ИНСТИТУТ ХИМИЧЕСКОЙ КИНЕТИКИ И ГОРЕНИЯ

Из протокола заседания партийного бюро, 3 апреля 1968 г.

Присутствовали:  состав партбюро, Болдырев В. В. – зам. директора института, Панфилов В. Н – ученый секретарь, Игнатов В. – секретарь комсомольской организации, Малиновский П. М. – представитель райкома КПСС, Ильичев К. – комсомолец.

ПОВЕСТКА ДНЯ:

1. Обсуждение письма группы граждан  Академгородка, опубликованного 27 марта радиостанцией «Голос Америки»

<…> По первому вопросу партбюро ознакомилось с текстом письма группы граждан Академгородка,  переданного радиостанцией «Голос Америки» 27 мая 1968 г. В связи с этим партбюро заслушало комсомольца Ильичева, участника составления переданного письма и подписавшего  его. Комсомолец Ильичев заявил, что опубликовано правильно, отражает действительное положение, существующее у нас, в частности то, что у нас недостаточно правдива информация, что информация, публикуемая в советской печати,  и факты, отраженные в ней, не соответствуют информации и фактам, публикуемым в иностранной печати. Далее Ильичев заявил, что судебный процесс над Гинзбургом, Галансковым и др.  проходил с явными нарушениями законов судопроизводства, о чем сообщила газета «Морнинг стар», что процессы, подобные процессу Гинзбурга и других, не имеют гласности, что они протекают почти за закрытыми дверями и напоминают культ личности 1937 г. и те беззакония.

На вопрос, читал ли заявление Соколова-Брокса в серии статей по поводу деятельности Гинзбурга, Галанскова и др. в «Известиях», «Литературной газете», Ильичев ответил, что он не читал. Ильичев также ничего не знает о Гинзбурге и Галанскове, кто они и об их деятельности. На вопрос, думал ли Ильичев, что подписанное им письмо может очернить страну и быть вредным,  Ильичев ответил: «Не считаю вредным для страны, что письмо попало в Америку и было там опубликовано и то, что мы всегда можем доказать всем, что наш социалистический  строй самый передовой».

На вопрос, почему было написано письмо, Ильичев ответил:  отсутствие достаточных фактов  и непротиворечивой информации, а также  информация советской печати не сходится с фактами, публикуемыми в иностранной печати.

На вопрос: «Доверяете ли сообщениям в советской прессе», Ильичев  ответил: «Не доверяю».

ВЫСТУПЛЕНИЯ:

Тюльпанов Р. С. Считает требования группы граждан и, в частности, Ильичева отменить приговор осужденным по политическим мотивам Гинзбурга, Галанскова и других,  а также привлечения к ответственности лиц, не предавших гласности судебный процесс и осудить их, неправильной и вредной. Вы могли потребовать разъяснения сущности процесса и ознакомления вас с фактами суда, – это дело уже другое.

Цветков Ю. Д. Считаю, что письмо, опубликованное  в «Голосе Америки», объективно нанесло вред советскому народу.

Болдырев В. В. Считаю вторую часть письма, где высказывается политическое  требование – это уж слишком, в первой части об информации можно согласиться, и Вы, т. Ильичев,  могли бы обратиться за разъяснениями проходившего процесса через другие каналы, а не прибегать к такого рода «петициям». Считаю такие действия вредными.

Игнатов В. В. Мое мнение, что группа граждан и Ильичев неправильно поступили, что категорически потребовали отмены приговора.

ПАРТИЙНОЕ БЮРО ПОСТАНОВЛЯЕТ:

1. Осудить группу граждан, подписавших письмо, опубликованное 23 марта 1968 г. радиостанцией  «Голос Америки» и считать, что данное письмо объективно нанесло большой вред советскому народу.

2. Обсудить письмо на закрытом партийном собрании 1 Документы, содержащиеся в соответствующем архивном фонде, не позволяют сделать однозначного вывода, было ли проведено намеченное партийное собрание. В архивном деле имеется протокол № 3 партийного собрания от 28 марта 68 г. (ГАНО. Ф. П-1423. Оп. 1. Д. 7. Л. 247–263), далее же следует  протокол № 4 «партийно-хозяйственного актива» от 12 июня (Л. 264–273). Таким образом, предусмотренное собрание либо не провели, либо его материалы не нашли отражение в делопроизводстве. И то и другое, разумеется, является труднообъяснимым феноменом.

ГАНО. Ф. П-1423. Оп. 1. Д. 5. Л. 114–116

ДАННЫЕ О ВЫСТУПАВШИХ:

Болдырев В. В. – зав. лаб., зам. директора института, канд., позднее д-р техн. наук.

Игнатов В. В. – токарь.

Тюльпанов Р. С. –  зав. лаб., канд. техн. наук.

Цветков Ю. Д. – ст. науч. сотр., канд. хим. наук. Позднее – д-р наук (1972), член.-корр. (1984), академик (1997).

ИНСТИТУТ ЦИТОЛОГИИ И ГЕНЕТИКИ

№ 1

Из протокола заседания партийного бюро,

3 апреля 1968 г.

ПРИСУТСТВОВАЛИ: Члены партбюро в полном составе (9 человек) и секретарь комитета комсомола института Г. Дымшиц.

ПОВЕСТКА ДНЯ:

1. Утверждение характеристик.

2. Обсуждение поведения Р. Л. Берг в связи с подписанием ею письма в ЦК КПСС с группой других граждан.

<…>  СЛУШАЛИ: Информацию секретаря партбюро Монастырского О. А. о письме группы ученых и научно-технических сотрудников Новосибирского научного центра в защиту осужденных советским судом  валютчиков и антисоветских подпольщиков Гинзбурга, Галанскова, Добровольского и Лашковой. Это письмо из-за политической безответственности подписавших его людей попало в американскую антисоветскую прессу и радиовещание и использовалось ими для идеологической диверсии против СССР. Письмо, в числе других, было подписано сотрудником института доктором биологических наук Р. Л. Берг.

ВЫСТУПИЛИ: Все члены партбюро и секретарь комитета комсомола. Выступавшие единодушно резко осудили как содержание и форму посылки письма, так и поступок Берг.

ПОСТАНОВИЛИ: Осудить поступок Берг как политически безответственный, просить ученый совет разобрать поступок Берг на своем заседании и обсудить информацию секретаря партбюро на закрытом партсобрании.

ГАНО. Ф. П-5434. Оп. 1. Д. 8. Л. 82–83

№ 2

Из протокола закрытого партийного собрания,

5 апреля 1968 г.

ПОВЕСТКА ДНЯ:

1. Информация секретаря партбюро Монастырского О. А. о заседаниях партбюро и закрытого ученого совета.

2. Разное.

В партийной организации института на учете состоит 51 член КПСС. На собрании присутствуют 36, отсутствовало по уважительным причинам 12 человек, отсутствовало по неизвестной причине 3 человека. На закрытое партийное собрание пригласили директора института члена-корреспондента Д. К. Беляева.

По  первому вопросу повестки дня выступил Монастырский О. А. Он рассказал собранию, что группой ученых и научно-технических работников Новосибирского научного центра было подписано письмо, в котором  опорочивалась система советского судопроизводства и брались под защиту осужденные советским судом валютчики и антисоветские подпольщики Гинзбург, Голансков, Добровольский и Лашкова. Это письмо, подписанное политически безответственными людьми, попало в американскую прессу – было опубликовано в газете «Нью-Йорк таймс» и передавалось «Голосом Америки» и было широко использовано для антисоветской пропаганды. Монастырский О. А. оглашает текст письма. Дальше он говорит, что в советской прессе сразу после суда были опубликованы материалы этого дела – в газете «Известия» и «Комсомольская правда», а несколько позже – в «Литературной газете». Однако лица, подписавшие письмо, не доверяли советской печати и в своих оценках этого дела руководствовались материалами зарубежной прессы и радио. Это письмо, в числе других, подписала сотрудница института Р. Л. Берг. Ее поступок объективно содействовал развертыванию антисоветской пропаганды, осуществляемой на основе данного письма зарубежными антисоветскими организациями. Дальше докладчик говорит о том, что письмо и люди, подписавшие его, были сурово осуждены рабочими многих предприятий г. Новосибирска, пленумом Советского райкома КПСС, Президиумом СО АН СССР.  Поступок Р. Л. Берг рассматривался на партбюро нашего института и на заседании закрытого ученого совета, где единогласно и резко был осужден как политически безответственный. Монастырский просит коммунистов высказываться по этому вопросу.

ВОПРОСЫ К ДОКЛАДЧИКУ И ЕГО ОТВЕТЫ:

Гусев Ю. Ф. Как реагировала Р. Л. Берг на обсуждение членами совета ее поступка?  – Она не сделала никаких выводов для себя и не считает себя виновной.

Керкис Ю. Я. Какова точка зрения партбюро по этому факту и почему проводится закрытое партийное собрание? – Партбюро проводилось раньше, чем ученый совет. Партбюро, посоветовавшись с директором института, решило провести закрытое партийное собрание  и попросить членов ученого совета и коммунистов провести разъяснительную работу  по лабораториям.

Девайкин В. А. Какое наказание несет Берг? – Осуждение ее поступка решением партбюро и ученого совета.

Гусев Ю. Ф. Учитывая то, что Берг не сделала для себя никаких выводов после обсуждения ее поступка, стоит ли разрешать ей преподавание в университете? Чем руководствовалось партбюро, так легко наказав Берг? Что сделала Берг за время работы в институте, т. е. за 5 лет? – Мое личное мнение: Берг надо запретить преподавание в университете. Партбюро высказало свое мнение по поступку Берг на основе тех материалов, которыми оно в то время располагало.  Оно состоялось до заседания ученого совета.  Партбюро может вернуться еще раз к рассмотрению этого вопроса. Берг опубликовала две научно-популярные статьи и тезисы одной работы.

Клочков Д. В. Чем  З. С. Никоро мотивировала свою поддержку поступка Берг?      – Она не привела своих доводов.

Шадрин В. А. Почему партбюро в последнюю очередь информирует членов КПСС? – Это неверно. Все обсуждения в институте разворачивались фактически на этой неделе.

ВЫСТУПИЛИ:

Шумный В. К. Полностью осуждаю письмо, поступок и поведение Берг на ученом совете. Подписав это письмо, Берг позволила использовать свое имя крупного ученого в целях антисоветской пропаганды. Цель организаторов этого письма  – посеять раздор в среде научной интеллигенции, и эта цель в известной мере достигнута. Одной из причин, обусловивших появление этого письма, является несвоевременная и недостаточная информация. Надо настаивать перед райкомом КПСС, чтобы он информировал более подробно членов КПСС. Надо учитывать, что сейчас очень обострилась идеологическая борьба, и политическая информация необходима. Я согласен с решением ученого совета, осуждающего Берг. Я считаю, что Берг является крупным ученым, и в ее осуждении надо быть очень осторожным, чтобы не дать лишнего повода для антисоветской пропаганды.

Филипчук А. Г. Я не могу понять, как в наше время ученый мог допустить такой антисоветский поступок. Как можно доверять ей преподавание и воспитание молодежи? Разве она не знает современной международной обстановки, что решилась на такой шаг?  Я не могу согласиться с тем, что она только подписала это письмо. Вероятно, она его и писала. Нельзя оставить этот поступок безнаказанным. Берг необходимо наказать сильнее, чем сейчас.

Керкис Ю. Я. Я понимаю и согласен с возмущением А. Г. Филипчука, но все же я поддерживаю В. К. Шумного и считаю, что ученый совет наказал ее достаточно сильно, высказав ей свое осуждение. Если мы накажем ее более сильно, то будет достигнута задача письма – посеять рознь между советскими учеными.  Я призываю к серьезному и хладнокровному решению вопроса. Считаю также, что настоятельно необходима более подробная и совершенная информация. Считаю, что обсуждение поступка Берг надо было вести на открытых собраниях.

Гусев В. Ф. Партийное собрание должно просить ученый совет пересмотреть решение о поступке Берг и наказать ее строже. То, что она крупный ученый, не смягчает ее вины. Крупный ученый тем более должен вести себя политически правильно. Нельзя ссылаться на недостаток информации, т. к. советская пресса сразу после процесса опубликовала ряд достаточно подробных материалов. Мы провели собрание рабочих в мастерских, и там было высказано единодушное мнение, что это сознательный политический ляпсус. Считаю, что правильно поступила дирекция и партбюро, проводя закрытые партийные собрания, на которых мы можем спокойно и четко разобраться во всем. Выдвигаю предложения: 1. Просить дирекцию и партбюро выразить недоверие Берг и запретить ей преподавание в университете. 2. Просить дирекцию и предложить партбюро выяснить мотивы, которыми руководствуется З. С. Никоро, поддерживая Берг.

Девайкин В. А. Берг подписала явно аполитичное письмо. Мне не хотелось бы стоять с ней в одном ряду, когда идем в бой. Считаю, что ей нельзя доверять преподавать в университете и руководить лабораторией. Союз рабочего класса и ученых расколоть невозможно, и ссылки на возможность мнимого раскола не должны служить основанием для мягкого наказания.

Филиппов В. Ф. По действиям Берг можно заключить, что она является не серьезным и политически ненадежным человеком. Осуждения  ее ученым советом недостаточно, поскольку она не осознала своего поступка, не считает себя виновной. Такой ученый не может заниматься воспитанием молодежи, поскольку берет под защиту подонков,  обвиненных в подрыве советского строя. Подписывала она это письмо сознательно. Берг потеряла уважение коллектива, и я поддерживаю предложение об отстранении ее от преподавания в  университете.

Груздев А. Д. Берг, возможно, надо осудить более строго, но как, – не знаю. Резкие административные меры  принимать нельзя.  Надо устранять причины, вызывающие такого рода письма. Одна из этих причин  – недостаток информации.

Енкен В. Б. Ученый совет резко осудил Берг. Ей высказали в лицо все, что думают об ее поступке. И это – большое наказание для ученого, выслушать осуждение со стороны своих коллег. На данном этапе достаточно и этого наказания. Но я думаю, что партийные и советские органы выяснят многие еще неясные детали этого дела и, возможно, наказание Берг будет более суровым.

Тарасенко Н. Д. Письмо и поступок Берг следует осудить, но применять более жесткие меры не следует. Надо посмотреть, как Берг будет вести себя дальше. Отстранять от преподавания и руководства лабораторией не нужно. Если же на деле она не оправдает наших надежд, то нужно вернуться к  рассмотрению этого вопроса.

Будашкина Е. Н. Более жесткие меры пока принимать не следует, т. к. это может дать новые материалы для антисоветской пропаганды.

Стакан Г. А. Партбюро единодушно и правильно осудило поступок Берг и дало ему оценку как политически безответственного. В нашем общественном строе  есть недостатки, которые надо критиковать и, возможно, Берг, подписывая это письмо, считала, что она борется с ними. Мне кажется, что Берг честна и принципиальна, а подписав это письмо она попалась на удочку враждебной нам пропаганды. И в этом ее безответственность. Ученый совет подавляющим большинством осудил ее поступок, и это для Берг хороший урок. Думаю, что соответствующие советские органы не пройдут мимо этого факта и разберутся в нем более глубоко. Считаю, что на преподавательской работе ей, может быть, и не стоит оставаться.

Привалов Г. Ф. Поведение Берг осуждено коллективом нашего института и плохо, что она не сделала никаких выводов из этого осуждения. Дирекция и общественные организации института теперь будут очень и очень осторожны и серьезно подумают, прежде чем рекомендовать Берг преподавателем в университет на следующий учебный год. Ясно, что поступок Берг – не ошибка, а сделан по убеждению.

Беляев Д. К. Письмо, подписанное Берг, объективно бросает тень на советское судопроизводство и  делает это совершенно голословно, бездоказательно. Думается, что все те адреса, куда якобы адресовано письмо,  были необходимы его составителям, чтобы собрать подписи. Люди, подписавшие это письмо, попали в сети антисоветской пропаганды. Думаю, что Берг не является нашим врагом и подписала это  письмо по ошибке, вследствие своей политической незрелости и безответственности. Но нас настораживает то, что Берг не признала своей ошибки, не изменила своей позиции. Вероятно, не стоит применять к ней сейчас административных мер. Надо лучше выяснить ее позиции, ее реакцию на осуждение со стороны коллектива. В зависимости от этого дирекция и общественные организации будут решать вопросы, связанные с преподаванием в университете и заведованием лабораторией.

Поступило предложение прекратить прения. Собрание принимает это предложение. С заключительным словом выступает секретарь партбюро Монастырский О. А. Выступления на нашем собрании еще раз показали, что коллектив института  реагировал правильно, оценил и осудил поступок Берг.  Необходимо  только отметить, что нельзя подобный поступок оправдывать недостаточностью информации в советской прессе. Ведь авторы письма и подписавшие его лица не ставили вопроса об улучшении информации, а требовали без какого-либо серьезного обоснования осуждения всей системы советского судопроизводства. Считаю, что поступок Берг не является для нее случайным, – это вполне сознательная и обдуманная акция. Мое мнение – не допускать  Берг к преподаванию в университете. Наставники советской молодежи должны быть, как никто другой, политически зрелыми людьми, убежденными и умелыми проводниками коммунистической сознательности, коммунистической идеологии в студенческой среде. Берг явно не отвечает требованиям, предъявляемым нашим  обществом к преподавателям высшего учебного заведения. Стоит рассмотреть вопрос и о возможности руководства ей лабораторией. Научная деятельность Берг за последние 5 лет и положение с кадрами в лаборатории не характеризуют ее с лучшей стороны.

Партийное собрание единогласно приняло следующее решение:

1. Поддержать решение партийного бюро и ученого совета, осуждающие поступок Берг, как политически безответственный.

2. Просить дирекцию и общественные организации института рассмотреть вопрос о возможности преподавания Берг в университете.

3. Просить дирекцию и общественные организации института выяснить  мотивы, которыми руководствуется З. С. Никоро, поддерживая поступок Берг, и обсудить их.

ГАНО. Ф. П-5434. Оп. 1. Д. 8. Л. 7–14

№ 3

Из протокола отчетно-выборного закрытого партийного собрания,

23 октября 1968 г.

Из отчета о работе партийной организации за период с 13 октября 1967

по 23 октября 1968 г.

<…> Коммунисты нашей парторганизации в целом проявили высокую партийную принципиальность и непримиримость к проявлениям буржуазной идеологии. Так, при обсуждении вопроса об усилении идеологической работы на одном из заседаний партбюро, а затем и на партсобрании коммунисты выступили с принципиальной критикой, дали совершенно правильную оценку и резко осудили поступок бывшего члена нашего коллектива Р. Л. Берг, подписавшей письмо «46 сорока шести», которое нанесло морально-политический ущерб нашей стране. <…> Работа идеологической комиссии могла бы быть более плодотворной и работа всего партбюро более действенной, если бы руководители парторганизации располагали оперативной и широкой информацией о международном и внутреннем положении нашей страны, о положении в международном коммунистическом и рабочем движении, о положении в братских коммунистических партиях. Причем нужны не только факты, но подробный анализ злободневной политической ситуации, оценка ее с марксистско-ленинской позиции. К сожалению, такая информация зачастую отсутствует <…>

ГАНО. Ф. П-5434. Оп. 1. Д. 8. Л. 53–54

№ 4

Стенограмма заседания закрытого ученого совета, (в записи Р. Л. Берг ) [Данный текст помещается не в хронологической последовательности, во-первых, в силу его больших размеров, во-вторых, в силу его неформального характера. Дело в том, что в материалах соответствующего архивного фонда Научного архива  СО РАН (НАСО. Ф. 50) такого рода документ отсутствует и нет даже упоминания об обсуждении данного вопроса на заседании ученого совета. Вопрос об аутентичности приводимого текста, ввиду специфики его происхождения, требует дальнейшего изучения. По этому поводу, а также в целом по данной ситуации вопросы были заданы в ходе интервьюирования одного из  ветеранов Института цитологии и генетики СО РАН, докт. биол. наук С. И. Малецкого (январь 2005 г.). Давая общую оценку рассматриваемых событий, Станислав Игнатьевич, в частности, отметил, что в первые годы работы института там четко выделялись две группы сотрудников. Одна – старые генетики, разогнанные после 1948 г., нередко многие годы не работавшие по специальности. Пример тому – З. С. Никоро, «святая женщина», после изгнания из науки зарабатывавшая на жизнь тапером в ресторане. Или П. К. Шкварников, который был зам. директора  у Вавилова в ВИРе,  а после 1948 г. – директором овцеводческого совхоза. Они в немалой степени оторвались от современного уровня генетики. Другая группа – молодежь, которой еще нужно было расти и расти. На этом фоне резко выделялась Р. Л. Берг, которая имела больший опыт генетической работы, принадлежала к элитарной культурной среде, отличалась чрезвычайной независимостью суждений. В Академгородке ее квартира была одним из «салонов», – она была знакома со всеми «светилами». С этой точки зрения не удивительно, что в ходе событий 1968 г. в своем институте она оказалась практически в изоляции. Дело не только в конформизме ее коллег и их страхе перед репрессиями. Здесь имел место своего рода социокультурный конфликт: можно сказать, что Раиса Львовна и ее коллеги говорили на разных языках. Кроме того, сказалось естественное нежелание Д. К. Беляева иметь в институте такого конкурента: как, улыбаясь, сказал наш собеседник, «нельзя быть умнее директора». Так что с этой точки зрения судьба Берг была предрешена, возможно, даже независимо от ее  письма. Вскоре после рассматриваемых событий ее «выставили» из института под предлогом достижения пенсионного возраста.

В ходе беседы специально был затронут вопрос о аутентичности стенограммы ученого совета института, опубликованной в книге «Суховей». Наш собеседник подтвердил, что это совершенно надежный источник: Берг показала ему свои записи в тот же вечер, и он убедился в их верности. Однако поскольку С. И. Малецкий не был членом ученого совета, непонятно, на каком основании он сделал такой вывод.

Наиболее подробная характеристика личности и мировоззрения Р. Л.   Берг, а также ряда других ее коллег, дана в публикации ветерана ИЦиГ Ю. Н. Иванова. При этом, разумеется, следует принимать во внимание его политико-идеологические ориентиры: названный автор стоит на позиции «русского национализма» и весьма негативно относится к «диссидентам». В частности он утверждает: «Она (Р.  Л. Берг. – И. К.) никогда не проявляла истинных гражданских достоинств или государственных соображений, хотя ради их изображения постоянно подчеркивает угнетенность народа, афишируя свое к нему сострадание <…>.  Она стремилась окружить себя исключительно единомышленниками и диссидентами. <…>  В науке она была пустым и тщеславным человеком, компилятором,  начетчиком, но не творцом. В силу атеистической бездуховности и селекционистского (дарвинского) догматизма ее идеологией был социал-дарвинизм, и это объясняет аморальный характер ее мировоззрения, скрытый за светскими приличиями.<…> Всю жизнь она была сеятелем смуты. <…> Ее устраивала только власть революционеров, подобных ей, независимый от них Сталин ее не устраивал. Потому-то у нее на языке постоянно 37-й год, опасения, что он повторится, и твердое убеждение, что смерть Сталина, как известно, подстроенная, стала избавлением ее и ее семьи от  верной гибели».  См.: Иванов Ю. Н. Мысли о науке и жизни. Новосибирск, 2009. С. 178–187 (рецезия на книгу Р. Л. Берг «Суховей») – Примеч. И. С. Кузнецова].

4 апреля 1968 г

Участники: Д. К. Беляев – председатель ученого совета, директор института, беспартийный; Л. А Антипова – ученый секретарь института, член КПСС; О. А. Монастырский – младший научный сотрудник лаборатории экологической генетики, секретарь партбюро; Р. И Салганик – заместитель директора по научной части, зав. лаб., член КПСС; Г. Ф Привалов – зам. директора, член КПСС; члены ученого совета, заведующие лабораториями или руководители групп,  в том числе члены КПСС: Ю. Я. Керкис, В. Б. Енкен, И. И. Кикнадзе, В. В. Шумный, О. И. Майстренко, В. Н. Тихонов,  Г. А. Стакан; беспартийные: Н. Б Христолюбова, В. В Хвостова, А. Н Мосолов, Л. И Корочкин, Н. Н Воронцов, А. Н Лутков, З. С. Никоро, Ю. О. Раушенбах, Р. Л. Берг; приглашенные: В. Терновская – председатель месткома института, Н. Дымшиц – секретарь комсомольского бюро института, Н. В. Тряско – ст. науч. сотр. лаб.
эволюционной генетики, депутат районного Совета депутатов трудящихся.

Беляев Д. К. На повестке нашего сегодняшнего закрытого ученого совета стоит один вопрос: письмо, написанное несколькими сотрудниками институтов Сибирского отделения, в том числе Раисой Львовной Берг, по поводу процесса над четырьмя лицами, осужденными за антисоветскую деятельность и за валютные операции. Письмо это попало на Запад и было передано по «Голосу Америки». Как этот последний факт, так и само письмо осуждены партийными инстанциями. Информацию более подробную даст Олег Александрович Монастырский.

Монастырский О. А. С 8 по 12 января 1968 г. в Москве проходил процесс над четырьмя лицами: Галансковым, Гинзбургом, Добровольским и Дашковой. Эти лица были осуждены за валютные опе­рации, за связь с подрывными антисоветскими организациями Запада, в частности, с террористической организацией НТС. Шестнадцатого января в «Известиях» была помещена информация о том, кто эти люди, и была разоблачена их связь с Брукс-Соколовым – подрывником из НТС. Восемнадцатого января в «Комсомольской правде» была помещена характеристика общественно-политической деятельности этих людей и раскрыто их политическое лицо. Двадцать девятого января та же газета поместила подборку писем читателей. Двадцать седьмого марта в «Литературной газете» дана оценка деятельности этих лиц, приведены отзывы о процессе людей, присутствовавших на нем: профессоров, научно-технических работников, рабочих. Двадцать шестого марта американские газеты, в их числе «Нью-Йорк Тайме», поместили содержание петиции, подписанной сорока шестью  сотрудниками Сибирского отделения АН, проживающими в Академгородке, с требованием отменить решение суда. Двадцать седьмого марта петиция была передана по «Голосу Америки» (читает текст, вместо слов «по недоказанным обвинениям» читает «по незаконным обвинениям»).

Берг Р. И. Ваш текст содержит опечатку. В письме сказано «по недоказанным обвинениям», а не «по незаконным». Это меняет дело.

Монастырский О. А. (Кивает.) Гинзбург и Галансков судились и раньше по уголовным делам. На этот раз они были осуждены за связь с подрывными организациями Запада, которым они передавали антисоветские материалы, извращая нашу советскую действительность. Черносотенные журналы «Посев», «Грани» печатали эти материалы. Реакционные радиостанции, такие как «Голос Америки» и другие, передавали их. Они оказали серьезную помощь антисоветской пропаганде. На днях в «Комсомольской правде» помещен доклад Михалкова, в котором сказано, что эти лица не писатели. Леонид Ильич Брежнев в докладе на партактиве высказался по их адресу и резко осудил их. В «Правде» помещена статья Мстислава Всеволодовича Келдыша с резким осуждением петиции. На заседании Президиума СО АН и на пленумах райкома партии присутствовавшие осудили письмо и тех, кто подписал его. Рабочие и инженерно-технический персонал Сибакадемстроя, 100-го почтового ящика, многих предприятий Новосибирска на многолюдных митингах единодушно осудили тех, кто подписал письмо.

Беляев Д. К. Сколько ученых подписало письмо?

Монастырский О. А. 4 доктора и 9 кандидатов.

Беляев Д. К. Тринадцать ученых, остальные кто?

Монастырский О. А. Аспиранты, лаборанты, инженеры. Многие подписи были неразборчивы.

Берг Р. Л. Никаких неразборчивых подписей у нас нет. Подписи во всех письмах, кроме подлинника, направленного в прокуратуру, напечатаны на машинке.

Майстренко О. И. Раиса Львовна, было ваше письмо направлено в райком?

Монастырский О. И. Нет, письмо в райком направлено не было.

Беляев Д. К. Получено ли оно в правительстве?

Монастырский О. А. Нет. Письмо зарегистрировано в канцелярии Генерального прокурора, подлинник. В остальных инстанциях его нет.

Берг Р. Л. Я получила почтовые извещения о получении от всех семи инстанций, куда письмо было послано.

Тихонов В. Н. Не подложное ли это письмо?

Монастырский О. А. Это письмо, по мнению райкома, настоящее.

Керкис Ю. Я. Раиса Львовна, сколько экземпляров вы подписали?

Берг Р. Л. Один.

Керкис Ю. Л. Существует версия, что в процессе изготовления письма многие товарищи отговаривали писать. Так ли это?

Монастырский О. А. Да, такой разговор был. Отговаривали солидные люди, говорили — попадет за рубеж.

Керкис Ю. Я. Враги знали, где искать!

Берг Р. Л. Что вы имеете в виду?

Керкис Ю. Я. Поясню в свое время.

Терновская В. Каково было участие Раисы Львовны в этом деле?

Беляев Д. К. Дайте нам объяснения. Наше обсуждение носит товарищеский характер.

Берг Р. Л. Может ли вызвать тревогу осуждение четырех молодых людей, обвиняемых в связи с антисоветскими организациями Запада, в спекуляции валютой, в подрывной деятельности? Обстоятельства дела вызывают сомнения. Год они находились под следствием. В Москве была демонстрация протеста против их ареста. Информация об этой демонстрации проникла на Запад. Молодые люди, участники демонстрации, были арестованы. Их держали под следствием более чем полгода. Над ними состоялся суд. Они были осуждены. Информация об их судьбе проникла на Запад. И вот, после всего этого, является свидетель Брукс-Соколов в качестве связного между подрывными организациями Запада и молодыми людьми, которые вот уже год находятся в тюрьме, и выступает в качестве основного свидетеля обвинения. Это возбуждает сомнения. Само описание суда не дает убедительной юридически обоснованной картины событий, ни состава преступления, хотя известно, что Гинзбург и Галансков не признали свою вину, ни описания мотивов их действий, ни выступлений защитников. Односторонний характер освещения возбуждает сомнения. То, что доходило до меня по слухам о Гинзбурге, не рисовало его как корыстного человека, и обвинение в валютных операциях не вяжется с теми сведениями, которые я имею. Он представляется человеком самоотверженным, а отнюдь не преступным. Письмо, которое я отправила в высокие инстанции, выражает тревогу, что за закрытыми дверями может произойти беззаконие. Был ли этот суд открытым? Можно сделать суд открытым и преградить доступ на него всем нежелательным элементам. Сам интерес к суду может бросить тень на того, кто им интересуется. Сделайте всякого, кто пойдет на суд по собственной инициативе, черненьким, а приглашенных беленькими, и зал суда превратится в собрание ангелов. Я хорошо знакома с судом над Бродским и с тем, как был освещен в печати процесс. Мне могут возразить, что в юридическом деле нельзя судить по аналогии. Бродский мог быть ни в чем не виноват, а Гинзбург, Галансков и другие виновны. Но там, где дело идет о возможном попрании прав, аналогии совершенно оправданы. Если могли больного, ни в чем не повинного молодого человека, единственного сына двух тружеников, признанного в литературных кругах поэта и переводчика обвинить и осудить на пять лет ссылки и принудительного труда по указу о тунеядцах, значит беззакония возможны, значит, любя свою Родину, болея за нее, ревностно относясь к ее престижу, можно просить о внимании к делу, которое фактически происходило за закрытыми дверями.

Сегодня судят одного и все молчат, завтра судят еще одного, все снова молчат, потом в тюрьме оказываются многие. Следующее поколение осудит тех, кто молчал.

Можно ли обратиться в Верховный суд и Центральный Комитет с требованием пересмотреть дело, которое вызвало сомнение? Таково право каждого гражданина, и никто это право не оспаривает, и не само обращение послужило поводом для созыва этого закрытого ученого совета.

Допустимы ли коллективные действия граждан? Смотря какие. Коллективные преступные действия наказуемы. Но любые объединения людей, преследующих любую законную цель, предусмотрены законом и являются условием демократии. Коллективная просьба или совместное требование, если они справедливы, не могут быть осуждены.

Можно ли возлагать ответственность на советских людей за то, что их петиция или письмо оказались достоянием зарубежной прессы или радиостанции?

Утечка информации всегда возможна. Речь идет не о разглашении государственной тайны, не о сведениях оборонного значения. Здесь нужно различать две возможности: 1. Человек сам передал. 2. Они попали помимо него. Подход должен быть разный. Но и первое не является само по себе уголовно наказуемым делом. Второе и подавно. Теперь представим себе человека, который боится поднять голос против беззакония, потому что боится утечки информации за границу. Но тогда вообще нет возможности бороться со злом. Нарушение закона внутри страны для нас во сто крат страшнее всей пропаганды врагов. Наши принципы незыблемы и не зависят от того, что говорят наши противники.

Нас обвиняют в том, что мы передали письмо в стан врагов, письмо, в котором выражалось коллективное недоверие советскому суду.

Могу говорить о себе. Я не вижу особой беды в том, что письмо прозвучало в эфире. Запад не состоит из одних врагов, все анти­капиталистические силы за нас, и нужно заботиться о том, чтобы не отталкивать их. Неужели не процессы над Бродским, над Синявским и Даниэлем, над Гинзбургом, Галансковым, Добровольским, над Буковским, Хаустовым, Делоне и Кушевым, не осуждение в свое время Пастернака, роняют престиж нашей Родины, а обращение в ЦК и суд группы ученых с одним только требованием гласности суда? Мне кажется,  дело обстоит так, что друзья Советского Союза убедились, что демократические принципы в нашей стране находятся в действии. Граждане пользуются всеми преимуществами свободы. Они совершенно безнаказанно могут объединяться и выражать свой протест сколь угодно высокой инстанции. Им не грозит ни арест, ни ссылка, ни увольнение с рабо­ты, никто не будет натравливать на них их товарищей, их граж­данское чувство не будет затронуто никакими разбирательства­ми. Их требование будет удовлетворено, и я с нетерпением жду ответа на наше послание.

Я вполне признаю всю обоснованность интереса, с которым пришли сюда товарищи, чтобы узнать, что побудило меня поставить свою подпись под письмом. Это была тревога за демократические принципы. Я видела, как они могут быть в наше время попраны. Но я видела и то, как они восстанавливаются. Бродский живет со своими родителями в Ленинграде, и его стихи и переводы печатаются. Я надеюсь, что просьба наша будет удовлетворена, и письмо наше сыграет ту роль, ради которой оно было послано.

Салганик Р. И. Аналогия с Бродским ведь только аналогия. Как ученый, вы не имеете права пользоваться ею.

Беляев Д. К. Процесс над Бродским был открытым или закрытым?

Берг Р. Л. Это был фактически закрытый процесс, проводившийся под маской общественного суда.

Беляев Д. К. А как вы попали на него?

Берг Р. Л. Я пришла с родителями Бродского.

Беляев Д. К. Вас никто туда не приглашал. Значит процесс был открытым и не о чем больше разговаривать! Нас Бродский здесь не интересует.

Раушенбах Ю. О. И все присутствующие на суде над Бродским пришли по собственному желанию. Раиса Львовна хочет уверить нас, что ей предъявляли пригласительные билеты и мандаты. Раиса Львовна, вы допускаете, что они делали валютные операции и передавали клеветнические сведения на Запад?

Берг Р. Л. Процесс был фиктивный. Галансков и Гинзбург собрали материалы дела над Синявским и Даниэлем, и эти материалы попали на Запад. Валютные операции сводились к размену 50-долларовой бумажки, которую Добровольский получил из религиозных кругов.

Хвостова В. В. Какие еще там религиозные круги?

Раушенбах Ю. О. Откуда вам это известно?

Берг Р. Л. От знакомых.

Раушенбах Ю. О. Вы, значит, признали, что они получали деньги за сведения, которые они передавали врагам, что они занимались валютными операциями, что они вели подрывную деятельность. Тем не менее вы требовали отмены приговора на том основании, что обвинения незаконны. Что же, судить, по-вашему, никого не нужно? Нет, вы не отпирайтесь, по-вашему, так получается.

Берг Р. Л. Если это извращение каждого слова и приписывание мне того, что я не говорила, носит название товарищеского обсуждения, я отказываюсь отвечать. Юлий Оскарович провоцирует меня. Я прошу удалить его, иначе я уйду.

Раушенбах Ю. О. (Умолкает, но с довольным видом остается.)

Антипова Л. А. Когда после войны я работала в Германии, я имела возможность проверить, что и как пишут в газетах и передают по радиостанциям разных стран о тех событиях, которые происходили у меня на глазах и о которых я имела сведения на основании закрытой документации. Я убедилась, что самая умная, честная, самая точная и полная документация – советская. Я знаю, что сотрудники НТС – антисоветские люди, они и к нам проявляли внимание, они охотились за нами, хотели завербовать. Одна связь с НТС характеризует этих товарищей, которых судили.

Хвостова В. В. Какие они нам товарищи!

Антипова Л. А. ...Этих граждан, этих осужденных, и, конечно, они нам не товарищи.

Беляев Д. К. Раиса Львовна, вы раскаиваетесь?

Берг Р. Л. Нет. Я жалею, что письмо попало за границу. Но я подписала бы снова, если бы надеялась, что смогу помочь этим молодым людям. Газета «Нью-Йорк Таймс» не имела права публиковать письмо, не адресованное ей. Я готова заявить протест (См. примечание Р. Л. Берг в конце текста).

Раушенбах Ю. О. Ха-ха-ха!

Хвостова В. В. Смешно!

Берг Ю. О. Дмитрий Константинович, попросите Юлия Оскаровича уйти.

Раушенбах Ю. О. (Умолкает и остается).

Беляев Д. К. Весь вопрос имеет дурную окраску. Мы воспитываем и должны воспитывать наших товарищей в плане коммунистической морали. Каждый из нас несет ответственность за взгляды другого. Один за всех и все за одного. Вот так! Мы несем ответственность за политический курс нашей страны. И если кто-либо пишет, в этом нет ничего плохого, но важно по какому поводу писать. А вы протестовали против ареста национального героя Греции Манолиса Глезоса? А по поводу процесса над Споком в Америке вы протестовали? Кто хочет сказать свое слово о письме, которое было подписано? Зоя Софроньевна, может быть вы хотите?

Никоро З. С. Нет, я подожду.

Хвостова В. В. Хи-хи...

Кикнадзе И. И. Скажите, в каких коммунистических газетах вы, как вы пишете, черпали информацию?

Берг Р.  Л. В «Морнинг Стар», в «Унита». «Морнинг Стар» от 20 ян­варя 1968 г. писала, что на процесс не был допущен ни один из корреспондентов коммунистических газет и что процесс фактически был закрытым.

Беляев Д. К. И хорошо, что корреспондентов не допустили! Кто еще хочет высказать свое мнение?

Керкис Ю. Я. Вы понимаете, товарищи, разговаривать на эту тему нелегко. Я к Раисе Львовне ничего кроме добрых чувств не питал и не питаю. И я, узнав, что такое случилось, разволновался. Для меня несомненно, что по любому вопросу можно обращаться в любую инстанцию и что в этом нет ничего предосудительного, но в данном случае у меня нет никаких оснований сомневаться в правильности квалификации деяний этих людей со стороны орга­нов нашей прессы. Многие мне хорошо известные люди не выра­жали сомнений в правильности публикации. Раиса Львовна рас­полагает сведениями из «ОБС» («одна баба сказала») и, притом, в обстановке большого базара. Надо меры принимать, чтобы никому не было известно, что послано в правительство, из рук в руки передавать. Я верю, что попало не туда, куда надо, не по вашей ви­не, но я не зря сказал, что американская контрразведка знала, где искать компрометирующие сведения. Она искала в вашем окру­жении. Вас подвела ваша склонность к меценатству. Раиса Львов­на концентрирует вокруг себя тех, кто считает себя непризнанными литераторами, обиженными. Я слышал на банкете вашего Делоне, когда он сказал, что Галич вернул поэзии свойство хлеба. Так я его хотел по морде бить.

Беляев Д. К. По другому месту...

Берг Р. Л. Дмитрий Константинович в своем репертуаре.

Керкис Ю. Я. Самое страшное, что письмо попало за границу. Если попадают пасквили, каждый человек должен стремиться это предотвратить. У нас очень много недостатков и, в частности, по линии гласности. Так эти вопросы надо ставить внутри страны, а не за рубежом. Я отношусь к вашим действиям самым отрицательным образом. Вы вот уголовный кодекс читали, а мне вот уголовный кодекс до лампочки, и вы бы лучше наукой занимались.

Енкен В. Б. Все правильно говорил Юлий Яковлевич. Сейчас существуют два мира. Все там делается, чтобы нам причинить неприятности по линии идеологической. Надо так себя вести, чтобы наше поведение укрепляло представление о том, что у нас все правиль­но делается. Не так уж и строго этих проходимцев, прохвостов наказали, надо было большие сроки дать. Все ваши источники информации основаны на мнениях, а мнения основаны на политиче­ских взглядах. Надо было иметь уверенность, что утечки инфор­мации за рубеж не будет. Попадание этого письма подрывает наш авторитет, нашего института, всего Академгородка. Создали ученым город, а они что делают: пишут письмо, которое один вред нанесло. Зачем вы, крупный ученый, который обязан разбираться, за явных прохвостов заступились, поощряли спекуляцию валю­той, публикацию пасквилей на советскую власть. Вы опекаете уг­нетенных...

Беляев Д. К. Каких там угнетенных! Тех, кто считает себя угнетенными.

Хвостова В. В. Вадим Борисович имел в в виду угнетенных в кавычках.

Енкен В. Б. Нужно было направлять письмо через обком партии, чтобы исключить возможность попадания его в Америку.

Беляев Д. К. Кто хочет высказаться?

Берг Р. Л. Вы разыгрываете разученную пьесу. Сейчас выступит Вера Вениаминовна, конспект выступления уже настрочила.

Хвостова В. В. Нет, не строчу конспект, вот что делаю. (Показывает бумажку, на ней рисунок митоза в анафазе.)

Берг Р. Л. Если я виновна, за это по кодексу судить нужно, а такие разбирательства сами по себе незаконны и непрофессиональны, и непрофессионалы на них права не имеют. Устроили тут судилище!

Шумный В. К. Здесь собрались не для того, чтобы судить. Заявление Раисы Львовны оскорбительно для присутствующих. Здесь многие за правду постоят.

Хвостова В. В. И стояли!

Шумный В. К. Нужно кричать, если делается несправедливость, но тут не тот случай, из-за которого нужно будоражить общественное мнение. Если бы они были честными людьми, Америка не вступилась бы за них. Они пошли на связь с НТС, а ведь там бывшие гестаповцы работают. Суд имел все основания судить их. Что с того, что зал был маленький.

Хвостова В. В. По мнению Раисы Львовны они достойны Дворца Съездов.

Шумный В. К. По вине Раисы Львовны получилось нехорошее дело. Американцы вбили клин между нашими рабочими и интеллигентами. Раиса Львовна поддалась своему стремлению быть революционной.

Хвостова В. В. Какая там революционность, это мы всегда стояли за правду.

Никоро З. С. Разрешите мне сказать. Мне совершенно не ясно, что это за люди, но и пресса не дает информации. Вопросы идеологического характера должны освещаться полно, а не так, как был освещен этот процесс. Создается впечатление, что валютные операции, связь с антисоветскими организациями притянуты, чтобы скрыть истинные мотивы расправы. Когда за границей что делается, нам сообщают, а про наши дела мы не знаем. У этих людей были защитники, но о защите в газетах ничего нет. Считать информацию, которая была в газетах, исчерпывающей нельзя. Если 70-я статья, при чем тут валютные операции?

Хвостова В. В. Да что за 70-я статья такая! Объясните вы мне!

Беляев Д. К. Дайте говорить Зое Софроньевне!

Никоро З. С. Мы хозяева своей жизни, и мы вправе иметь информацию, и не от журналиста, а от судебных органов. Если бы ко мне пришли с этим письмом, я подписалась бы под ним. Я считаю, что то, что советские граждане обращаются к своему правительству, делает честь советским гражданам.

Беляев Д. К. Рабочие придерживаются другого мнения.

Никоро З. С. Не говорите, Дмитрий Константинович, за рабочих, говорите от своего имени. При Никите Сергеевиче Хрущеве меня прорабатывали 2 Вероятно, имеются в виду события 1964 г., когда на заседании ученого совета ИЦиГ от 14 января З. С. Никоро подвергла критике аграрную политику Н. С. Хрущева. На заседании партийного бюро института от 17 января это выступление было осуждено как «политически ошибочное» (См.: ГАНО. Ф. П-5434. Оп. 1. Д. 4. Л. 56–68). Теперь вспомним эту проработку. Стыдно должно быть тем, кто ее устраивал. Этот материальчик нашего совета пусть бы попал за границу. То-то бы враги радовались. Так не делайте того, за что потом приходится краснеть!

Беляев Д. К. Не имея информации, как могли бы вы подписать письмо, в котором в категорической форме высказано требование отменить приговор, вынесенный на основании «незаконных обвинений».

Берг Р. Л. Вы цитируете с опечаткой, которая меняет дело.

Никоро З. С. Почему бы подписала? Часто вижу незаконное дело и ничего не делаю. Когда коллективное письмо пишут, нельзя создать формулировку, которая удовлетворила бы всех. Когда другие уже подписали, изменить уже нельзя. Раз я в принципе согласна, я подписала бы и примирилась бы с формулировками письма.

Берг Р. Л. Почему вы, Дмитрий Константинович, извратили смысл письма?

Беляев Д. К. Конспект ведете вы, Раиса Львовна, а другие не ведут.

Христолюбова Н. Б. Я не подписала бы этого письма. Люди, написавшие «Белую книгу»», мне не симпатичны. Нужно все делать внутри страны. Часто в газетах читаешь о несправедливостях, и эти несправедливости исправляются. Но эти люди искали читате­лей за рубежом. Пропаганда, которую ведет «Голос Америки», может кончится войной. Мне неприятно было услышать имя Раисы Львовны, переданное по «Голосу Америки». Нужно заявить протест против публикации письма за рубежом.

Керкис Ю. Я. (ехидно). Через нашу печать, в открытой форме через партийные инстанции!

Дымшиц Г. Раиса Львовна подумает, что я запрограммирован. Но то, что я скажу, – это голос молодежи. Я консультировался в комитете комсомола. Молодежь верит, что мотивом письма была за­бота о демократии. Но люди, которые делали 37-й год, могут на этом сыграть, они живы, и они готовы действовать.

Тихонов В. Н. Письмо и все действия, с ним связанные, – передача за границу и все – заслуживают самого товарищеского осуждения. Всякий промах советских людей, людей всех демократических стран привлекает злостное внимание врагов. Это письмо льет воду на мельницу наших врагов. Оно путает молодых людей, осо­бенно молодежь. То, что письмо ушло за границу, — не случайность.

Кикнадзе И. И. Я должна заявить, что я порываю на некоторое вре­мя знакомство с Раисой Львовной и Зоей Софроньевной. Они всех нас оскорбили. Я не хочу, чтобы ко мне относились, как к се­рой овце, я себя серой овцой не считаю. Процессы над литерато­рами тревожат меня, и что-то надо менять. Здесь сложный кон­фликт, связанный с взаимоотношением политики и искусства. Но письмо не вскрывает его. Оно не содержит фактов. Либо на фак­тах нужно было обосновать незаконность действия суда и прес­сы, либо просить об информации. Требовать информации нельзя. Я тоже хочу участвовать в борьбе за правду, но это письмо я не подписала бы. Видно, что в недобрых целях используют это письмо. Раиса Львовна уважаемый человек, но этот ее легкомысленный поступок я осуждаю, и меня сердит, что она не хочет прислу­шаться к голосу товарищей.

Лутков А. Н. Я скажу несколько слов. В 1956 г. я подписал письмо в связи с разоблачением деятельности Лысенко. Но я имел полное понятие о том, что я пишу. Раиса Львовна поступила легкомыс­ленно. Подписание этого письма – ошибка. Я бы такого письма с требованием, а не с просьбой, не подписал бы.

Воронцов Н. Н. Александр Николаевич вспомнил письмо по поводу Лысенко. Таких писем было пять. Сотни человек, и в их числе Раиса Львовна, подписывали. Все они были адресованы в ЦК. Речь шла о вещах, более важных, чем этот процесс, — о восстановле­нии целой науки, о судьбах сотен тысяч людей, о преподавании насущно важных научных фактов, которые извращались. Сам Курчатов передал письма в ЦК. Информация о них на Запад и за океан не просочилась. Письма возымели действие. Был снят Опарин и назначен Энгельгардт. В Ленинградском университете была организована кафедра генетики. Сначала под руководством М. С. Навашина, а затем Лобашева, и только когда в США появилась статья Циркля с описанием судьбы генетики в нашей стране, положение снова ухудшилось. Этой статьей воспользовались враги науки за рубежом и у нас в стране, чтобы ударить по генетике и по людям науки. Есть у нас за рубежом враги, есть и друзья. Враги рады нас ссорить друг с другом. Вот Юлий Оскарович и Раиса Львовна заняли в отношении друг друга непримиримые позиции. Ия Ивановна не хочет иметь дело с Раисой Львовной и Зоей Софроньевной. Но распря ширится за пределы института, за пределы городка. Новосибирск не привык к городку. Это не Москва и Ленинград с их столетними культурными традициями. Новосибирск нас ненавидит, и сейчас этим письмом воспользовались, чтобы выразить свое недовольство нашим привилегированным положением.

Никто не застрахован от ошибок, но у меня нет уверенности, что письмо попало за рубеж по вине кого-либо из подписавших его. Возможно, оно было переправлено из редакции «Комсомольской правды».

Я считаю, что нужно направить протест против печатания письма без разрешения авторов в зарубежной прессе.

Раушенбах Ю. О. Раиса Львовна неправильно отнеслась к моим и не только к моим улыбкам по поводу ее предложения заявить протест против опубликования письма в буржуазной прессе. Если врагу вложено в руки оружие, он им пользуется. Мне не понятно как, зная о валютных операциях, о передаче за границу сведений, порочащих нашу систему, Раиса Львовна могла писать это письмо. Идет битва напряженная, бомба не средство в этой борьбе, главное – идеологическая борьба. Очень плохо, что это письмо попало в лапы врагов, хотя Раиса Львовна считает, что ничего плохого не случилось. Как наивно, смешно даже думать, что оно не будет использовано. Вы сами рассказали нам о преступной деятельности этих людей и, зная все это, вы считали возможным требовать, чтобы их освободили.

Салганик Р. И. Раиса Львовна считает, что мы запрограммированы, но в действительности запрограммирована она и, притом, неточной программой, составленной ею самой. Вы считаете, что мы ре­трограды, а вы одна способны взойти на костер. Без сведений, за­ранее считая, что эти люди не виновны, вы подписали письмо в их защиту. Мы не сомневаемся, что вы сделали это без злого умысла.

Беляев Д. К. Возмущает безответственность.

Салганик Р. И. Вы выразили недоверие суду, правительству. Нужно было слышать, с каким злорадством передавалось по «Голосу Америки» это сообщение. Напишите в газету протест против опубликования вашего письма.

Беляев Д. К. Кто хочет что-либо добавить? Нет желающих? Нет, по-видимому. Нет, так нет. Несколько слов скажу я. Вопрос довольно ясен. Поводом для письма явился процесс. Почему-то осуждение антисоветчиков вызвало сомнение в демократии. Я думал, Раиса Львовна располагает сведениями, но, оказалось, сведений у нее нет. Она думает, что она одна имеет гражданские чувства. А мы разве не граждане?

Керкис Ю. Я. С ее точки зрения мы крысы низшего ранга.

Берг Р. Л. Нет, высшего.

Беляев Д. К. В свое время я с группой товарищей протестовал против ареста, суда и осуждения на пять лет Н. Г. Портновой. Мы все ее знали. Она была эоотехником. Дело было пересмотрено, ей дали вместо пяти лет 15 и судили уже по политическому делу. Времена были не такие, как сейчас. Товарищ Сталин был жив. Я виделся с ней в тюрьмах. Мы продолжали хлопотать, и через три года она была освобождена. Сейчас она работает по соболю.

Подтекст письма, которое подписала Раиса Львовна, ясен. Под сомнение берется сама судебная система с целью ее опорочить. У меня нет ни малейшего основания сомневаться в информации, которая была в газетах. Информация Чаковского исчерпывающая. Можно ли писать в категорической форме? Они не просят, они требуют. Они это делают потому, что ни судьба Галанскова и Гинзбурга, ни информация их не интересуют. Им нужно бросить тень на нашу судебную систему. Вот в чем цель. Вот так, если хотите знать.

Нет у Раисы Львовны никакой доброты – одна безответственность руководила ею. Если бы письмо не попало за границу, мы смотрели бы на дело иначе. Известно, как письмо попало за границу. Приезжали какие-то двое из Москвы, создали здесь групповщину. Вот где была программа. Кто-то повез письмо в Москву. Ясно, что первичный адрес, который имели в виду организаторы, и был тот, по которому оно попало.

Есть информация, что Паустовский, лежа в больнице, подписал аналогичное письмо, но, выйдя из больницы, снял свою подпись. Я понимаю Ию Ивановну, но все же разговариваю с Раисой Львовной по-товарищески. Но мы будем говорить совсем иначе, если Раиса Львовна не переменит своего мнения.

Хвостова В. В. Как смела Раиса Львовна нас оскорблять (кричит). Вы институт подвели своей безответственностью, глупостью.

Керкис Ю. Я. До тех пор, пока вы будете думать, что здесь запрограммированные действия, вы не поймете ничего.

Берг Р. Л. Известно, что пьеса, которую вы играете, имела репетицию.

Беляев Д. К. А вы, сорок шесть, не сговаривались? Если вы не перемените вашу позицию, это хорошим для вас не кончится. Мы осуждаем поступок как безответственный, мы просим пересмотреть вашу позицию, но мы будем разговаривать иначе, если вы будете упорствовать. Теперь будем голосовать. Кто за резолюцию: осудить безот­ветственные действия, выразившиеся в подписании письма?

Воронцов Н. Н. Мы собрались не для того, чтобы голосовать.

Хвостова В. В. Давайте голосовать.

Никоро З. С. Я не выставляю свое мнение на голосование, но если голосование будет, я заявляю особое мнение и буду просить внести его в протокол.

Мосолов А. Н. Вы сами сказали, что это товарищеское обсуждение, при чем же тут голосование?

Беляев Д. К. Мы все осуждаем единогласно против одной Зои Софроньевны. Это заседание ученого совета и Вас, Александр Николаевич, повесткой приглашали на него. Получили повестку? Послана была повестка? (Антиповой).

Мосолов А. Н. Получил.

Антипова Л. А. Послана.

Керкис Ю. Я. Зоя Софроньевна имеет особое мнение. Она согласна с Раисой Львовной. Как же не голосовать. Нужно внести в резолюцию пункт об открытом письме в наши газеты с осуждением буржуазной газеты, поместившей письмо. Пусть Раиса Львовна пишет.

Беляев Д. К. Мы установили, что со стороны Раисы Львовны были допущены безответственные действия, поддержка тех, кто фабриковал фальшивку для Америки, скрывая ее под личиной обращения в ЦК.

Берг Р. Л. Вы не имеете права судить людей за уголовные преступления, не было преступления, в соучастии в котором вы меня подозреваете. Вы можете высказать подозрение и осудить меня, если суд подтвердит, что ваши подозрения основательны.

Никоро З. С. Имеем ли мы право судить, хотя Раиса Львовна не руководствовалась дурными целями? Мы можем выразить несогласие.

Раушенбах Ю. О. Дмитрий Константинович говорит, что письмо продиктовано желанием подорвать советскую систему. Как же не осуждать?

Берг Р. Л. Учтите, что Раушенбах поднаторел в такого рода делах. Не он ли в 37 году давал заключения о врагах народа, нанесших непоправимый вред коневодству. Он засвидетельствовал, что враги народа распространяли под видом прививок заразу.

Беляев Д. К. Ну вот, вы еще такие вещи будете нам подбрасывать!

Берг Р. Л. А вы не думаете, что так начинался тот массовый психоз, вершиной которого и был 37 год?

Хвостова В. В. Да вы же и виноваты. Кто же по-вашему еще виноват? Вы старый ребенок.

Беляев Д. К. Я предлагаю резолюцию: осудить политическую безот­ветственность, выразившуюся в подписании письма. Кто за? Все, кроме Зои Софроньевны. Кто против? Одна Зоя Софроньевна. У нас, конечно, ощущается в стране недостаток информации, но он будет нашим руководством преодолен. Уже есть перемена к лучшему. В институте хороший здоровый коллектив, хорошая молодежь. Мы все за советскую систему. Нам всем ясна подоплека этого письма. Это подрыв доверия к советской власти. Сегодня они сомневаются в законности советского суда, завтра в однопартийной системе руководства.

Керкис Ю. Я. Нужно проводить разъяснительную работу среди молодежи. Недостаток информации может дать повод для брожения.

Беляев Д. К. Трофимук и еще два товарища обращались по одному делу с закрытым письмом к Брежневу, и это была большая смелость, не то что ваше жалкое обращеньице, и по серьезному пово­ду, а не из-за антисоветчиков.

Берг Р. Л. Что же за повод был?

Беляев Д. К. Я сказал: закрытое письмо. Так вы и бросились все выведывать. Почему это вам нужно знать? (Кричит.) С какой это целью? Вы вот пишите, и если эта информация попадет за границу, тогда уже будем знать, кто передавал.

Монастырский О. А. Партийные органы городка вошли с ходатайством в обком с просьбой ходатайствовать перед ЦК об увеличении объема информации.

Берг Р. Л. Вы протестовали против несвободы печати?

Монастырский О. А. (Не замечает вопроса.)

Керкис Ю. Я. (всплеснув руками). Однако вы, Раиса Львовна, опасный ребенок!

Беляев Д. К. Вы уже говорили, что я приспосабливаюсь к Советской власти.

Берг Р. Л. Нет.

Беляев Д. К. Да, и не про одного меня говорили. (Отечески.) Заседание было закрытым. Учтите это, Раиса Львовна, при распространении информации о нем.

* (Примечание Р. Л. Берг). Доверчивость – родная сестра правдивости. Правдивого куда легче обмануть, чем лжеца. Я верила, что газета «Нью-Йорк Таймс» опубликовала наше письмо. Поэтому я и сказала, что готова заявить протест на международной арене против его опубликования. Сомнение закралось в мою душу, когда человек, заслуживающий доверие, сказал мне, что «Нью-Йорк Тайме» публикует документы, только располагая оригиналами. Оригинал нашего письма был один, и он был послан Руденко – Генеральному прокурору СССР. Значит, если письмо попало в редакцию «Нью-Йорк Таймс», оно было передано туда из канцелярии Руденко. Версия эта казалась правдоподобной. Публикация за рубежом давала повод к уголовному делу и могла быть сфабрикована. Мне известен случай, когда «Голос Америки» передал текст письма, направленного в Верховный Суд, в Верховный Совет и в ЦК. Автор письма принял меры, чтобы письмо не попало за границу, и не то что иностранным журналистам, а родной матери не поведал не то что текст, а сам факт написания письма. Мне он рассказывал всю историю, когда письмо прозвучало в эфире. Патриотизм руководил им – готовность скрывать преступления своей родины от глаз мира. Письмо этого человека и наше послание похожи, как две капли воды, и протестовал он, как и мы, против отсутствия гласности политических процессов, а не против факта их существования. Иного способа, помимо правительственной провокации, попасть за границу это письмо не имело. Однако «Голос Америки» это одно, а «Нью-Йорк Тайме» – другое. Очутившись в США, я решила познакомиться с этой публикацией. В отличие от Публичной библиотеки имени Салтыкова-Щедрина в Ленинграде, куда я с таким трудом проникала ради повествования купца Кривожихина о его злоключениях во время плавания по Аральскому морю, Публичная библиотека Мэдисона без малейшего для меня затруднения предоставила мне микрофильм газеты. Газета не содержит этой публикации. Сообщение Монастырского оказалось воспитательной уткой.

Берг Р. Л. Суховей. Воспоминания генетика. М., 2003. С. 399–412

ДАННЫЕ О ВЫСТУПАВШИХ:

Антипова Л. А. – ученый секретарь института.

Беляев Д. К. – директор института,  чл.-корр. АН СССР, позднее академик.

Будашкина Е. Н.   – мл. науч. сотр.

Воронцов Н. Н. (1934–2000) – д-р биол. наук (1967), ст. науч. сотр. лаборатории генетики популяций Института цитологии и генетики, возглавляемой в то время Р.Л.Берг, и одновременно ученый секретарь по биологическим наукам Президиума СО АН (1964–1971). Впоследствии известный ученый-зоолог, эволюционист, эколог и генетик. Вице-президент РАЕН, лауреат Государственной премии СССР. Народный депутат первого перестроечного Верховного Совета,  министр природопользования и охраны окружающей среды СССР, депутат Госдумы. См. о нем: Голубовский М. Д. Труды эволюциониста // Вестник РАН. 2006. Т. 76. № 1; Он же. Мир эволюциониста // Человек. Иллюстрированный научно-популярный журнал. 2007. № 4, 5.

Груздев А. Д. – ст. науч. сотр., д-р биол наук.

Гусев В. Ф. – гл. инженер.

Дымшиц Г. – мл. науч. сотр., секретарь бюро ВЛКСМ.

Енкен В. Б.   – зав. лаб. генетических основ селекции растений, д-р биол. наук.

Девайкин В. А. – рабочий мехмастерских.

Керкис Ю. Я. – зав. лаб. радиационной генетики, д-р биол. наук, получил известность как генетик еще в 1930-е гг.

Кикнадзе Ия Ивановна – зав. лаб. общей цитологии, д-р биол. наук, с 1970 г. – проф. В настоящее время продолжает  работать в институте.

Клочков Д. В. – ст. науч. сотр., канд., позднее д-р биол. наук (работает и в настоящее время).

Лутков А. Н. – зав. лаб. полиплоидии,  д-р биол. наук, старейший генетик.

Майстренко О. И. – зав. лаб., канд. биол. наук.

Монастырский О. А. – мл. науч. сотр., секретарь партбюро.

Мосолов А. Н. – руководитель группы, канд. биол. наук.

Никоро Зоя Софроньевна (1904–1984) – зав. лаб., канд. биол. наук, известный генетик. См. : Никоро З. С. Это моя неповторимая жизнь: воспоминания генетика. М., 2005.

Привалов Г. Ф. – зам. директора по науке, канд. биол. наук.

Раушенбах Ю. О. – зав. лаб., канд. биол. наук.

Салганик Р. И. – зам. директора по науке, зав. лаб. нуклеиновых кислот, д-р биол. наук, позднее академик.

Стакан Г. А. – зав. лаб., канд. биол. наук.

Терновская В. – председатель месткома.

Тарасенко Н. Д. – канд., позднее д-р биол. наук.

Тихонов В. Н. – зав. лаб., канд. биол. наук.

Христолюбова Н. Б. (1929–1994) – зав. лаб. электронной микроскопии, канд., позднее д-р  биол. наук (1976).

Филиппов В. Ф. – зав. экспериментальным участком.

Филипчук А. Г. – зав. складом.

Хвостова В. В. – зав. лаб., д-р биол. наук.

Шадрин В. А. – работник отдела снабжения (экспедитор).

Шумный В. К. – зав. лаб., канд. биол. наук, позднее член.-корр. (1979), академик (1990), директор ИЦИГа (1985–2007).

POST SCRIPTUM

Из воспоминаний Р. Л. Берг

Свою подпись под письмом сорока шести я поставила одной из последних. <…>  Мы требовали, но мы были в то время предельно скромны, протестуя не против политических расправ, а только против того, что они совершаются за закрытой дверью. Авторам письма я сказала <…>, что ставлю свою подпись, потому что лучше хоть что-то делать, чем не делать ничего. Наша акция содержит элемент лжи. Мы делаем вид, что верим, будто нам есть к кому обращаться за помощью, в то время как мы отлично знаем, что обращаемся с жалобой на нечистую силу к нечистой силе <…>.

Вадим Делоне <…> живя в  Аадемгородке, не терял связи с теми, с кем вместе протестовал против ареста Галанскова, и был в курсе свободолюбивых действий среди молодых и старых. Не будь его, письмо 46-ти, может быть, и не было бы написано никогда <…>.

Все семь писем посланы с извещением о вручении, на всех в качестве обратного адреса стоял мой адрес, и я получила все семь подтверждений, что письма вручены.  “Секретарь райкома Можин утверждает, что письмо никуда кроме ЦРУ, направлено не было. По его мнению, адреса, указанные в письме, – камуфляж клеветнической фальшивки” – сказал мне молодой человек, мой “соподписант”.  Я его раньше никогда не видела, как и большинство тех, кто подписал. Решено сделать фотокопии извещения и вручить Можину и тем, кого еще предстояло “прорабатывать”. Публичные казни должны происходить во всех институтах одновременно, чтобы разобщить тех, кого ставили к позорному столбу. Но иные директора, как на грех, отсутствовали: отпуска, командировки, конференции – их приходилось подождать, а иные не торопились карать. Но Беляев торопился. Его звездный час настал <…>.

…Среди тех, кто подписывал,  были экономисты из института, руководимого Аганбегяном. <…> . Говорят, что он свирепствовал меньше других.

Штатного философа университета Алексеева после проработки <…> постановили, было, уволить. Ректор  университета торопился уйти раньше конца заседания, попросил учесть его поддержку самых суровых кар, приоткрыл дверь, снова закрыл ее. Вернулся и склонил членов Совета не принимать против Алексеева никаких карательных мер и спустить это дело на тормозах.  За дверью стояли студенты, готовые грудью защищать любимого учителя. <…> Увольнять преподавателей стали выборочно, а не всех подряд.  Особенно сурово расправлялись с преподавателями Физико-математической школы. Ночной концерт Галича отягощал их вину.  <…> На заседании, где выносился приговор преступиникам, нам ставили в вину связь с подрывными организациями Запада, в частности, ЦРУ. Нам, оказывается, не пришлось ни объединяться в подпольную группу, ни писать письмо. Нас объединило ЦРУ. И письмо подписано за нас. Мы подписывали чистый лист. Агенты ЦРУ созвали морально неустойчивых обитателей Городка и предложили им расписаться на чистом листе <…>.

Берг Р. Л. Суховей. Воспоминания генетика. М., 2003. С. 335, 337, 341, 342, 344, 345

Страница 9 из 14 Все страницы