично тем, которые направляют развитие вида. Представление о культуре как живой системе и описание факторов, охраняющих и нарушающих ее постоянство (см. выше), должны позволить нам уяснить себе, каким образом можно изучать методами естествознания становление некоторой культуры – и, может быть, даже понять его.

Прежде всего следовало показать, что когнитивная функция культуры – приобретение и накопление знания – осуществляется с помощью процессов, в принципе аналогичных приобретению знания в эволюции вида. Это удивительно и неожиданно – по той причине, что в процессе накопления сверхличного, традиционного знания участвуют в качестве познавательных функций интеллект и прозрения отдельных людей. Есть нечто таинственное и несколько жуткое в том, как культура поглощает и переваривает отдельные достижения ее носителей и посредством процесса, столь удачно описанного и проанализированного Питером Л. Бергером и Томасом Лакменом в уже неоднократно упоминавшейся книге, превращает их в общее знание – или, лучше сказать, в общественное мнение о том, чтo истинно и чтo действительно происходит. Впрочем, в этом процессе наряду с функциями, охраняющими и нарушающими традицию, участвуют и многие другие, о которых мы не упоминали; общим для них всех является лишь то, что они не направляются сознательно и разумно. Поэтому общественное мнение, господствующее в некоторой культуре, гораздо больше напоминает запас информации некоторого вида животных и основанную на ней приспособленность этого вида к среде, чем то, что знает и умеет целесообразно использовать отдельный человек.

Хотя современное естествознание – новая форма коллективного человеческого стремления к познанию, возникшая всего несколько столетий назад, – в принципе организовано таким образом, что общепринятое требование объективности навязывает ему более строгую параллельность и согласованность мышления и формирования мнений, все же и в нем формирование мнений отнюдь не свободно от тех нерациональных влияний, которые определяют всеобщие убеждения, господствующее в данной культуре. Ученый – тоже дитя своего времени и своей культуры.

Полное отсутствие разумного планирования в развитии культуры и ее продуктов самым удивительным образом проявляется в тех случаях, когда можно было бы с наибольшей уверенностью ожидать такого планирования – например, когда инженеры садятся за чертежный стол и проектируют какие-нибудь произведения техники – скажем, железнодорожные вагоны, – исходя, как они полагают, из чисто рациональных соображений. Трудно поверить, чтобы в этой деятельности могло играть существенную роль так называемое магическое мышление, являющееся, как мы уже знаем, одним из факторов, поддерживающих постоянство культуры. Но если мы познакомимся с последовательными изменениями пассажирских вагонов немногим более чем за одно столетие, мы увидим, с каким упрямством человек придерживается традиций. Трудно отделаться от впечатления, что перед нами картина филогенетической дифференциации.

Сначала на железнодорожные колеса просто поставили карету; потом выяснилось, что база – расстояние между осями колесных пар – слишком коротка; ее удлинили, а вместе с ней и весь вагон. Но вместо того, чтобы – как было бы разумно – сконструировать, не оглядываясь назад, экипаж, подходящий к длинной базе, выстроили немыслимый ряд обычных каретных кузовов. «Склеившись» друг с другом торцами, кузова превратились в купе, но боковые двери с большими окнами в них и окна поменьше спереди и сзади дверей остались без изменений. Сохранились и глухие стенки между купе, так что кондуктору приходилось передвигаться снаружи, для чего были предусмотрены ручки и проходящая вдоль всего поезда подножка (рис. 3). Такое в самом прямом смысле робкое следование однажды испытанному и нежелание испробовать что-нибудь совсем новое – типичные признаки магического мышления. Но нигде они не проявляются яснее, чем в тех технических задачах, где они препятствуют очевидному решению.

Рис.3. Инерция потерявших свои функции форм в развитии техники. Форма кареты, в которую запрягали лошадей, сохраняется как остаточный признак. Даже в американском вагоне без перегородок, уже не имеющем боковых дверей, сохраняется расположение окон, характерное для карет. Как показывают даты, крайне нецелесообразное устройство купе с боковыми дверями сохранялось в Европе до конца столетия, тогда как в Америке вагоны без перегородок строились уже на 30 лет раньше.

Еще яснее – хотя это менее удивительно – склонность людей к магическому консерватизму проявляется в таких продуктах культуры, форма которых в меньшей степени определяется их функцией и потому оставляет больше места другим факторам, например символическому значению, возникшему при ритуализации. Отто Кёниг предпринял в книге «Культура и наука о поведении» сравнительное исследование исторического развития военных мундиров и показал, что применительно к этой области можно говорить не только о гомологии и аналогии, но и о таких явлениях, как изменение функций или рудиментация, в точности в таком же смысле, как применительно к филогенезу. Один из множества впечатляющих примеров – эволюция так называемого латного воротника, [В подлиннике Halsberge – часть металлических доспехов, защищавшая шею] в результате которой первоначально функциональная часть панциря превратилась в знак различия (рис. 4).

Рис. 4. Развитие знака различия из функциональной части панциря.

а—б) Металлические доспехи (около 1500 г.) с «воротником» ( вид спереди и сзади).

в) Офицер Бранденбургского курфюршества (около 1690 г.) с большим кольцеобразным воротником, происхождение которого от латного воротника еще ясно видно.

г) Офицер бранденбургской пехоты (около 1710 г.) со знаком различия в виде уже уменьшившегося кольцеобразного воротника.

д) Оцеола, вождь семинолов,* с декоративным тройным кольцеобразным воротником, предназначенным для импонирования.

Еще во время последней мировой войны остаток кольцеобразного воротника был отличительным знаком немецкой военной полиции.

Как свидетельствуют все эти явления, произведения культуры развиваются без предварительного планирования. Они служат определенным функциям точно так же, как органы животных, и параллели между их историческим развитием и филогенетическим становлением структуры органов наводят на мысль, что в обоих случаях действуют аналогичные факторы, причем – и это главное – важнейшим из них, несомненно, является не рациональное планирование, а отбор.

Страница 6 из 10 Все страницы