А. А. Титлянова. История одной сибирской семьи |
| Печать | |
СОДЕРЖАНИЕ
Глава 5. Корни семьи Титляновых5.1. Бабушка и дедушкаСо старинной фотографии (сделанной 100 лет назад) на нас смотрит симпатичная пара – молодая красивая женщина и привлекательный молодой мужчина – Титлянов Андрей Васильевич – мой дед и основатель семьи Титляновых. В документах фонда «Церкви Забайкальской области», в метрической книге Читинской Андреевской церкви за 1900 год, в разделе о бракосочетавшихся за № 21 значатся: жених – крестьянин Вятской губернии, Орловского уезда, Левинской области, Ивано-Васенинского общ. дер. Митияновой Андрей Васильевич Титлянов, православного вероисповедания, первым браком; невеста – дочь дворянина Ковенской губернии, Вилькомарского уезда Константина Пиотровского Александра, православного вероисповедания, первым браком. Таинство совершил священник Иоанн Харитонов. Поручители: по жениху – крестьянин Уфимской губернии и уезда, Усть-Катавской волости и села Семен Онисимович Мельников и крестьянин Вятской губернии, Еранского уезда, Малощегловской волости, Шуманерского селения Василий Ильич Загарнов; по невесте – губернский секретарь Николай Гаврилович Хабаров и дворянин Гавриил Константинович Пиотровский (ответ из Госархива г. Читы на мой запрос). 5.2. Переезд деда в СибирьАндрей Васильевич родом из Вятской губернии Орловского уезда деревни Митияновой (а не ошибка ли тут в архивных документах? Может быть, деревни Титляновой?) Родился он в крестьянской семье. В ранней молодости бурлачил на Волге. Работа была очень тяжелой – бечевой тянуть суда по реке против течения. В молодые годы он уехал в Забайкалье в конце 90-х годов XIX века в составе самого мощного крестьянского потока переселенцев, участвовавших в формировании сибирского населения. «Переселение» мирных людей, всегда идя вслед за дружинами, перековывало, так сказать, копья на орала. Ими вносились на пустынные земли мирные начала труда и насаждались новые формы гражданской жизни. В весьма значительной степени переселенцы способствовали «собиранию земли» и ее укреплению. Наконец, всё тому же движению обязано наше отечество распространением чисто русской культуры по всей империи и более равномерным расселением жителей на всем пространстве последней [Азиатская Россия, 1914]. После покорения царства Кучума триста лет без перерыва двигались переселенцы за Урал с разрешения и без разрешения правительства. На самопереселенческое движение распоряжение властей влияло косвенно, будь то поощрительные или стеснительные меры. Движение на восток шло непрерывно, как бы покоряясь воле народа и как бы по собственному плану. Дальновидность и мудрость этого стихийного плана соответствовали ряду исторических и естественных причин, что стало ясным лишь в конце XIX столетия. Анализ, проведенный Переселенческим управлением, показал, что история переселения распадается на две: на историю собственно народного движения, обусловленного в разное время разнородными причинами, и на историю соответственных актов со стороны государственной власти*18. К концу XVIII века добровольное переселение было усилено самим правительством: в Сибирь ссылали в целях развития горнозаводской промышленности стрельцов, казаков, рабочих за бунт, за старую веру, за пьянство. В XVIII веке уже прочно были освоены многие земли Западной и Центральной Сибири. И только Иркутская область и Забайкалье заселялись довольно медленно – это был крайний восточный пункт освоения земель Россией. Этот «полуденный» край, прилегавший к границам Китая по признанию одного из правительственных чиновников «одарен от природы как плодотворным кряжем земли, так и благотворным климатом», но тем не менее «населен весьма мало и не приносит той пользы, каковую государству от него получить долженствовало». И вот в 1799 г. издается указ о заселении Забайкалья, как добровольцами из отставных солдат и государственных крестьян, так и ссыльными преступниками и крепостными людьми. Указ давал льготы переселенцам, даже избы в Забайкалье переселенцам должны были строиться иждивением казны. Однако трудности переселения и устройства в Забайкалье были велики и указ особой роли в переселении не сыграл. Отношение правительства к переселению менялось и в 1812 г. переселение казенных крестьян было объявлено недозволенным. Однако, вскоре по представлению Сперанского, бывшего тогда генерал-губернатором, состоялся указ 1822 г. о разрешении всем крестьянам переселяться на «пустопорожние земли в Сибири». В 1835 г. образование переселенческих участков на «пустопорожних землях» было поручено «1/4 роты топографов» и затем взамен роты был учрежден особый орган «Сибирское межевание», который должен был упорядочить землепользование в Сибири в связи с потребностями колонизации и спросом на землю. В 1838 г. графом Кисилевым был составлен Указ о благоустройстве в казенных селениях, согласно которому переселение было допущено только из малоземельных селений шести губерний, в том числе Вятской. Переселенцы оседали в основном в Западной Сибири. В Восточной Сибири более других заселялась Енисейская губерния. В Забайкалье поток переселенцев был по-прежнему мал. Правительство принимало серьезные меры к заселению приграничных окраин Империи, и в частности Приамурского края. Были обещаны весьма значительные льготы тем, кто желал приписаться к городам областей Амурской и Приморской. Тут на пути к Амуру некоторые засельщики задерживались на реках Шилка и Аргунь, т. е. в Забайкалье. Переселение – тяжелый процесс с неизбежными потерями людей за счет болезней и катастроф в пути. Более 10% переселенцев вернулось обратно. Однако основная масса людей достигла назначенных мест и обустроилась там. За период 1893−1912 гг. поселилось в колонизуемых областях 735 тыс. душ мужского пола. Так, например, в Томской губернии обосновалось 555 тыс. мужчин, в Тобольской – 159 тыс., в Амурской – 43 тыс., а в Забайкалье области – всего 3,2 тысячи. Основной же поток переселенцев в Сибирь начался со строительством Транссибирской магистрали, освоением Амура и с общей политикой Государства, способствующей освоению новых пространств и закреплению крестьянских хозяйств на этих новых просторах. Начиная с 1896 г., это уже было спланированное и организованное переселение, о чем говорят цифры статистической службы Переселенческого управления. Для облегчения переселения в Сибирь строили самую длинную в мире железную дорогу. Забайкальский участок железной дороги начали строить в 1895 г. с двух сторон: с запада – от рыбацкого поселка Мысово на восточном берегу Байкала и с востока – от казачьей станицы Сретенской на Шилке. В 1899 г. в декабре два участка Забайкальской железной дороги соединились в 345 км от Мысовой (близ станции Толбога). Здесь в память об этом событии строители возвели часовенку, сохранившуюся до наших дней [Азиатская Россия, 1914]. Из местного населения на постройке железной дороги работало 23 тыс. человек, в том числе мой дед. В дальнейшей жизни он разрабатывал каменоломни, был камнетесом, делал каменные плиты, памятники. 5.3. Дружная семьяРаботая в Чите, Андрей Титлянов познакомился с Сашей Пиотровской и женился на ней в 1900 г. Было ему немногим больше двадцати лет, а молодой жене не было и двадцати. Первое время молодые жили в Чите. Андрей работал на железной дороге, Александра – белошвейкой. Заработков не хватало и Титляновы решили поселиться в Акше, где, может быть, еще оставался дом родителей Александры. В Акше в 1901 г. родился мой отец – Антонин Андреевич, а через два года (1903) – старшая из сестер – Надежда. На некоторое время Титляновы вернулись в Читу, где в 1909 г. родился Иосиф. В Чите семья Титляновых прожила около трех лет, а затем, вероятно, по совету старшей сестры Александры – Евдокии, Титляновы переехали в казачью станицу Мангут. В Мангуте друг за другом каждые два года появлялись дети: Александра (1912), Галина (1914), Анатолий (1916), Нина (1918). Жили Титляновы в центре села, напротив церкви в небольшом собственном доме. При доме был большой огород, на котором, благодаря умению хозяйки, получали всегда хорошие урожаи. Все трудились на огороде – от малого до большого – ухаживали за цветами, таскали воду, поливали огород, пололи грядки. Делали все по порядку и регулярно, у каждого была своя работа. К вечеру, когда управлялись со всеми делами, мать водила всех детей купаться на Онон. У семьи была хорошая корова, которую дети очень любили и заботливо за ней ухаживали. Вечером, подоив корову, мать варила на костре во дворе «заваруху» – мука, заваренная молоком (эту заваруху или затируху варила бабушка и для меня на Камчатке). Все дети любили это простое, вкусное кушанье. Летом и осенью мать вместе со старшими детьми часто ходила в тайгу за ягодами, за грибами. В деревянных кадушечках солили грузди, рыжики, капусту, огурцы. Осенью подполье засыпали картошкой, морковью, свеклой. Держали кур, поросенка, растили телят. [Из воспоминаний моей мамы Е. Г. Лебедевой, 1994]. Жила семья сытно, не голодала, но ведь еще надо было всех обуть-одеть. Нужны были живые деньги. Их зарабатывал Андрей Васильевич, который брал с собой лошадь и уезжал на все лето в горы (гора Ильхун), где вытесывал камни для памятников и делал сами памятники. Так по рассказам моей мамы получается зажиточная семья. А по рассказам моего дяди Иосифа – семья была бедной. Дядя говорил, что пара сапог была у детей одна на всех. Зимой ходили в пимах, а весной и осенью нужны были сапоги. Их-то и носили по очереди – кому в школу с утра, тот возвращался к обеду домой и отдавал сапоги тому, кто учился после обеда. Такими вот расхождениями усеяны воспоминания членов большой семьи. 5.4. Бабушка Александра КонстантиновнаМы были дружны с бабушкой. Я помню ее по Камчатке. Обычно в платке, редко простоволосую и всегда в работе. Мне она не казалась старой (да и было ей на Камчатке 57−59 лет, такой возраст теперь за старость не считается). У нее всегда была прямая спина, стройная шея и какая-то особая осанка. Думаю, что, несмотря на всю крестьянскую работу, выпавшую на ее долю, это была осанка урожденной дворянки. К тому же бабушка была немного колдуньей – она, например, чувствовала, где лежат потерянные или украденные вещи. В Мангуте знали эти ее способности и если в селе терялись или были украдены лошади, то приходили к ней за помощью. Она обычно долго отказывалась, потом все-таки называла место, где надо искать, и всегда правильно. Однако расплачивалась за свое колдовство сильной головной болью. На Камчатке об этом ее даре, к счастью, не знали. Чувствовала она погоду, приближающееся несчастье или неожиданную радость за несколько дней до случавшегося. Иногда говорила нам о своих предчувствиях, иногда молчала. Между ней и ее первенцем – моим отцом – была особая душевная связь. Отец часто надолго уезжал, и она всегда знала всё ли в порядке у него или ему нужна помощь. Тогда с напряженным лицом сидела на крыльце, глядя в ту сторону, где находился ее сын, и таинственным путем поддерживала его своей силой. Отец всегда это знал и чувствовал ее помощь. Это была их тайна, другим в семье недоступная. Песен бабушка мне не пела и сказок не рассказывала, а вот «про старое» рассказывала очень интересно, в ней была артистичность, которая передалась отцу и немного мне. Глаза у нее были зеленовато-карие, очень выразительные. Смеялась редко, но от души. В бога, по-моему, не верила, не молилась, а страстно верила в справедливость. Справедливость – это было основным критерием в ее жизни. Справедливый – главная похвала человеку, несправедливый – это уж просто никакой, ненужный, вредный для жизни. Когда мне было девять лет, она с моим старшим братом уехала на материк. Потом в 1940 г. мы приехали в Чкалов (теперь снова Оренбург), где бабушка жила у тети Гали. От этого периода у меня осталось другое воспоминание о бабушке. Семья в Оренбурге была большая. Но моя мама и тетя Галя взяли на себя часть домашней работы, и бабушка имела свободное время. Вот в Оренбурге я поняла, что она мало образована, но страстно тянется к знаниям. Вероятно, она вообще была страстной женщиной. В конце тридцатых – начале сороковых годов в городе читалось много лекций на разнообразные темы: политика, история, мироздание. Последнее интересовало бабушку больше всего. А я всю жизнь была жадной до знаний и вполне понимала бабушку. Мы с ней ходили постоянно на всякие лекции, в основном, на тему – происхождение вселенной, Земли, человека и т. д. Бабушке 60 лет, она в голубом платке в белый горошек и в сером костюме, а в жаркие дни в летнем платье но с длинными рукавами. Мне же 11−12 лет, я в ситцевом платье и в легких полотняных туфлях. Так мы заявлялись на лекцию, всегда пораньше и садились в первый ряд. Что уж там рассказывали лекторы, конечно, не помню. Но я знала, что как только скажут: «У кого вопросы?», бабушка не поднимет руку, а встанет и начнет задавать вопрос за вопросом. Женщина она была пронзительная, хотела дойти до сути и повторение сказанного за доказательства не считала. Особенно живо она воспринимала лекции на антирелигиозные темы и не верила, по-моему, ни в бога, ни в его отсутствие, а главное, не верила докладчику, и вопросы задавала заковыристые. Теперь я думаю, что моя привычка задавать вопросы обо всем от бабушки. Ходили мы с ней и на лекции о международном положении, но как только был заключен пакт о ненападении с фашистской Германий, бабушка перестала ходить на такие лекции. Мне, абсолютно не понимающей в свои двенадцать лет, почему вдруг мы подружились с фашистами, бабушка сказала лишь однажды: «Они всё врут, нет у них справедливости, будет война». Больше до самой войны она о политике не говорила вообще. Ну а потом «была война» и два сына бабушки были на фронте. Бабушка очень изменилась, стала мрачной и молчаливой, сводки с фронта по радио слушала, закаменев. О сыновьях не говорила, хотя писем подолгу не было. Когда я была в 6-ом классе, она неожиданно сильно заболела и скончалась дома в муках, наотрез отказавшись от больницы. Перед смертью разговаривала только с отцом, который и принял ее последний вздох. На похоронах отец сказал, что его мать была замечательной женщиной – сильной, гордой, смелой и справедливой. Наверное, годы, проведенные с бабушкой, оставили заметный след в моем характере и поведении. Уже после ее смерти, не один раз, когда я высказывала отцу свое мнение о чем-либо, высказывала резко и горячо, отец послушает, посмотрит на меня и скажет: «Как ты похожа на мою мать, та же непримиримость и горячность». Наверное, похожа!
Страница 6 из 12 Все страницы < Предыдущая Следующая > |
Комментарии
Десятки лет занимаюсь историей своей сибирской семьи. Мы из Енисейской губернии Канской волости, село Бородино. В 1858-59 годах предок в кандалах пришел на вечное поселение. Понимаете, как интересна для меня Ваша работа. Спасибо! С уважением. Людмила
Ответить | Ответить с цитатой | Цитировать
Ответить | Ответить с цитатой | Цитировать
Ответить | Ответить с цитатой | Цитировать