4. (Особенности революционного движения в Латинской Америке)

Описанные черты общественной жизни Латинской Америки – полуфеодальная экономика, наследственная правящая элита и иностранный капитализм, использующий эту элиту в качестве посредников-компрадоров – определили характер революционного движения в этой части света. Эти черты очень напоминали дореволюционный строй России и, в меньшей степени, Китая. Очевидные отличия состояли в том, что здесь не было единого большого государства, состав населения и культура были неоднородны, и вследствие этого влияние иностранного капитала было еще значительнее. Но, в общем, общие закономерности – закономерности проникновения капитализма в феодальные страны – здесь достаточно очевидны.

Политическая неразвитость, отсутствие навыков демократического самоуправления и неграмотность угнетенных классов делают невозможным возникновение политических партий европейского типа, выражающих интересы трудящихся; поэтому в Латинской Америке никогда не было массовых социал-демократических партий. Некоторые движения совсем иного направления и институционального характера иногда присваивали такую роль; но эти движения были ориентированы не на выборы и парламентские реформы, игравшие небольшую роль в этом регионе, а на создание аппарата для насильственного захвата или удержания власти. Примером служит партия, монополизировавшая власть в Мексике. Обычно революционные движения принимали в Латинской Америке бунтарский характер, выливаясь в стихийные мятежи или партизанство. Люди, руководившие этими движениями, происходили, как правило, из малообразованных мелкобуржуазных слоев, имевших привилегию грамотности, но очень мало настоящего образования. Таковы были руководители мексиканских революций прошлого века, заимствовавших у своих северных соседей лозунги демократии в борьбе против диктатуры и олигархии в своей стране. Позже, когда «демократия» была уже скомпрометирована комедией парламентаризма, которую научились разыгрывать правящие классы латиноамериканских стран, здешние революционные лидеры переняли лозунги социализма и коммунизма. Но официальная идеология всегда накладывается на местные бытовые условия и местную, исторически сложившуюся психологию. В общем, социалистическая и коммунистическая фразеология стала в середине 20 века почти универсальной в так называемых «развивающихся» странах, поскольку идеологические товары, производимые Западом, столь же непреодолимо притягательны для «третьего мира», как и потребительские товары. Это общее правило при воздействии более сильной цивилизации на более слабые.

Но если при этом обычные товары используются, в общем, по их прямому назначению, то идеология претерпевает в слаборазвитых странах самые удивительные и разнообразные видоизменения. Достаточно вспомнить всевозможные виды мусульманского и африканского социализма, прикрывающие феодальные режимы, диктатуры или господство одного племени над другим, или то, что называется коммунизмом в Китае или Северной Корее.

Крестьянские восстания, впрочем, имеют общие черты во всех феодальных странах, и вследствие консервативности крестьянской жизни сохраняют эти черты в течение долгих исторических периодов. Прежде всего, эти движения анархичны, лишены организации, или с трудом поддаются ей, так как крестьянин, привыкший к одной и той же, вечно повторяющейся жизни в небольшой общине, и обычно никогда не бывавший далеко от своей деревни, в условиях мятежа испытывает страх и неуверенность, не знает, что делать и чему верить. В таких случаях поведение индивида определяется инстинктами и, следовательно, становится неустойчивым и истерическим, а поведение коллектива принимает характер стадного поведения, в худших случаях приводя к насильственным действиям толпы (mob violence). Крестьянские восстания в России, в Китае и в Латинской Америке имеют столь общие черты, что их описания, независимо сделанные в художественной литературе разных стран, выглядят поразительно сходными. Сходны и их результаты: восставшие крестьяне пытаются установить привычную патриархальную власть, изменив только правящее лицо, но сохранив неизменным весь общественный уклад. В России они всегда выдвигали кандидатов в «хорошие цари», так называемых «самозванцев»; в Китае победоносные восстания приводили к воцарению новой династии, с крестьянским вождем в роли императора; в Латинской Америке лидер крестьян становился диктатором, с властью и привычками племенного вождя. Не видеть эти общие черты – свидетельство упадка мышления в 20 веке, когда «культурный релятивизм» профессоров дошел до непонимания фундаментального единства человеческого рода, и до неспособности видеть общие закономерности, очевидные для историков прошлого.

Недооценка мышления, неверие в возможность анализа и понимания общественных явлений – это характерная для нашего века реакция на чрезмерные упрощения (oversimplifications) идеологов прошлого века, воображавших, будто они владеют уже «научным» методом объяснения общества и истории. Одно из этих научных заблуждений – марксистский «исторический материализм», было в этом смысле особенно вредно, потому что в его исходных идеях было много верного, объективно значимого; это придало правдоподобие неосновательным обобщениям самого Маркса и марксистов. Мы имеем здесь еще один пример неоправданного расширения области применимости научной теории, явления, весьма известного в истории науки: достаточно привести в виде примеров «детерминизм» Лапласа, «социал-дарвинизм» или «фрейдизм». Поскольку применение марксистских доктрин в странах с более или менее азиатским жизненным укладом, таким, как Россия и Китай, привело к катастрофическим последствиям, в университетской науке Запада возникла реакция против «идеологий», которая, как всякая социальная реакция, зашла далеко за пределы рационального пересмотра прошлых ошибок и привела к полной дискредитации всякого мышления в общественных вопросах. В наше время такое мышление сменилось детальным изучением отдельных культур, то есть «фактографией» без общего исторического понимания (insight).

Как известно, в некоторых странах Латинской Америки революционные движения привели к свержению феодально-диктаторских режимов и к установлению «коммунистических» режимов, очень скоро превратившихся в тоталитарные диктатуры, с лишением граждан всех человеческих прав, бюрократическим управлением и крайней нищетой народа, причем зависимость от Соединенных Штатов сменилась зависимостью от Советского Союза и Китая.

Страница 5 из 10 Все страницы