IV

А работают в этой школе наши ученики - мои и моих коллег. Каждый год к нам приходят десятки тысяч ее выпускников, чтобы через четыре или пять лет вернуться туда учителями. Так не мы ли виноваты в ее бедах?

Посмотрим же, как проходят эти четыре или пять лет. Начнем с самого начала - с вступительных экзаменов.

О процедуре приема в вузы можно было бы много написать. Весьма поучительно было бы проследить, как она менялась - начиная от декрета Совнаркома РСФСР от 2 августа 1918 г., устанавливавшего, что "каждое лицо независимо от гражданства и пола, достигшее 16 лет, может вступить в число слушателей любого высшего учебного заведения без предъявления диплома, аттестата или свидетельства об окончании средней или какой-либо школы" и воспрещавшего "требовать от поступающих каких бы то ни было удостоверений, кроме удостоверения об их личности и возрасте", и кончая нынешними хитроумными и запутанными правилами, требующими наличия множества разнообразных документов и учета множества разнообразных факторов. Если сравнить эти правила с действовавшими сорок лет назад, бросается в глаза, что результаты вступительных экзаменов, считающиеся отражением уровня знаний и способностей, перестали быть решающим критерием, и рядом с ними заняли по меньшей мере равноправное место производственный стаж - связанный с перерывом в учебе, сильно затрудняющим ее продолжение, - и всякого рода характеристики и рекомендации, наличие которых зависит прежде всего от умения добиваться расположения старших и от "пробивной силы" поступающего или, чаще, его родителей. Впрочем, правила - лишь надводная часть айсберга. Кроме официальных процедур и критериев, есть неофициальные, о которых даже сейчас, "в эпоху гласности", не говорят на собраниях и не пишут в газетах, и они на самом деле гораздо важнее. О том, как проходит прием студентов в самых престижных наших вузах, можно написать детективный роман - и я уверен, что такой роман будет когда-нибудь написан. Но к моей теме все это не относится, потому что в педвузах, кроме двух-трех столичных, практически нет проблемы отбора. И часто возникает противоположная проблема: как выполнить план приема. Молодежь очень неохотно идет в учителя - еще один верный признак неблагополучия! Когда я давал уроки в математическом классе, я часто с грустью думал, что ведь никто из этих тридцати мальчиков и двенадцати девочек, таких смышленых, любознательных, живо интересующихся математикой, не будет преподавать ее в школе. Они предпочтут любой захудалый вычислительный центр, предпочтут всю жизнь корпеть над неинтересными и никому не нужными "разработками"...

А вскоре после этого мне пришлось принимать вступительные экзамены в провинциальном пединституте, где я тогда начал работать. К первому августа на физмат было подано 60 с чем-то заявлений на 75 мест. После экзаменов, облегченных до неприличия (по математике ставили двойки только тем, кто, например, считал квадрат суммы равным сумме квадратов; физики и словесники совсем не ставили двоек), осталось 44 человека. Потом объявили дополнительный набор и из числа провалившихся и не прошедших по конкурсу в другие вузы набрали еще 18.

Немногим лучше дело и в университетах, готовящих учителей. В одном из таких университетов я раньше работал; там есть факультет прикладной математики, выпускники которого идут в вычислительные центры и конструкторские бюро, и собственно математический факультет, откуда посылают, главным образом, в школу. И хотя на "прикладном" факультете и учебный план много хуже, и преподавательский состав слабее, там всегда конкурс 2-3 человека на место или больше, а на математическом - никакого. (В рекламном проспекте матфака, выпущенном в 1979 г., так прямо и напечатано: "Все получившие положительные оценки на вступительных экзаменах зачисляются на факультет".)

Конечно, физико-математические специальности в особо трудном положении: им составляют сильнейшую конкуренцию не только многочисленные теперь факультеты и отделения прикладной математики, но и все технические вузы, которым вообще несть числа. Однако и на других факультетах если и бывает конкурс, то лишь незначительный. Да и не в конкурсе, собственно, дело, а в том, что в пединститут идут по большей части самые слабые - те, кто не надеется попасть ни в какой другой вуз. Есть, конечно, и такие, которые в самом деле хотят быть учителями - но почему-то среди самых способных и самых подготовленных таких нет.

И еще одно общеизвестное обстоятельство: к нам почти не идут юноши. Исключение составляют только факультеты физического воспитания и индустриально-педагогические (готовящие учителей труда); на остальных сплошь девушки. Это продолжается уже несколько десятилетий, и теперь даже такие традиционно "мужские" предметы, как математика и физика, преподают почти исключительно женщины. Директора школ еще тридцать лет назад были в большинстве мужчины; теперь и там женщин, много больше. А уж мужчина - учитель начальных классов представляется просто невозможным. (А каким хорошим учителем был Дмитрий Никифорович Волков, у которого я учился когда-то в сельской начальной школе! Учителем начальной школы был и мой дед.) Между тем школа, где работают одни женщины, так же ненормальна, как "неполная" семья, где мать воспитывает детей без отца. Несколько лет назад я обратил внимание на два стенда в вестибюле школы, где учился мой сын. На одном были фамилии окончивших школу с медалью за пятнадцать лет ее существования, на другом списки "актива" - учкома, комсомольского комитета и т. д.; и на обоих стендах примерно четыре пятых фамилий - женские. Я долго ломал голову, в чем тут дело, пока одна очень умная женщина, мать пяти детей, не объяснила мне: учителя ведь женщины, а девочки легче приспосабливаются к женским требованиям, чем мальчики. (Впрочем, по поводу второго стенда я получил и другое объяснение: мальчики активнее уклоняются от участия в "активе".) Для тех детей, особенно мальчиков, которые лишены мужского воспитания в семье, учитель-мужчина мог бы быть спасением - но его нет. А ведь таких детей сейчас очень много, и чем дальше, тем больше ... И все же наш набор не так плох, как может показаться с первого взгляда. У девочек, поступивших к нам на первый курс, не одни недостатки, у них немало и достоинств. Верно - у них плохая школьная подготовка даже до тому предмету, который должен стать их специальностью, а об остальных лучше и не спрашивать. Им катастрофически не хватает общей культуры. Они несамостоятельны, инфантильны, их любознательность и сообразительность подавлены. И тем не менее в большинстве это нормальные, хорошие девочки. Умных от природы среди них, вероятно, столько же, сколько в любом другом вузе. Есть и способные, только их способности не развиты. И притом они, как правило, серьезны, трудолюбивы, старательны, а главное - не испорчены нравственно. Среди поступающих в более престижные вузы много таких, которым к семнадцати годам успели внушить, что главное в жизни - устроиться, занять положение и получить все, ему сопутствующее, что именно ради этого пишутся поэмы и научные труды, а знания и способности - не более чем средства для достижения этой цели, не лучшие и не худшие, чем, скажем, протекция. (Последнее наглядно подтверждается процедурой "поступления".) У нас таких несравненно меньше. Нельзя сказать, конечно, чтобы идея "устройства" была совершенно чужда нашим первокурсникам, но она обычно не идет дальше желания работать поближе к маме и папе. И нравственные ценности, служение людям, долг перед обществом - не совсем пустые слова для них.

Конечно, все это не более чем задатки, но при благоприятных условиях эти задатки могут раскрыться и расцвести. Душа и ум в этом возрасте еще гибки и податливы. Четырех-пяти лет не хватит, чтобы восполнить все пробелы в образовании, но хватит, чтобы разбудить дремлющую любознательность, научиться работать, выработать привычку учиться всегда и при любых обстоятельствах, привычку задумываться, встречаясь с трудными вопросами. И это даст им возможность стать со временем культурными людьми и учителями на самом деле, а не толь ко до имени. Само собой, это потребует тяжелого, напряженного труда, с которым не все справятся. Некоторым не хватит интеллекта или воли, некоторые избалованы и не желают ничем себя утруждать. Таким придется уйти, и это будет благом не только для детей, которые не станут их учениками, но и для них самих. Но мой опыт позволяет утверждать, что те, у кого даже при самых благоприятных условиях ничего не вышло бы, во всяком случае не составляют большинства. А вот если условия неблагоприятные ... - тогда плохо. Тогда эволюция может пойти в обратную сторону, а меньшинство, которому следовало бы уйти, может не только остаться, но даже перевоспитать большинство по своему образу и подобию. Какие же условия ждут их на самом деле?

Страница 3 из 11 Все страницы