Глава четвертая

Задачи духовного строительства в Сибири

(Приглашение к разговору)

Дорогие товарищи, коллеги, гости!

Сегодня нам, сибирякам, представляется редкий случай поговорить в таком представительном сообществе о музыкальной культуре Сибири, культуре огромного и богатого края нашей страны, от Урала до Тихого океана. Поговорить и для души, и для практических перемен, в духовном строительстве нашей музыки, нашей жизни. Давайте, же не упустим этого шанса, давайте сегодня скажем все то, чего не сумели сказать на своем Всесоюзном съезде.

Сейчас в нашей общественной жизни и в искусстве настало время (да уже и мода) клеймить! Вскрывать, обнажать и клеймить! Ведётся всеобщее, вселенское расследование. Наступило время расплаты за лицемерие. Это – очень важно. Это – справедливо. Хорошо бы до конца. Но я думаю, что скоро нам будет сказано: хватит клеймить, давайте лучше сядем и подумаем, что делать! Вопросов поставлено предостаточно, теперь нужны ответы.

В одной древней книге написано: «Время убивать и время врачевать». Имеется в виду дух, ничего другого в этом изречении не подразумевается.

Сейчас уже все понимают, что настало время врачевать дух. Но для этого нужно назвать искаженные явления, извращенные правила творческой и общественной жизни, диспропорции, перекосы, заблуждения. Назвать «разрушителей духа», даже если это мы сами.

У медицины есть одна мудрая и поучительная заповедь: врачевать можно скальпелем, лекарством и словом.

Наше, дело врачевать Словом, то есть Музыкой. Именно, этого от нас с вами и ждут. А так как мы сейчас находимся накануне 70-летия Октябрьской революции, то начать свои размышления мне хочется с того понятия, который именуется «социальный заказ».

В артистической среде бытует выражение «датский «спектакль», «датская кантата» «датская увертюра»…

Как вы понимаете, это выражение происходит не от слова «Дания», а от слова «дата», то есть круглая, юбилейная дата. А горькая ирония и сарказм скрыты в этом выражении не случайно. Не стану приводить множества далеких от нас примеров (как, скажем, «Броненосец Потемкин» в Кировском театре, о нем написано и сказано достаточно). Возьмем ближе. Вот, через дорогу от нас Новосибирский оперный театр. Полтора года назад к 40-летию Победы он поставил «Горячий снег». Сколько физических и моральных сил было истрачено людьми, сколько государственных денег вбухано в него. И что же? Как он воспел Победу советского народа? Результат теперь известен всем. Кроме досады, а то и откровенных насмешек ничего не осталось. Но известно также и другое. Были попытки лукаво расхвалить этот спектакль, инспирировать лакированные рецензии, любыми средствами найти некий компромисс, от критики уйти. Это нехорошо! Нечестно!

Мне довелось читать одну министерскую инструкцию, которую от скуки я не смог дочитать до конца, но главное все-таки понял. Там шла речь о государственных заказах композиторам.

Начинался этот рескрипт с вполне серьезного ранжира:

Первое и преимущественное положение должна занимать «современная советская тема». На втором месте – русская классика; дальше идет историческая тематика и в конце уже – западные, зарубежные сюжеты и тэ дэ...

Это значит, что Гоголь и Чехов Родиона Щедрина попадают во вторую категорию, опера А. Петрова «Петр I – в третью, а Микеланджело Д. Шостаковича, Роберт Бернсе Свиридова в категорию «и тэ дэ».

Но, чтобы глупые композиторы не заблудились в понимании того, что есть «современная тема», автор этого канцелярского шедевра подробнейшим образом «разжевывает» нам в этом циркуляре тематику. Это – «Воспевание трудовых подвигов советского народа», потом – «Воспевание боевых подвигов советского народа», еще дальше – «подвигов молодых строителей БАМа и КамАЗа». Несколько ниже, но все же по I категории, – кантаты и песни о нефтяниках, шахтерах хлеборобах и других.

По старым нормам жизни я уже слышу окрики: «Муров паясничает, он – провокатор!»

Нет, я не паясничаю. Я с болью говорю о той сверхпошлости, которую под идеологическим и патриотическим прикрытием, – то, что мы называем социальной демагогией, – ввели в большую и распространенную политику из области искусства. И тут я задумался. Раз «современная советская тема» идет по I категории, сколько же авторов соблазнилось?.. И сколько народных денег хапнуто нашим братом-композитором?.. И где все эти, с позволения сказать, писания «за советскую власть»?

Здесь все противно здравому смыслу, но искусство тем и сильно, что не прощает безрассудства. Час расплаты – неотвратим. Да, мы писали «Славу Октябрю», мы писали «Гимны труду», мы писали песни о Хлеборобах. Мы писали и пели. Громко пели. А в это время идеологические подпорки расшатывались, набирал силу нигилизм, удои молока – падали, а класс-гегемон спивался. Спивался и честный художник. Почему???

Да потому, что искусство – не сфера обслуживания! И потому, что в искусстве важен Дух, а не Буква!

Когда и от кого произошла эта подмена духа Буквой? Буквой – развращающей и разлагающей?..

Говорю об этом дерзновенно, потому что сам «по уши» в грехах и пострадал немало. Нельзя! Недопустимо на социальных заказах терпеть одно поражение за другим. Так мельчают идеи, так убивается присущий им дух.

Истинный социальный заказ, в высоком и духовном: смысле, может выполнить только перо трепетное и вдохновенное! Редчайшее!

Проникнуты неподдельной скорбью две строчки, которые на днях написал в «Литературной газете» Расул Гамзатов: «Очень жаль тех лет в поэзии, которые я отдал лозунгам и фразам»...

Сейчас не двадцатые годы. Времена митингов, агитплощадок, плакатов и пролеткульта сделали свое дело и прошли. А многие живут еще по тем (!) законам, поэтому и заблуждаются.

Слышу вопросы: «Что же, по-вашему, на современную тему вовсе не писать? А как же решение XXVII съезда?

Отвечу. Суть не в самих решениях съезда, а в их толкователях, интерпретаторах. В решениях-то как раз и написано, что от нас ждут «высокохудожественных произведений». Что же касается, «писать или не писать», выскажусь тоже, но позже.

***

Еще одна «липа» не дает мне успокоиться. Ее, безусловно, отношу к убивателям духа. О ней писалось не раз

Кто-то и когда-то, некий плановик, в угаре патриотизма и от беспросветного непонимания начал, можно сказать, целое движение – поставлять искусство прямо по месту работы к станкам, к швейной машинке, к сенокосилкам. Сейчас, вполне, серьезно обсуждается; дальнейшее развитие этой идеи: о доставке «по месту жительства»… Ведь «искусство принадлежит народу»... Угодливый плановик хочет этим самым убить сразу двух зайцев: подхалимно ублажить людей труда развлечениями и одновременно не дать засидеться интеллигенции в своих «башнях из слоновой кости». Чем не идеологическая работа плановика? Так насаждается бескультурье и формализм, так убивается дух. Это и есть та самая некомпетентность, о которой сейчас заговорили всюду. Где уж понять плановику, что флюиды духа живут не под любой крышей. Разумеется, я не отрицаю, саму. Форму авторских встреч и выездных концертов (это было бы глупо), но только нужно очень чутко понимать, где и как! Здесь ничего не должно быть ни формально, ни лицемерно, но всегда и обязательно быть возвышенно и одухотворенно! И непременно, добавлю, – празднично!

***

Следующей нашей общей бедой я назову Пошлость, то есть посредственность, возведенную в норму!

Здесь я имею в виду, не только и не столько качество отдельных сочинений; сколько явление, проникшее в атмосферу публичной жизни.

Особая опасность пошлости состоит в том, что эта болезнь живуча к трудно уязвима, где бы она ни находилась: в партитурах, на театральных подмостках, в министерских и директорских кабинетах или среди «элиты, расположившейся у пульта управления вкусами», Приведу только несколько примеров из множества, что из себя представляет этот феномен.

Приведу только несколько примеров из множества, что из себя представляет этот феномен.

Во-первых, пошлость всегда воинствует против индивидуальности, потому что сама она – усредненность.

Во-вторых, пошлость – это неразборчивость и незнание Природы Вещей, их родовых признаков. Отсюда – путаница в критериях, в законах жанров, в пропорциях, чувстве меры, а в конечном счете, губительное непонимание самой сущности музыки, акта творения!

Вспомним те же «правительственные концерты», которые Родион Щедрин критиковал на съезде.

Обратим внимание: любой из номеров этих концертов, взятый в отдельности, бесспорно, обладает самыми высокими достоинствами, но, собранные вместе, они представляют эклектичную безвкусицу, поражающую своей унылостью.

P. Щедрин это качество тогда не назвал пошлостью, я же называю это именно так и спрашиваю: кто это придумал? Чья это продукция? Ответ ясен: это продукция прытких, угодливых режиссеров, это – продукция очень высоко поставленных администраторов и чиновников от искусства.

Теперь стало известно гигантское поле, где разбушевалась и властвует пошлость. Имя этому полю – так называемое «среднее» искусство.

Смертельная беда множества фильмов, множества театров и спектаклей, множества писателей, композиторов и их трудов не в том, что все они до упора бездарны, а в том, что они до непотребства одинаковые, то есть усредненные...

О «среднем» искусстве академик Д. С. Лихачев отозвался так: «Среднее» искусство – не необходимость, а неизбежность и ничего тут не поделаешь. Но его нельзя поощрять, а тем более – культивировать, с ним нужно бороться большим и подлинным искусством».

Сейчас, возможно, слушатели от меня ждут, что, говоря о пошлости, я наконец-то обрушусь на популярные жанры... Нет, этого не будет. В легкой музыке пошлости не больше, чем в академической.

В системе культуры есть и серьезные, и легкие жанры, отвечающие разным граням человеческого духа, – но пошлость не жанр!

Процитируем «Литературную газету»: «Пошлость замазывает драматизм, проблемность жизни, заглушает тревоги совести и мысли, своим прикосновением превращает все в выровненную поверхность. При этом подлинная духовная норма предается забвению».

Вот почему пошлость я причисляю к душеубийцам. Но тут же уныло спрашиваю себя: ну и что? Победим ли мы ее?.. Нет, конечно. Но мы должны ее знать! А если придет понимание, то очистимся и заразы не разнесём !

* * *

Назову еще один вредоносный и губительный факт нашей жизни. Он, этот левиафан, сейчас властвует над нами вполне и последствия трудно предсказать...

Я имею в виду тотальную централизацию и монополию художественного вещания по телевидению и радио. Сейчас одна Останкинская телебашня узурпировала музыкальную жизнь всей страны.

Для всех уже становится очевидным, что прямо на глазах мы все как в инкубаторе становимся одинаковыми.

Каждое утро мы обсуждаем одни и те же киносюжеты и новости, смотрим повально и синхронно один и тот же некий нескончаемый «спектакль». У нас уже одинаковые, препарированные мысли и рефлексы, и даже одинаковые остроты. Остаются разными только болезни...

Дальше, как говорится, ехать некуда. Власть этого монстра ужасна.

Оптимист ответит мне просто: «Не нравится – выключи телевизор». Верно. Но всякий, кто подойдет и выключит свой экран, сделает это раздраженным жестом бунтаря. А зачем же гневить своих сограждан?

Конечно, если бы у нас было двенадцать программ, проблема была бы не такой катастрофической, но их две с половиной, да и те – одинаковые (опять – «одинаковые»!)...

Между тем так называемые местные радио- и телестудии практически пустуют. А было время, когда творческая жизнь в них кипела. Накануне сегодняшней дискуссии наше правление задало шесть вопросов председателю Новосибирского комитета ТВ и радио тов. Кашкалде Виктору Васильевичу.

1. Может ли Новосибирское ТВ заказать композитору (драматургу) и осуществить постановку одноактной оперы, балета, спектакля? Ответ: «Теоретически – да, практически – нет».

2. Можно ли регулярно записывать и тиражировать так называемые киноролики, то есть концертные номера лучших исполнителей Новосибирска? «Теоретически – да, практически – нет».

3. Можно ли на базе Новосибирского ТВ создать ансамбль песни (оркестр, солистов, приглашая поэтов, композиторов, аранжировщиков), чтобы развернуть песенное творчество?

4. Можно ли разучивать песни по радио или ТВ?

5. Можно ли осуществить уроки музыки или музыкальные игры для детей через ТВ?

6. Можно ли создавать собственными силами игровые, художественные короткометражные фильмы (собственные темы, сценарии, актеры, музыка)? «Теоретически – да, практически – нет!»

Ну вот. Направление моей мысли ясно. Поэтому я предлагаю внести в постановление секретариата следующий пункт:

«ССК РСФСР с тревогой оценивает распространяющиеся стереотипы художественной жизни и творчества и обращается в Госкомитет по ТВ и Радио с предложением открыть максимальные возможности для художественного творчества на местных теле- и радиостудиях.

Оговорюсь. Тут тоже есть одна опасность. Если открыть «все краны» на местных телестудиях, они легко и скоро могут превратиться из местных – в местечковые и станут распространителями той самой пошлости, о которой я только что говорил. Но это уж зависит от чистоты наших побуждений и компетентности художественных советов. Впрочем, ведь и из Москвы тоже транслируются реки пошлости. Так что Сибирь-то может как раз оказаться менее замутненным источником, а может быть и целительным.

Не раз я задавал себе один и тот же мучительный вопрос: неужели где-нибудь в Чите, Тюмени или Братске не рождаются музыкальные самородки? А если рождаются, могут ли они там взрасти? Услышит ли кто их голос?.. При теперешней ситуации, думаю, – нет. Не заговорят они. Скорее всего – угаснут.

* * *

Не к убийцам духа и не к соучастникам, а скорее к жертвам с грустью отношу наше музыковедение.

Залежи никому не нужных диссертаций, околомузыкальный трёп, книжные штампы, постоянные компромиссы и прислуживание, путаница в эстетических координатах, отсутствие высоких целей...

И как результат (пользуюсь выражением Льва Толстого) – кто теперь может отличить в музыке алмаз от ловко ограненной стекляшки?.. Таких мало, и становится еще меньше...

А нам очень нужны духовидцы, талантливые, образованные и честные. Полагаю, что неотложно нужно расшевелить наш музыковедческий цех. На мой взгляд, здесь обветшало все! Предлагаю внести в резолюцию такую формулу:

«Секретариат считает, что музыковедение Российского СК нуждается в коренном преобразовании. Фундаментальные исследования культурных процессов, прикладные жанры, а также музыкальная критика должны быть выведены на орбиту новых и высоких задач культурного обновления. Для этого журналу «Советская музыка» следует провести заочную Всероссийскую конференцию, в которой мог бы принять участие весь творческий состав Союза композиторов.

* * *

Пафосом различения и размежевания сейчас охвачены все. Общество пытается поставить все на свои места. Давайте же и мы, композиторы и музыковеды, отвеем «зерна от плевел». Лично я давно жду от наших музыковедов этого, но не нахожу.

Как сделали писатели?

Они сказали:

Есть художественное творчество, есть публицистика и есть развлекательная литература. «Отдайте кесарю – кесарево, а богу – богово».

Нам, композиторам, нужно тоже четко размежевать наши департаменты музыки.

Вот тут-то «кесарю» и нужно отдать наши публицистические и «плакатные» произведения, нашу популярную музыку, и, конечно, без всякого принижения их. При этом очень чутко нужно понимать, где им место и время. Потому что перебор и здесь может привести к обратным результатам. К подмене.

Вот тут-то и нужно оказать, что хард-рок и хэви-метал к Союзу композиторов отношения никакого не имеют. Пусть ими ведают молодежные организации, культпросветучреждения, клубы, социологи, культурологи, кто хочет. Но никак не композиторы. Вы могли видеть на телеэкранах, как в разговорах о рок-жанрах вымучивали свои слова композиторы-профессионалы. Им приходилось либо умничать, либо нести несусветную чушь. И понятно почему. Потому что это – просто не их дело. Незнакомое. Потому что Союз композиторов – это музыка, то есть художественное творчество, а рок-культура– это дизайн. Ведь музыку-то сочиняют, а рок-продукцию делают. А делать ее можно очень легко, без всяких консерваторий. В этом-то и состоит секрет ее доступности. (От нее, кстати, и пошел новый песенный стиль, который я называю «эротическим».)

Нам, композиторам, говорят, почему вы до сих пор не можете противопоставить плохой рок-музыке хорошую? Это – вздор. Если бы это было дело композиторов, то уверяю вас, что за пятнадцать-то лет Союз профессиональных композиторов давно решил бы это «уравнение».

В качестве аргумента приведу одну, сознательно шаржированную параллель. Предположите, что завтра среди молодежи начнет бурно распространяться сквернословие, блатные куплеты, жаргон и матерщина. Ведь не побегут же комсомольские вожаки в Союз писателей жаловаться: почему вы, писатели и поэты, не можете противопоставить этой эпидемии чистый литературный язык??.

...Смешно и нелепо.

Мы должны, наконец, когда-то снять с себя комплекс своей вины за эту стихию. И здесь я вижу только один выход – размежевание. Рок-искусство это скорее театр, а не музыка.

Конечно, мы (композиторы) можем сколько угодно возмущаться и шуметь, что они (и западные, и собственные барды) отвлекают молодежь от народной и серьезной музыки. Но это не так. Предполагаю, что если завтра закрыть все дискотеки, то ни на одного слушателя в симфоническом зале не станет больше.

Меня могут спросить, причисляете ли Вы рок-культуру к убийцам духа? Нет, не причисляю. «Убийцей» она становится только от «перебора». Я, скорее, отнес бы ее в «нейтральную» зону. В область бездуховной среды, но не антидуховной. Во-первых, потому, что у нее есть по крайней мере одно достоинство – в ней нет лицемерия. Поэтому молодежь быстро и естественно к ней адаптируется.

Во-вторых, потому что среди молодежи, которая сегодня кайфует в переполненных залах и мнется в дискотеках, – соседствуют рядом и будущий уголовник, и будущий академик, и даже будущий великий композитор. Сейчас они там вместе. Разделение придет после. Но это уже проблема психологов. Не паша.

В результате всех своих немудрых рассуждений я вижу только один выход – отмежевание СК от рок-культуры.

Вот и все.

Нет, не все. В «скобках» хочу заметить, что СК СССР создан более полувека тому назад и с тех пор в нем ничего не менялось по существу. А по оптимальным законам развития за это время, пользуясь словами Станиславского, нужно было по крайней мере раз пять переучиваться и менять «уставы» жизни. А мы не переучивались ни разу. Поэтому вполне естественно, что в самой организации дела – все устарело. От устава, избирательной системы, структурных элементов Союза до форм руководства и даже статуса самих членов Союза. Отсюда – перекосы. Думаю, что многое нуждается в основательной реконструкции. Но это уж дело высших эшелонов власти. Не мое. Пока же мы живем по правилам 30-х годов... Это уж точно...

* * *

И последний злой дух, о котором я собираюсь сегодня обязательно сказать. Как какое-то проклятие, он висит и подавляет тысячи людей, честных служителей музыки. Это – «комплекс пустых залов», «комплекс публики».

Не освободившись от этого чудовищного комплекса своего бессилия, мы не можем спокойно работать. Композиторы не могут в своих партитурах добиться полной и высшей искренности, дирижеры и исполнители не могут целиком и без остатка отдаваться истинному творчеству; администраторы всех рангов и должностей чувствуют себя ущербными и несостоятельными. Все они оказываются людьми с двоящимися мыслями и сердцами. А ведь так жить-то невозможно! Этот комплекс лишает всех нас воли. Воли к жизни.

Вся эта катастрофическая ситуация, неотступно и повседневно унижающая наше с вами профессиональное и человеческое достоинство, – 'есть только следствие. Но нам хорошо известна и причина.

Имя этой причине – ВАЛ!

На этот раз – вал в искусстве, вал в сфере духа.

Мне сейчас противно говорить оттого, что я вынужден повторять до дыр затертые общеизвестные истины. Но у меня нет выбора. Главная же, основополагающая истина состоит в том, что во все времена, при всех общественных формациях серьезное академическое искусство – было, есть и будет дотационным!!!

Искусство в равные эпохи всегда содержали или августейшие особы, или благотворительные союзы, или меценаты, или государства. Это – правда. Но правда состоит также и в том, что общество, которое не в состоянии содержать и развивать во имя высоких целей серьезное искусство, – такое общество можно назвать не иначе как больным, безнравственным, находящимся на пути к своему закату. Такие и только такие понятия могут вернуть нам понимание и подвигнуть нас на действия. И если мы к этой проблеме подойдем с такой мерой скорби, то неизбежно придем к убеждению: искусство не может и не должно измеряться количеством рублей, искусство и коммерческие судороги – несовместимы...

Выход у нас один (У «нас» – это у многих тысяч музыкальных деятелей всех профессий, закомплексованных на «пустых залах»). Повторяю, выход у нас один: в корне изменить нашу психологию! Именно нашу, а не зрительскую, как того мы безуспешно добиваемся. Зрительская – изменится сама! Необходимо перевернуть наше сознание. Перевернуть навзничь! А для этого придется расставить все по своим законным местам; для этого уже сегодня нужно и сказать, и внести во все правила:

Первое: В театрально-концертной жизни, то есть в духовной сфере, поточно-стандартные принципы неприемлемы!!! Источники духовного насыщения всегда единичны, индивидуальны, сиюминутны и неповторимы.

Второе; Музыка – не хоккей, концертные залы – не трибуны, а слушатели –не болельщики. Этого-то уж путать никак нельзя.

Третье: Отныне в наших залах невольники больше не нужны! Лучше пять слушателей, чем полк солдат или тысяча старшеклассников, принудительно организованных.

Четвертое: Все так называемые распространители билетов – упраздняются! Полностью! К искусству отныне приобщаются по доброй воле, по зову души.

Пятое: Кассовые интересы – из жизни исключить, а книги валового учета – сжечь. Именно сжечь, как скверну! Шестое, десятое, двадцатое...

Не буду продолжать параграфы этого «нового устава новой жизни». Но прийти к нему придется. Через все материальные барьеры, даже если это произойдет на руинах, на развалинах культуры. Но здесь, в этом новом уставе тогда должно быть записано одно неукоснительное требование к нам, делателям. Всякий раз под крышами наших залов и театров должно твориться истинное чудо: Дилемма перед нами жестокая. Это как Госприемка. Но третьего не дано. Не можешь сотворить Чудо – уйди. А зрители здесь ни при чем. Искусство не должно прозябать! Ни при каких обстоятельствах!

Позволю, попутно, высказать свое частное мнение по поводу театральной реформы. Если она будет крутиться вокруг хозрасчета и самоокупаемости, то есть опять-таки вокруг «шелеста купюр», то смело можно сказать: ничего не выйдет! Потому что давно известно, что служить «Богу и мамоне» – нельзя! Это во-первых. А во-вторых, если уж говорить о реформе, то в каждом театре должна быть своя реформа, то есть на 600 театров необходимо 600 реформ. Вот чего, по-моему, недопонимают реформаторы. В искусстве так называемый «обмен опытом» – неприменим!!!

***

Я начал свое выступление с изречения Екклезиаста: «Время убивать и время врачевать». В своем слове я не пытался рапортовать о наших успехах и достижениях. Напротив, я как мог стремился подчеркнуть опасность нашей ситуации, некоторые искривления и заблуждения в нашей творческой жизни. Их намного больше, чем я перечислил, поэтому итожить и обобщать свое выступление я не предполагал. Ведь я и обозначил его как «приглашение к разговору». Можно было бы мое выступление оставить разомкнутым и уйти, если бы не один эпизод из «Войны и мира», который неумолчно стучится в мою память. Это те страницы романа, где Пьер Безухов и Андрей Болконский размышляют о том, что такое счастье.

Князь Андрей говорит: что такое счастье, я не знаю, но я знаю, что такое несчастье. Несчастье же – это угрызения совести и болезни. А отсутствие таковых, по-видимому, и есть счастье.

Но обратите внимание! И Андрей Болконский, и вместе с ним автор, Лев Толстой, вкладывают в понятие «угрызение совести» только один, единственный смысл: угрызение совести перед Отечеством! Не перед женихами и невестами, не перед начальством, не перед министрами, а перед своим Отечеством!

И тут всякий раз я погружаюсь в тревожное размышление: не дай Бог, чтобы меня когда-нибудь постигло это несчастье – угрызение совести перед Отечеством...

Спасибо Льву Толстому...

Спасибо и вам, дорогие друзья.

МЕЖДУСЛОВЬЕ

Теперь же, читатель, если ты не утомился от столь длинного доклада и намерен продолжать чтение, то мне хотелось бы сделать некий поворот. Перейти от слова говоримого к слову писаному. При этом изменить тональность и жанр книги, сделав переход от публицистики к лирическим воспоминаниям, к реальным событиям моей жизни и жизни моих друзей.

Страница 5 из 13 Все страницы