V

Итак, приемные экзамены позади. Вчерашние школьники стали студентами, и первого сентября они дружно устремляются ... нет, не в аудитории, а к поездам и автобусам, которые увезут их на сельхозработы.

Мы давно привыкли считать само собой разумеющимся, что студенты каждый год проводят шесть недель "на картошке". Но так было не всегда. На шей памяти студентов впервые послали на сельхозработы (не считая однодневных воскресных поездок) в 1954 году. Это было представлено как чрезвычайная мера, вызванная исключительными обстоятельствами: на целинных землях выращен небывалый урожай, такой обильный, что колхозникам не убрать его без помощи. Официально это и потом всегда трактовалось как чрезвычайная мера; лет восемь или десять назад в газетах было опубликовано принятое на самом высоком уровне постановление по сельскому хозяйству, разрешавшее в исключительных случаях привлекать к уборке урожая студентов, кроме первых и последних курсов. На самом же деле все мы хорошо знаем, что в будущем году - так же как и в нынешнем, и в прошлом, и десять лет назад - поедут все курсы с первого по предпоследний (иногда и последний посылают), и заведующие кафедрами обязаны это учитывать при планировании численности преподавателей и их учебной нагрузки. Получается, что вся наша жизнь на протяжении тридцати с лишним лет представляет собой непрерывный исключительный случай.

Но вот студенты вернулись с сельхозработ, потеряв шесть недель аудиторных занятий, т. е. примерно одну пятую их общего числа. Казалось бы, теперь уж их должны заботливо оберегать от всех посторонних дел, чтобы дать возможность как-то наверстать упущенное. Ничуть не бывало! То они по "добровольному почину" отправляются на несколько дней на ткацкую фабрику; то привезли капусту на овощную базу - и институт должен срочно прислать столько-то студентов на выгрузку. Нужно сделать уборку в городском саду - посылают студентов, трамвайное управление проводит учет пассажиропотоков - опять снимают с занятий студентов. Похоже, что вельможный Тришка, восседающий у местного кормила власти, смотрит на высшее образование как на самое незаметное место на своем кафтане, из которого удобнее всего кроить заплаты для прорех на более видных местах. Нельзя же остановить завод на полтора месяца - он не выполнит план, а зарплату рабочим вое равно придется платить. А закрыть на полтора месяца институт - ничего: студенты зарплаты не получают, а что страдает учеба - это не видно, дипломы им дадут такие же, как если бы они учились все время.

Кроме всеобщего Тришкина кафтана, есть еще педагогический. Первая смена в пионерских лагерях начинается около 5 июня; у студентов до конца июня экзамены, но вожатых не хватает, и находится простой выход - сдать экзамены досрочно. Подготовиться к досрочным экзаменам никакой возможности нет - лекции еще не дочитаны, и занятия идут полным ходом. И подразумевается, что экзаменаторы должны проявить "понимание". Это, правда, касается сравнительно немногих (8-10 человек из потока в 45-50 студентов); но на пятом курсе практически всех, кроме кормящих матерей, пошлют на два-три месяца в сельские школы. Называется это педпрактикой. О практике я буду еще говорить, но то, о чем сейчас идет речь, только называется так. Педпрактика должна проходить в лучших школах, под руководством методиста и опытного учителя; а в школах, куда едут наши пятикурсники, чаще всего совсем нет учителей их предмета, и именно потому их туда посылают - чтобы хоть как-нибудь заткнуть дыры. При этом предоставленные самим себе студенты часто вынуждены брать такую нагрузку, с какой и опытному учителю трудно было бы справиться, и "гнать" уроки ускоренным темпом, чтобы успеть "пройти" за три месяца полугодовую, а то и годовую программу. В прошлом году моей дипломнице пришлось вести 36 (или 38, точно не помню) часов в неделю математики и физики без параллельных классов; ей предлагали еще историю и иностранный язык, но от этого она сумела отказаться. А так как половина студентов едет в первом полугодии и половина во втором, последний год обучения в институте вообще идет кувырком. Нередко пятикурсников не хватает, тогда берут и с четвертого курса.

Вот так студентам все время мешают учиться. И администрация института их не защищает, безропотно выполняет все указания начальства, оперативно реагирует на каждый звонок "сверху". Да и сама то и дело отвлекает студентов от учебы на всякие хозяйственные и прочие дела. Они и аудитории моют (хотя есть уборщицы), и в гардеробе дежурят, и двор убирают. И все привыкли, что их в любое время можно снять с занятий для любой надобности. Однажды в деканат во время перерыва зашла какая-то женщина и, узнав, что декана нет, обратилась ко мне: "Мне бы девочек, студенточек, полы помыть. Вы не можете решить этот вопрос?" А на следующей перемене я застал декана за выяснением - кто была эта женщина, кому нужны девочки мыть полы.

Потерь от всего этого очень много. Самая очевидная - потеря времени. Одни только сельхозработы съедают в общей сложности чуть не целый учебный год, да "практика" почти целый семестр, а сколько пропадает времени от дерганья по мелочам - трудно сосчитать даже приблизительно. Но есть еще моральные потери, и они серьезнее, хотя не так сильно бросаются в глаза. Студенты привыкают думать, что учиться - не самое главное для них, что трудом овладения знаниями и приобщения к культуре, для которого они пришли сюда и от которого зависит их судьба как учителей и судьба их будущих учеников, - что этим трудом можно пренебрегать ради любого другого дела. Эта привычка закрепляется, и из института выходят учителя, готовые прерывать уроки ради чего угодно. (А такие учителя воспитывают работников, готовых ради чего угодно бросать свои рабочие места.) Кроме того, учиться всерьез - труд очень тяжелый, тяжелее всех работ, на которые приходится отвлекаться (кроме разве "практики" в сельской школе), и недобросовестные студенты, которые, к сожалению, всегда есть, охотно пользуются легкой работой как предлогом для уклонения от трудной. А что особенно скверно - к этому вынуждают и добросовестных. Что делать, например, если тебя посылают вожатым в первую смену и предлагают сдать экзамены досрочно, а времени на подготовку нет? Только одно - рассчитывать, что экзаменаторы войдут в твое положение и снизят требования. Тем более, что и начальство, как тебе хорошо известно, ждет от них того же и будет недовольно, если они этого не сделают. А не захочешь халтурить, откажешься ехать в лагерь - тебя будут прорабатывать на собраниях за эгоизм и нежелание трудиться. Так халтура становится нормой и чуть ли не добродетелью.

Теперь нередко подводят под поездки на сельхозработы и мытье полов "идеологическую базу", объявляя это "трудовым воспитанием". На самом деле это антитрудовое воспитание: оно приучает настоящую свою работу делать кое-как, только для формы - и, стало быть, не уважать ее. (И еще очень большой вопрос, воспитывается ли таким способом уважение к крестьянскому и вообще физическому труду.) Вдобавок это воспитание приучает думать только о сегодняшнем дне. Сегодня из-за чьего-то головотяпства образовалась дыра - и ты обязан бодро, с песнями идти ее затыкать; а как это скажется на завтрашних детях, которых тебе предстоит учить и воспитывать - об этом нечего задумываться. Да еще и гордиться учат таким дырозатыкательством. До сих пор в газетах появляются бодрые корреспонденции с заголовками - вроде "Назвали поле студенческим". Тришкин кафтан стал знаменем.

Но самая страшная из всех потерь - это потеря чувства собственного достоинства. Когда в деканат пришла тетенька просить себе "девочек помыть полы", мне пришло в голову: вот так когда-то гоняли мыть полы крепостных девок. Я вовсе не считаю, что мыть полы вообще унизительно для интеллигента (и сам умею это делать не хуже любой домашней хозяйки). Но когда девушку, которая вот-вот станет учительницей, можно послать мыть полы или копать картошку - это возмутительно, и еще возмутительнее то, что она сама не возмущается. Ведь это значит, что она и потом, работая в школе, безропотно согласится быть на побегушках.

Вероятно, меня будут спрашивать: "Вы что же, считаете, что студентам вообще нельзя работать? Но как же в прежние времена неимущие студенты сами зарабатывали себе на жизнь? А в Америке, говорят, все студенты подрабатывают, даже дети миллионеров, и это не мешает им учиться?" Что я отвечу? Я не бывал в Америке и не знаю, действительно ли подработка не мешает учиться тамошним студентам. Но насколько мне известно, их никто не посылает на работу, они находят ее сами и работают столько, сколько хотят и могут. И за последствия тоже отвечают сами, им не сокращают программы и не снижают требования. При таких условиях, вероятно, в первом приближении большого вреда быть не может, и даже может быть польза, потому что студенты приучаются к самостоятельности. Почему только в первом приближении? А потому, что если студент работает ради покупки каких-нибудь модных и престижных вещей, то ничего хорошего в этом нет. Мне гораздо больше по душе тот, кто без них обойдется, зато больше будет читать. Из него и выйдет настоящий педагог, а не из того, кто готов жертвовать своим временем, чтобы соответствовать мещанским стандартам.

Совсем другое дело, конечно, если студент вынужден просто зарабатывать на жизнь. Прежде многим приходилось даже полностью себя содержать, а то и кормить семью. Далеко не все это выдерживали, но кто выдерживал - выходил из студенческих лет с закаленным характером. Сейчас студентов, действительно нуждающихся в достоянном заработке, немного (на дневных отделениях; о заочниках и вечерниках я сейчас не говорю), но все же они есть. И, увы, далеко не все эти студенты относятся к учебе с той серьезностью, какой можно было бы от них ожидать. Многие от нее отлынивают - и весьма успешно, потому что этому благоприятствует вся наша атмосфера, легко допускающая пренебрежение учебой ради других дел.

Но если просто работа важнее учения, то "общественная работа" тем более. Сделавшись, скажем, членом комитета комсомола, ты очень скоро узнаешь, что заседание комитета - уважительная причина для пропуска любого занятия, но никак не наоборот. Из-за множества заседаний, совещаний, конференций, инструктажей, обильной писанины и прочей "текучки" (куда-то съездить, кого-то найти, с кем-то поговорить...) ты не сможешь толком учиться. Зато ты будешь среди первых кандидатов на любое поощрение, у тебя будет блестящая характеристика и блестящие возможности для карьеры. И может случиться, что тебя, троечника, будут уговаривать поступить в аспирантуру, о которой нечего и мечтать твоему гораздо более способному и гораздо лучше подготовленному однокурснику, если у него плохая характеристика или плохая анкета.

Рядовой студент тоже обязан участвовать в большом количестве "мероприятий", и за уклонение от них взыскивают строже, чем за уклонение от прямых учебных обязанностей. Даже отдых стараются организовать как систему "мероприятий", проводимых всюду по одной и той же схеме и уже поэтому приобретающих в значительной мере принудительный характер, а, стало быть, из отдыха превращающихся в "нагрузку". И эта нагрузка тоже важнее учебных дел. Если нужно кого-то послать на спортивные соревнования в другой город, его пошлют, даже если у него академическая задолженность по двум предметам - нельзя же допустить, чтобы пострадала "спортивная честь" института. Реально за этим стоит то, что за спортивные показатели с ректора и комсомольского секретаря спросят, а за знания студентов нет⁶.

Все это вырабатывает представление, что дело студента - исполнять, что от него требуют, не слишком задумываясь, для чего это нужно. Требуют же от него многого - в том числе и учиться, конечно, но это только одна из обязанностей, все другие не менее важны. И еще одно: все неучебные дела организованы таким образом, что выполнять их надо не столько по существу, сколько по форме; единственное, что во всех этих делах требуется неукоснительно - присутствовать, тратить время; от остального нетрудно уклониться. Это относится даже к сельхозработам, не говоря уже о собраниях и тому подобных мероприятиях, А эта установка переносится и на учебу: студент привыкает думать, что главное в ней - аккуратно посещать занятия, и если он это делает, то остальное должно происходить более или менее автоматически.

Такой стереотип вырабатывается, собственно, еще в школе, но окончание школы и поступление в вуз могло бы дать хорошую возможность его сломать. Потому что, во-первых, каждый школьник сознательно или бессознательно ждет, что после окончания школы начнется новая жизнь, содержательная и интересная, а во-вторых - резкая перемена обстановки вызывает у первокурсников психологическую встряску (по-нынешнему "стресс"), очень благоприятствующую ломке стереотипов. Готовностью принять новый стиль жизни, новые нормы и обязанности, трогательно серьезным отношением к ним первокурсник напоминает первоклассника. Но довольно скоро он убеждается, что нового очень мало, и возвращается к прежним "школьным" установкам, с той разницей, что теперь уже нет надежды на содержательное и интересное будущее. Конечно, эта мрачная картина, как всякая схема, верна не на сто процентов; есть исключения, и благодаря им в институтах все еще не рвется та ниточка, о которой я говорил в начале, и в школу иногда приходят учителя, интересующиеся своим предметом. Но господствует все-таки отношение к "учебной работе" как к одной из многих обязанностей, не более интересной и не более важной, чем остальные. При этом, однако, она занимает основную часть времени, и только за счет нее студент может рассчитывать приобрести необходимую квалификацию: образовываться самостоятельно он не умеет, да и времени на это у него нет. Посмотрим же, чему и как его учат.

⁶ Надо ли говорить: я вовсе не против того, чтобы студенты занимались настоящей общественной деятельностью, Но то, что у нас называется "общественной работой" - это никакая не общественная работа, а очень грубая ее имитация, производимая, как правило, по принуждению (недаром участие в ней называется в обиходе "общественной нагрузкой"). А для комсомольского актива эта работа - своего рода школа, готовящая к аппаратной карьере.

Страница 4 из 11 Все страницы