Глава 9. Мое поколение − сестры и братья родные и двоюродные

О себе я писать не буду. Я уже издала книгу «Рассыпанные страницы» (2009), где описаны основные этапы моей жизни.

Чувствуются ли во мне, и чувствую ли я свои далекие корни? Да – степные. Почему среди всех экосистем, в которых я работала – лесостепь, луга, альвары, болота, пустыня, степь именно степь – мой любимый ландшафт? Только в степи я чувствую себя, как дома. Не потому ли, что в степи во мне просыпается душа моей прапрабабки-монголки?   Думаю, да. А читая строки о характере древних степных народов «коммуникабельность, безграничное подчинение личных интересов стадным задачам коллектива, склонность к кочевкам и перемене мест, пренебрежение к скарбу, легкость расставания с накопленным добром, удивительная неприхотливость в быту» [Мордкович, 2007], понимаю, что это обо мне – и склонность к кочевкам, и пренебрежение к скарбу, и подчинение личных интересов коллективным.

Что касается Польши, то с ней я не чувствую родственной связи, хотя очень люблю эту страну. В Польше мне всегда легко и просто жить и работать. Мне приходилось работать и в Чехословакии и в Швеции, но вольготно я себя чувствую только в Польше. Однако, причина здесь, видимо, в моих друзьях-поляках, которые делают мое пребывание в Польше плодотворным в работе и приятным в дни отдыха.

Мой старший брат – Арнольд Антонинович Титлянов. Последний раз я видела Арнольда, когда мне было 9 лет, а ему 14. Он уехал с Камчатки на материк, в Севастополь к своей матери продолжить обучение в школе, так как в селе Мильково было только 8 классов.

В 1941 г. он закончил 9-ый класс и летом должен был работать пионервожатым в лагере Форос. Он пригласил меня туда, и тетя Шура, видимо, решив отдохнуть в Крыму, повезла меня в Севастополь. Когда мы были в Москве – 22 июня, то в 12 часов услышали по радио речь Молотова о начале войны. Мы жили у каких-то знакомых и я, все уже понимая, с ужасом думала: «Что же теперь делать?» Но все решила тетя Шура. Она стояла на вокзале в очереди за билетами на Севастополь, когда по всем громкоговорителям прозвучало страшное слово – война. Тетя Шура мгновенно выбежала из одной очереди и встала в другую – за билетами на Чкалов (Оренбург). Мы вернулись в Чкалов, потом с мамой, бабушкой и маленьким Эдиком выехали в Красноярск и дальше по Енисею в с. Ярцево.

Пришло одно письмо от Арнольда, что он со всеми мальчиками его класса вступил в «комсомольский истребительный батальон». Больше писем от него не было. Написала несколько писем его мать. Вначале отряд участвовал в обороне Севастополя, а когда город пал, остаток отряда ушел в горы продолжать борьбу с немцами партизанскими методами. Арнольд был среди тех, кто ушел в горы – он успел передать записку матери. В 1943 г. предатели провели немцев в тыл партизанам. Был жестокий бой, большинство партизан в этом бою погибло. Раненных привезли в Севастополь в гестапо, а затем повесили на городской площади. Среди повешенных Арнольда не видели. Видимо, он был убит в том последнем бою. Было моему брату, когда он погиб, девятнадцать лет.

Мой младший брат – Титлянов Эдуард Антонинович – работает в Институте моря на Дальнем Востоке. Отец воспитывал его жестко, в казачьем стиле и воспитал настоящего мужчину. Эдуард – морской эколог, но и в море и в тайге он дома. Будучи шефом морских научных экспедиций, избороздил моря и океаны, изучая морские экосистемы. Жизнь его была насыщена красотой подводного мира, приключениями и жесткими решениями, встречами с очень разными людьми. О его жизни, вероятно, можно написать роман. Думаю, что, выйдя на покой, он напишет свои воспоминания, и они будут очень интересными.

Моя двоюродная сестра – Людмила Михайловна Резвякова. После школы окончила в 1960 г. Архитектурный институт и по распределению вместе с мужем Виктором – талантливым архитектором – поехала в г. Иркутск. Там они, как архитекторы, занимались центром Иркутска и отдельными жилыми районами. В Москву вернулись в 1967 г. Люда и Виктор много работали. Люда разрабатывала генеральные планы городов: Белгород, Ессентуки, Минеральные Воды, Саранск, Вольск, Людиново, Сафоново. С 1986 г. принимала участие в разработке «Схемы расселения на территории РСФСР» и схем районной планировки Иркутской, Костромской и Куйбышевской областей.

Через некоторое время после выхода Люды на пенсию я получила от нее письмо, где были такие слова: «Я поняла, что ничего, кроме работы, делать не умею. Не умею вырастить нормальный урожай на участке, не умею быстро и ловко печь пироги, разучилась шить и как только меня позвали на работу, я сразу же согласилась. И вот уже с августа работаю. Пока очень довольна, хотя работать приходится весь день. На заработанные деньги пытаюсь купить кое-что из одежды». Это письмо от 2002 г., в магазинах уже есть всякая одежда, но вот денег у интеллигенции всё так же нет. Люда работала, пока не заболела довольно тяжело. Но это не помешало ей написать мне те сведения о семье Титляновых, которые она слышала от своей мамы (тети Гали) и о своем отце. Ее «тетрадка» очень помогла мне в работе.

Люда живет в Москве, у них с Виктором двое сыновей и трое внуков. Брат Люды – Евгений – тоже живет в Москве, он инженер. Женя искал в Интернете данные о поляках-участников восстания 1863 г., чтобы иметь хоть какие-нибудь сведения о братьях Константина. Пока мы ничего не нашли.

Сестры Титляновы – Татьяна Иосифовна и Галина Иосифовна из Риги.

Девочки родились и выросли в Риге. Ригу они считали своим родным городом. Здесь они окончили школу, технологический институт, здесь работали, дружили, влюблялись, вышли замуж. Ощущали ли они, что живут в стране, как бы обособленной от огромного государства СССР? Судя по их рассказам – нет, до перестройки не ощущали. Вот, что написала мне Таня на эту тему.

Рассказ Тани

В детский садик мы с Галей не ходили и общение с латышскими детьми происходило в нашем огромном дворе. Никто никого не принуждал говорить на каком-либо языке, но, по-видимому, русский по своей энергетике более мощный и латышские мальчишки – наши сверстники – Эвальд, Карлуша говорили на русском, вначале с акцентом, насколько я помню. Потом, когда мы встречались изредка на улице, мы весело общались, вспоминая наше дворовое детство, наши игры, и они говорили по-русски уже практически без акцента. В школе русский и латышский языки изучали, начиная с 6-го класса. Друзей среди латышей у меня тогда не было. Иногда устраивались встречи русских и латышских школ на, так называемых, вечерах дружбы. В Институте и русские и латыши учились на русском языке. Общение со сверстниками, прогулки, институтские вечера, влюбленность – не до глобальных проблем, тем более языковых.

Только на работе по-настоящему столкнулась со смешанным коллективом. Однако, Институт микроприборов, где я проработала 18 лет, был молодой, продвинутый, как сейчас говорят, и интересы молодого коллектива были общие, все говорили на русском языке, обстановка была совершенно комфортная. Так было в нашем Институте. А вот в других НИИ микробиологии, химии древесины в коллективах было около 80% латышей и там, в основном, говорили на латышском, однако вся документация велась на русском языке.

Беда наших родителей, да и нас до известной степени, была в том, что мы жили в одной большой стране СССР, разъезжали по родственникам от Балтики до Тихого океана и говорили на своем родном языке. Может быть, мы и не отдавали себе отчет, что латыши всю жизнь жили на маленькой территории, а ведь известно, что чем меньше нация, тем больше она цепляется за сохранения себя, территории, языка.

Что я помню о 1990−1991 гг.? Не всё уложилось, не всё понято, но всё же… Отделение Латвии было для многих, если не для всех проживающих здесь русских, явлением болезненным. Запомнилась трагедия на контрольно-таможенном пункте в Медининкае, на границе Латвии и Белоруссии. Шесть сотрудников правоохранительных органов и таможни Литовской ССР были убиты 1 августа 1991 г., якобы русским ОМОНом, в котором все бойцы были русскими (многих, мол, знакомые знали). Это была какая-то чудовищная провокация. И далее – длинная цепочка не менее трагических событий, развернувшихся по кем-то написанному сценарию, умелому и даже гениальному: на заседании Балтийского совета народных движений, принимается призыв к ООН о рассмотрении возможности ввести в Балтию межнациональные силы безопасности ООН. Генеральный консул США тут как тут – уже существует программа помощи. Народный фронт Латвии ликует и поет – вот она песенная революция! Из бутылки выпускается «джин» национально озабоченный, волна патриотизма захлестнула всех и понеслось… В памяти – постоянная тревога, не надо ведь было быть провидцем, чтобы понимать, к чему всё приведет. Уроки истории – увы … не многих учат. Достаточно посмотреть фильм М. Ромма «Обыкновенный фашизм». Всё просто – пробуждение самосознания (интересно, а где оно было всегда?), мы – самые избранные, умные, культурные и т. д. Вдруг заговорили об угнетении русскими, потом по нарастающей, угнетение переросло в оккупацию. Интересный факт: еще в 1990 году в школы Латвии, обучение в которых велось на русском языке, поступил учебник для 5-х классов под редакцией депутата О. Костанды «История Латвии». В нем сообщается, что на территории Московской, Ярославской, Ивановской областях, а также в Белоруссии, первыми исконными жителями были Балты. Постепенно они смешивались с «пришельцами» – славянами, отличавшимися вероломным, злым характером. В результате Северной войны была опустошена вся Латвийская территория (убивали, сжигали всё!). Учебник отличается оригинальными вопросами, предлагая оценить «поведения русского войска». И это официальный учебник для пятого класса! Таких фактов было много. Нас очень тревожило насколько умело, играя на национальных чувствах, эта политика проводилась в жизнь.

Запомнилась еще демонстрация 4 мая 1991 г. Я возвращалась с дачи и увидела, что вся улица Кр. Барона была запружена народом, двигавшимся по направлению к набережной, с флагами Латвийской республики, в национальных одеждах, многие пели (в этот день подписали указ о независимости). Толпа шла навстречу мне и это была сила. Я поняла – вот он водораздел, разделяющий меня с ними. Я жила в едином государстве под названием СССР, а они жили только в Латвии, и как всякий маленький народ, пытались выжить, сохраняя свою идентичность. Теперь же они стали выталкивать всё чужеродное – русскую культуру, язык, людей, как им казалось, с более низкой культурой быта. Многие мои русские друзья говорят свободно по латышски, в силу того, что родители в детстве отдали их в латышские детские садики и далее по жизни они работали в латышских коллективах. Но и это их не спасло, отторжение шло почти на официальном уровне. Тема оккупации муссировалась в прессе и подхватывалась домохозяйками. По-видимому, моему поколению надо было всё пережить, что-то в себе изменить, не упасть в грязь, и как ванька-встанька отряхнуться, улыбнуться и жить дальше, быть самим на высоте, не озлобиться, вот о чем молюсь.

Отрывок из другого письма Татьяны

«Мы сохраняем вежливые отношения с латышами, но вращаемся по параллельным орбитам. В нашей маленькой группе у-шу (Таня давно и успешно занимается этим видом спорта-искусства) хорошие латышские ребята, мы прекрасно ладим, но глубоких отношений нет – у нас разная история, показателем которой является 9 мая. Для одних это день освобождения, для других – день оккупации. Два потока людей – одни с цветами к памятнику освободителей, другие – в противоположную сторону».

Будучи в гостях у Тани в 2008 г., я читала русскую газету «От субботы до субботы» и выписала отрывок из статьи русского журналиста, отрывок, который, как мне кажется, правильно оценивает ситуацию русские-латыши уже в сегодняшнее время.

«У нас сложилось типичное двухобщинное государство. С разными информационными пространствами, разной системой ценностей, разным отношением к прошлому, настоящему и будущему.

Латыши потребляют свою прессу, радуются своим кумирам, наслаждаются национальным государством «С флагами в руках».

Русские, кто как мог, к этому государству приспособились, общение с ним стараются минимизировать, особо не высовываются. Причем, время работает на них: молодое поколение язык знает, на нем учится, берет гражданство и медленно-медленно интегрируется в латышское общество. Тем более, что идеалы старших поколений над молодежью не властны.

Казалось бы терпеливому латышскому народу надо проявить еще немного терпения. Русских и по духу и по крови в Латвии становится всё меньше, а латвийская независимость, как это обещал еще Эйнар Репше, будет вечной.

Глядишь к столетию сталинских репрессий в стране останутся только латыши и лояльные русские граждане в незначительных количествах.

Однако терпения у латышских политикой не хватает. И опять начались наезды на русский язык».

Таня второй раз замужем за русским. Интересно, как складываются людские судьбы! Отец Таниного мужа-Миши Иван Васильевич Веслополов из Забайкалья. Дед Василий жил в станице Зерен, которая расположена на востоке Забайкалья, почти на границе с Китаем (Газимуро-Заводской р-он). Так что у Тани и Миши корни одни – Забайкалье. Таня сейчас на пенсии, она прекрасная лыжница, очень подвижна, внимательна к людям, замечательная хозяйка и жена.

Галя, проработав всю жизнь в Институте микроприборов, трудится и сейчас. Другая страна, другое время, в котором уже совершенно обычно, что женщина с высшим техническим образованием и большим стажем на пенсию прожить не может. Она работает полугувернанткой – полуповаром в большой еврейской семье. Галя второй раз замужем, как и Таня. К сожалению, детей у сестер нет.

Людмила Петровна Титлянова – дочь рано умершей Нины получила высшее образование, защитила кандидатскую диссертацию и вышла замуж за талантливого химика – доктора наук. Но в науке они не остались, открыли маленький семейный, но, видимо, доходный бизнес, основанный на научно-технических разработках мужа Люды. У них квартира в Москве и прекрасный загородный дом с большим участком, посадками деревьев и прудом. Выглядит это как небольшое поместье, но сделано всё своими руками. Их сын Павел участвует в семейном бизнесе, как инженер, и интересуется историей нашей семьи.

Титлянов Евгений Анатольевич – сын дяди Толи. Жил на Украине, куда после войны переехал его отец, работая инженером, женат.   В годы перестройки связь с ним была утеряна.

Такова история большой семьи, начало которой положили забайкальский казак и монголка. От их брака (приблизительно в 1830-1840 гг.) прошло 170-180 лет, за это время родилось шесть поколений, а сегодня уже появляется седьмое, которое пока еще четко слов не выговаривает, но очень активно и жизнерадостно.

 



Страница 10 из 12 Все страницы

< Предыдущая Следующая >