Дорога в лагерь интернированных

16 июля 1942 года нас арестовали дома французские полицейские – за три дня до отправления, во время облавы, названной Вель д’Ив (“Vel d’Hiv”) * Облава, названная “Vel d’Hiv” (Вель д’Ив) –  волна арестов евреев-иностранцев, включая женщин и детей, организованная французскими полицейскими  16 июля 1942 в Париже, на Зимнем Велодроме..

Это был первый случай, когда в оккупированной зоне арестовывали целые семьи; до того арестовывали только мужчин. Во всех этих случаях коллективных арестов – «облав» – еврейское происхождение устанавливалось по картотеке префектуры полиции.

Наш отец тогда был во французских Арденнах, где работал на крупную немецкую организацию по переработке сельскохозяйственной продукции. Эта организация использовала в качестве рабочей силы и евреев, и французских военнопленных, и семьи, депортированные из Польши.

Под эскортом двух полицейских мы дошли с нашими чемоданами до школы в нашем квартале, где присоединились к другим семьям, тоже арестованным, как и мы.

Вскоре после полудня нас отвезли оттуда в автобусе на Вель д’Ив * “Vel d’Hiv” (Вель д’Ив) – сокращение для названия Vélodrome d’Hiver, то есть зимний велодром. Это парижский большой застеклённый велодром, расположенный недалеко от Эйфелевой башни. До войны там проходили соревнования велосипедистов даже зимой. Вокруг трека были трибуны для зрителей с откидными сиденьями. под большой охраной. Там мы провели три дня и три ночи в ужасных условиях: никакой организации и информации, антисанитария, сильная жара, отсутствие воды, отсутствие молока для самых маленьких детей. Велодром был переполнен, стеклянная крыша казалась раскалённой до бела. Шум стоял жуткий: постоянный грохот, крики, переговоры по громкоговорителю...

Мы проехали на автобусе через весь Париж, под охраной двух полицейских, остававшихся на платформе. Это было воскресным утром. Редкие парижане на улицах, казалось, не замечали нас. Однако нас легко было опознать: целые семьи с жёнами и детьми, с жёлтыми звёздами на одежде... К нашему чувству чрезвычайного беспокойства из-за того, что мы не знали, что нас ожидает, добавилось ещё чувство беспомощности и заброшенности, которое больше нас не покидало.

Наш поезд не был пассажирским. Он состоял из вагонов для скота, в которых обычно перевозили лошадей. Нас погрузили в Париже, на вокзале Аустерлиц, на товарной платформе, потом вагоны закрыли снаружи. Пол был застлан соломой. Не было никаких сидений, ни воды, ни еды. Мы стояли, тесно скучившись в нашем вагоне. Мы не могли видеть, что происходит снаружи, так как вентиляционные окошки были зарешёчены и расположены слишком высоко. Было уже позднее утро; стояла сильная жара.

Дорога казалась очень долгой. Мы представления не имели, ни куда нас везут, ни когда мы прибудем на место. Дети плакали. Атмосфера была очень тяжёлой, напряжённой. Невыносимо хотелось пить.

Поезд эскортировали французские полицейские, в униформе. Мы не видели ни одного немца после нашего ареста. В некоторой степени нас это успокаивало. Кроме того, мы уехали из Парижа с вокзала Аустерлиц. Мама сказала нам, что мы останемся во Франции. Действительно, мы знали, что до этого составы с арестованными в Париже евреями отправлялись «на восток» с других вокзалов.

Чтобы успокоить нас, мама говорила:  «Пока мы остаёмся вместе и находимся во Франции, ничего опасного с нами случиться не может...»

Как много испытаний пришлось нам вынести за такое короткое время! Только три дня прошло со времени нашего ареста. Наша «прежняя» жизнь: нормальные постели, еда за столом со столовыми приборами, и, главное ... главное, свобода, возможность ходить, куда захочешь; та   прежняя жизнь казалась нам очень далёкой. А ещё и это путешествие в вагоне для скота.

В конце дня мы прибыли к конечному пункту назначения – Питивье, городок, в котором нам предстояло обнаружить лагерь для интернированных.

Страница 4 из 10 Все страницы