А.В. Гладкий (Н.Н.)

Два замечания к статье А.Б. Называева «Законы истории»

Эти два замечания, со ссылкой на статью А.Б. Называева, полностью приведены А.В. Гладким в 14 главе его книги «Введение в современную логику», МЦНМО, М., 2001 (Второе издание: УРСС, М., 2009).

Первое замечание. В качестве примера «особой точки» в историческом процессе, т. е. такой ситуации, когда очень малое изменение существовавших в некоторый момент условий могло бы коренным образом изменить дальнейший ход истории, А.Б. Называев приводит эпизод, когда В. Чернов отверг предложение броневого дивизиона охранять Учредительное собрание. Если бы он его принял, говорит автор, то «история России могла бы пойти по иному пути.» Несомненно, таких примеров можно привести много. Что было бы с мировой историей, если бы Ганнибал после битвы при Каннах пошёл на Рим и впоследствии в Средиземноморье установилось бы не римское, а карфагенское господство? Как выглядела бы история России, если бы Владимир Святославич принял ислам, иудаизм или западное христианство? (Об этом недавно писал Д.А. Фурман – см. его статью «Выбор князя Владимира» в «Вопросах философии» №6 за 1988 г.) Но оба эти примера – хотя и эффектные, но не совсем чистые. Нам трудно теперь судить, была ли на самом деле у Ганнибала и Владимира Святославича свобода выбора, да и весь рассказ о выборе веры носит отчетливый отпечаток легенды. Но вот два, как кажется, достаточно чистых примера. В обоих случаях речь идет об общеизвестных фактах, и я уже много лет не перестаю удивляться, почему никто не заметил, что эти факты опровергают исторический детерминизм.

Первый пример. В 1382 г. умер венгерский и польский король Людовик Великий. После него не осталось сыновей, только дочери, одна из которых, Ядвига, была выбрана королевой Польши. Вскоре польские вельможи выдали ее за литовского великого князя Ягайла. Она не хотела за него выходить; отец просватал её за австрийского эрцгерцога Вильгельма, и она считала, что должна быть ему верна. Но кто-то из прелатов сумел ей внушить, что, выйдя за Ягайла, она выполнит великую миссию: поможет обратить в христианскую веру языческий народ. В Литве тогда не было государственной религии; в основной массе литовцы были еще язычниками, но среди знати и горожан к тому времени широко распространилось православие. Был крещён в православную веру и Ягайло, его христианское имя было Яков. Но перед свадьбой его по требованию поляков перекрестили в католичество (и назвали Владиславом).

Так возникла уния Литвы и Польши. Поначалу это была только личная уния, обе части государства сохраняли свою отдельную администрацию и свои порядки. Но мало-помалу Литва начала подпадать под польское влияние; главным следствием этого было постепенное окатоличивание литовцев. Между тем в состав Великого княжества Литовского входило много русских земель; оно и называлось, собственно, Великим княжеством Литовским и Русским. После Батыева нашествия многие западные и южные русские княжества поддались Литве без серьезного сопротивления или добровольно, потому что это избавляло их от татарского ига. Никаких религиозных или иных утеснений русские в Литве не терпели и пользовались там большим влиянием; все официальные бумаги писались по-русски. Но когда литовцы стали католиками, начались гонения на православную веру; люди, ее исповедовавшие – то есть русские – почувствовали себя утесненными и обратили взоры на восток, к возникшему там тем временем мощному единоверному государству, естественному защитнику православия, населённому к тому же их единоплеменниками. Потому-то воеводы Ивана III, Василия III и Ивана IV с почти неизменным успехом отвоевывали западные русские земли; потому же и Новгород, когда его независимое существование стало невозможным, присоединился к Москве, а не к Литве – хотя там была сильная литовская партия, противостоять московской она не смогла именно потому, что Москва была единоверная, а Литва чужой веры; потому же и Московская Русь стала единственной Русью, тогда как прежде были две Руси – Московская и Западная.

А если бы у Людовика были сыновья, все могло бы пойти совсем иначе. (Почти наверняка одного из них выбрали бы польским королем. Хотя монархия там была уже избирательная, ближайший родственник последнего короля имел подавляющее преимущество. Сам Людовик был избран как племянник предыдущего короля.) Трудно представить себе, что могло бы быть, если бы до нового времени дожили два или даже три независимых русских государства, а Польша не создала бы себе лишних проблем угнетением украинских и белорусских крестьян. И русские были бы другие, и поляки другие, и вся история Европы и всего мира пошла бы иначе.

Второй пример. Когда в 1761 г. умерла императрица Елизавета Петровна, шла Семилетняя война, и Россия решительно брала верх над Пруссией. Восточная Пруссия была занята русскими войсками, и Россия не собиралась возвращать ее Фридриху, что он хорошо понимал. Но его поклонник Петр III сразу же начал мирные переговоры и заключил мир на таких выгодных для Пруссии условиях, о которых Фридрих даже после смерти Елизаветы не смел и мечтать. Петр III отказался от всех русских завоеваний, вернул Восточную Пруссию без всякой компенсации. В результате цель, которую ставили себе противники Фридриха, начиная войну – «сократить силы» Пруссии – не была достигнута. А ведь проживи Елизавета годом дольше или не будь Петр III таким пруссофилом, Пруссия, вполне возможно, стала бы второразрядным германским государством, и не было бы ни разделов Польши, ни прусского объединения Германии, Опять-таки история Европы и всего мира сложилась бы по-другому.

Второе замечание. Влияние успехов математической физики, о котором говорит А.Б. Называев, не является, видимо, единственной причиной появления и широкого распространения исторического детерминизма. Другую причину 150 лет назад указал Токвиль. В его знаменитой книге «О демократии в Америке» есть маленькая глава «О некоторых особенных тенденциях, свойственных историкам, пишущим в демократические времена». Стоит напомнить, что под демократическими временами Токвиль понимал «те века, когда общественные состояния стали почти равными, а люди почти одинаковыми», что не обязательно ведет к народовластию, но всегда приводит к тому, что отдельный человек не может оказывать никакого сколько-нибудь заметного влияния на жизнь общества (в противоположность тому, что бывает при наличии аристократии, члены которой как раз и есть те люди, которые такое влияние могут оказывать – не только все вместе, а как отдельные личности). Поэтому при всеобщем равенстве люди либо объединяются в ассоциации, которые и являются движущими силами общественной жизни, либо подчиняются государству, достигающему «крайних пределов своей силы». В такие времена у историков возникает тенденция недооценивать влияние отдельных людей на ход событий (в то время как в «аристократические века» это влияние преувеличивается) и все объяснять общими причинами. Это приводит к представлению, что ход истории предопределён (которое Токвиль считает крайне опасным, поскольку оно может «парализовать движение в новых обществах и превратить христиан в турок»).

Разумеется, это объяснение не противоречит тому, которое предлагает А.Б. Называев. Несомненно, в возникновении представления о предопределённости исторического процесса сыграли роль оба фактора.

Страница 9 из 9 Все страницы