На главную / Биографии и мемуары / Аскольд Муров. Заколдованный круг (Публицистические очерки)

Аскольд Муров. Заколдованный круг (Публицистические очерки)

| Печать |


Глава первая

Этика, история, современность

В последующих главах этой книги не раз будут упоминаться наши композиторские съезды, пленумы, фестивали. Но вот в октябре 1988 г. в Москве состоялся нестандартный, «перестроечный» пленум правления Союза композиторов Российской Федерации. Тема пленума (Этика, история, современность) была подсказана самим временем, выношена и благородна.

Этические проблемы меня волновали всегда, в последнее время – особенно, поэтому я не мог как прежде отсидеться в стороне и подготовился к выступлению. Это выступление тоже выстрадано мной, поэтому приведу его текст дословно.

Дорогие друзья!

Тема проходящего пленума предполагает обсуждение этических сторон нашей жизни, поэтому своему выступлению я позволю предпослать эпиграф, заимствованный мной у Св. Апостола Павла из его Первого послания к коринфянам.

Вот эти слова:

А теперь пребывают сии три:

вера, надежда, любовь;

но любовь из них больше. ( I Кор. 13.13)

Не знаю, задумывались ли вы, почему вот уже две тысячи лет никто и ничто не может опрокинуть ту величественную пирамиду, которая именуется Христианским учением? Ответ прост и очевиден. Потому что на вершине этой гигантской пирамиды начертано великое и священное слово: Любовь. Она, эта любовь не только к своим детям и родителям, не только любовь к природе и ближнему своему, но и любовь к делам и трудам своим, а для нас – это любовь к своему искусству, которому мы присягнули служить свято.

И вот потому-то чуткая душа всегда определит, что сыграно и что написано но любви, а что по расчету...

В том, священном триединстве Апостола Павла содержатся многие истины и тайны жизни, но мне хотелось бы примениться к нашим дням и заботам.

И вот тут, как иногда человек пересказывает свой сон, я перескажу вам свою явь, которая часто рисуется в моем сознании.

* * *

Наша теперешняя страна и ее население напоминают мне сейчас большой прифронтовой город, который подвергается артобстрелам и бомбежкам и где вовсе не до оперы и камерных концертов.

При этом, когда начинает выть сирена тревоги, разные люди ведут себя в этом городе по-разному. Одни остаются в своих квартирах, полагаясь на волю Бога, Вседержителя: будь, что будет. Другие мужественно бросаются на крышу к зенитным пулеметам, чтобы вступить в бой. Третьи бегут в бомбоубежища и подвалы. А среди этих «третьих» люди тоже разные. Первые хватают с собой какие-то узлы с тряпьем, другие – буханку хлеба, и только какой-нибудь чудак-одиночка прихватит с собой в подвал футляр со скрипкой...

Но когда все пройдет и утихнет, когда люди начнут возвращаться и приходить в себя от страха, тогда этот одиночка-скрипач откроет свой футляр и заиграет для этих измученных и уставших людей тихую, проникновенную музыку. Люди эти будут, конечно, благодарны и зенитчикам, которые защитили их от гибели, но не менее они будут благодарны и этой музыке, которая возвращает их к надежде и истинной жизни.

И так вот я помышляю, что мы с вами, все здесь сидящие, и есть те чудаки-одиночки, которым предназначено спасти свою скрипку, чтобы в свой час вернуть людям веру, надежду и любовь. Но для этого мы сами не должны растерять этот священный трилистник. Для этого от нас потребуется долготерпение, нелукавые труды и усердие. Иначе нам не выжить и не спастись.

***

Я думаю, сегодня особенно справедлив известный афоризм: «Когда говорят пушки – музы молчат». Только подразумеваются здесь, как вы понимаете, не чугунные пушки, а «пушки» политические, экологические, социальные и многие другие. А эти-то «пушки» в наши дни палят нещадно. Но кто в этой пальбе спасет скрипку, если не мы?

Поэтому с особой остротой я вспоминаю неистовые слова Д. Д. Шостаковича. Слова, которые я слышал от него сам. Он говорил: «Несмотря ни на что, каждый из нас должен честно и добросовестно делать свое дело». И вкладывал он в эти слова дерзновенную убежденность и веру.

Все это сказано к тому, что без веры нам никак нельзя. Об этом же пусть напомнят нам и слова из Евангелия:

«Имущему дастся, а у неимущего отнимется».

Ведь эти слова о вере и надежде. Эти слова о любви. Имеющему веру –дастся, а у неимеющего ее – отнимется.

***

Недавно в Новосибирске прошла Всесоюзная конференция, посвященная памяти Ивана Ивановича Соллертинского. Было прочитано более десятка разносторонних, талантливых докладов. Все авторы с разных позиций и на разном материале стремились разгадать и объяснить феномен Соллертинского.

Я внимательно слушал все эти доклады и тогда же подумал: действительно, в чем состоит тайна необычайной, и внушающей силы этого человека? Человека-легенды? Ответ для себя я нашел без особого труда. О чем бы Соллертинский «и говорил или па писал, о Малере или Шостаковиче, о Шекспире или балетном театре, все это он сам искренне и беззаветно любил! Потому что, помимо множества его других талантов у него был талант –любить!

***

Уже после этой музыковедческой конференции мне вскоре довелось работать над статьей, которую я назвал «Парадоксы отечественной оперы». Простите меня за нескромность, но я хочу процитировать один абзац из этой статьи, где говорится об исполнителях в советской опере, в частности, о дирижерах и режиссерах.

Там написано: «Пусть каждый, ныне здравствующий дирижер или режиссер, оставшись наедине с самим собой, положа руку на сердце, а лучше на Библию, присягнет самому себе: сколько в жизни он поставил спектаклей «по любви», а сколько по каким-либо соображениям, т. е. «по расчету». Больше ничего не нужно. Картина в сегодняшней опере прояснится сама собой».

* * *

Вы могли обратить внимание, какие страсти сейчас кипят у наших братьев по перу и сотворчеству – советских писателей, критиков, публицистов. Идет безжалостный подсчет и расследование всех своих и чужих грехов. Наступательно призывают друг друга к очищению и покаянию. За то, что непомерно ликовали и льстили; за то, что травили Пастернака и Твардовского, за то, что хапали золотые звезды и премии, за мутный поток серой писанины, за искажение и перелицовку отечественной истории и просто за то, что врали. Врали своему народу и самим себе. Картина жуткая. А ведь эта чехарда располосовала и музыку, и наших слушателей. Но мы, музыканты, очевидно, менее приспособлены к самоанализу, рефлексии и самобичеванию. (Возможно в силу большей отвлеченности и беспредметности нашего искусства). Пока что в композиторской среде в этом плане относительно спокойно, если не считать статью Веры Горностаевой, эхо от которой уже погасло. Но предполагаю, что историки наши рано или поздно непредвзято изучат, проанализируют, оценят все, что писалось и написано. Вот там-то и обнаружатся залежи музыкального лицемерия. Конечно, там обнаружатся многие простительные заблуждения, но там обнаружится и непростительная отрава, причем не только у композиторов, но и у наших идеологов – музыковедов. Там же и прояснится: кто писал по любви, а кто по расчету, кто служит Богу, а кто мамоне.

Ведь все прошедшие годы наш брат-композитор жил по одному-единственному, вульгарному закону: «Кто платит тот и заказывает музыку». Платило, да и сейчас платит государство в лице министерских чиновников, которые более охотно оплачивали нашу ложь и предательство, чем нашу авторскую веру и любовь.

***

Не стану в который раз забалтывать имена моих сверстников и друзей: А. Шнитке, С. Слонимского, Э. Денисова, Б.Тищенко, и других. Припомню только один из многих случаев собственной жизни.

Более десяти лет назад я написал 6-частную, а-капельную кантату «Русские портреты». Это была моя попытка написать звуковые портреты шести философов и поэтов XIX века, стихами которых я воспользовался для своей кантаты.

После того, как камерный хор Минина великолепно исполнил это сочинение и записал его, я рискнул эту партитуру послать в издательство «Советский композитор». Прошло довольно много времени, и я получаю письмо с отказом в публикации. Приведу из этого письма короткую выдержку:

«Уважаемый Аскольд Федорович, сочинение произвело, на всех благоприятное впечатление, однако были высказаны мнения большинства членов худсовета о неубедительности финала («На смерть Николая Первого»)...

Хотелось бы, чтобы Вы вернулись к новой редакции этого интересного сочинения» Подпись: Хагогортян.

Как видите, худсовет захотел, чтобы я переписал финал кантаты, написанный на текст Ф. Тютчева.

А какая же, собственно, крамола содержалась в финале? Крамола, очевидно, там действительно была, потому что кантата писалась в годы владычества человека с густыми бровями.

Эпиграмма Тютчева «На смерть Николая. Первого» короткая, и я ее Вам напомню:

Не Богу ты служил и не России,

Служил лишь суете своей,

И все дела твои, и добрые и злые, –

Всё было ложь в тебе, всё призраки пустые:

Ты был не царь, а лицедей.

Конечно, переписывать я ничего не стал, кантата не издана, а стихи Федора Тютчева оказались по нашим дням, – пророческими.

Не подумайте, что я здесь говорю об отдельных, единичных случаях или исключительных сочинениях, таких, как «Реквием» Бориса Тищенко на стихи Анны Ахматовой или «Мастер и Маргарита» Сергея Слонимского, нет, я говорю о целой системе. Системе безнравственной и удушающей. Системе, в которой серьезному, а тем более критическому искусству суждено было задохнуться. Так и произошло, поэтому слушатели нас покинули. Покинули нас даже те, которых И. С. Тургенев называл «культурный слой русских людей».

***

Вы сейчас вполне резонно можете подумать: ради чего Муров перечисляет писательские грехи? Наше композиторское смутное время? Не предлагает ли он с кем-то свести счеты, кого-то предать общественному суду, не ищет ли новых расправ и возмездия?

Боже, сохрани и помилуй. Конечно же, нет. Уж раз я сегодня обратился к основам Христианского учения и морали, то напомню вам, что это учение решительно и категорически отвергает ветхий закон Моисея: «Око за око, зуб за зуб».

Отношение многих писателей (и мое тоже) к. прошлому порой действительно преступному, но и к прошлому, где иногда трудно различить экзекуторов от их жертв – повторяю, отношение к этому прошлому совсем иное, лишенное какой-либо мести и расплаты. Поясню. Есть такое слово «Совесть». Оно имеет множество значений. Одно из его значений исследовала и записала в свой дневник Мариэтта Шагинян. По ее определению совесть – это способность человека к. раскаянию, и искуплению.

При этом, как я думаю, никто из критиков не жаждет публичного или печатного покаяния, хотя и это не было бы расправой, судом. Достаточно внутреннего самораскаяния, но обязательно искреннего. А это ох, как нелегко. Вспомним «Бориса»: «О, совесть лютая, как тяжко ты караешь»…

Но без такого раскаяния никакое духовное восхождение и совершенствование невозможно.

* * *

В восьмом книжке журнала «Советская музыка» Григории Львович Головинский написал статью «Так что же произошло в 1948 году?» Она посвящена ждановскому судилищу и газетным кампаниям 30–50-х годов. Это – акции, так сказать, «шоковые». А ведь кроме этих «разовых» расправ, шла медленная, непрерывная день за днем работа над обузданием нашего сознания и подавлением творческой воли. Точно так же, как в известной английской притче о лягушке. Англичане говорят:

«Если лягушку посадить в сосуд с водой и поставить этот сосуд на медленный огонь, то лягушка сварится, не испытав при этом никакого беспокойства».

Знаю лично многих – и сверстников моих, и куда как моложе, которые вот так «сварились», но сами об этом даже и не догадываются. Они просто не знают своего ничтожного, бесправного, нищенского существования.

Повторю: шла систематическая, возможно сознательная работа, направленная к духовному параличу общества в целом, а людей пишущих – особенно.

Те, кто бывал за рубежами нашей Родины в «загнивающих» странах, без труда в массе людей узнавали там своих соотечественников. И не по одежде узнавали, не по нарядам. Оденутся они пусть как угодно. Узнавали их по лицам и повадкам, на которых всегда есть печать порабощения и духовного оскопления.

На Западе есть даже вполне устойчивый, социальный термин: «хомо советикус» – «человек советский». Вот он, знак времени и знак расплаты за безверие.

Все, о чем я теперь говорю, относится не к каким-то вторым и третьим лицам, а в первую очередь к самому себе. Поэтому и говорю об этом так горько.

Господи, как же гениально показал нам Чингиз Айтматов своих манкуртов.

Откуда же взяться свободному духу, который единственно является питателем творчества?

* * *

Трудное, сейчас время для художественной работы. На каждого из нас давит груз одиночества. Жалуемся на пустые залы...

И тут, напоследок, мне хочется привлечь одно сравнение, очень родственное нашему делу.

Представим себе одну из церквей, где предстоит очередное богослужение. И на это богослужение придет не пятьсот прихожан, а всего лишь десять, но истинно верующих. Состоится ли эта служба? Уверяю вac, что состоится в полной своей программе. Будут прочитаны все духовные стихи и молитвы, будет петь хор и священник нигде не поступится своим святым-долгом. Потому что это не только служба, но и Служение.

Вот поэтому я и думаю, что не то теперь время, чтобы изворачиваться и приспосабливаться; не то уже время, чтобы закладывать душу дьяволу, но именно то время, чтобы делать свое дело с верой, надеждой и любовью.

Такой и только такой поучительный и очищающий смысл я вкладываю в изречение Апостола Павла.

* * *

Сейчас, после моего выступления, в кулуарах я непременно услышу упреки: во-первых, скажут мне, твою Христианскую проповедь «не поймут», а во-вторых, ведь из веры и любви Дом музыки не построишь. Я отвечу: дом – не знаю, а Храм – построишь. Примеров этому много. Имя первого из таких Храмов – Иоганн Себастьян Бах.

***

На этих словах я закончил свое выступление, на этих же словах каждый слышащий захочет остановиться, задуматься, помолчать...


МЕЖДУСЛОВЬЕ

После музыкального Храма и слова сказанного (проинтонированного) я поведу читателя к слову написанному и к событию в моей жизни вовсе постороннему, к музыке отношения не имеющему. Хотя как посмотреть? Может быть, и непостороннему…

Незадолго до упомянутого пленума Союза композиторов Российской Федерации и моего выступления, которое я только что привел, в газете «Известия» за 13 Сентября 1988 г. я прочитал большую, обстоятельную статью академика Г.А.Арбатова под заголовком: «Размышления неэкономиста об экономике». Обращаю внимание читателя, на то, что эта статья была помещена в рубрике «Полемические заметки», хотя никакой полемики вокруг статьи Г. Арбатова в газете так и не возникло... В этом, явно необычном, материале меня сразу многое заинтриговало.

Прежде всего, личность самого автора, занимающего очень высокий пост в государстве. Мне он всегда казался человеком безусловно незаурядным, но скрытым какой-то «дипломатической, маской».

Во-вторых, статья отмечена не только критическим «знаком», но и (как я воспринял) «проблематическим». Это настораживало.

В-третьих, темы, которые затрагивает в своей статье Г. А. Арбатов, настолько болезненны для всего нашего общества, в том числе и для меня, что я немедленно сел писать ответную статью в «Известия», чтобы включиться в полемику. Не имея ни единого шанса быть опубликованным в газете, я просил редакцию второй экземпляр моей статьи передать академику Г. А. Арбатову «в собственные руки». Приложил при этом свой телефон и адрес. Привожу текст этой ненапечатанной статьи полностью.

 


Страница 2 из 13 Все страницы

< Предыдущая Следующая >
 

Вы можете прокомментировать эту статью.


наверх^