Глава 9. Роль сексуальности в невротической потребности в любви

Невротическая потребность в любви часто принимает форму сексуального увлечения или ненасытной жажды сексуального удовлетворения. Этот факт вызывает вопрос, не происходит ли все явление невротической потребности в любви от неудовлетворенности половой жизнью; может быть, все это стремление к любви, к общению, к признанию и поддержке мотивируется не столько потребностью в успокоении, сколько неудовлетворенным либидо.

Так думал Фрейд. Он видел, что многие невротики страстно привязываются к другим людям, цепляются за них; и он объяснял эту установку неудовлетворенностью либидо. Но такая концепция основана на некоторых предположениях. Она предполагает, что все проявления, не сексуальные сами по себе, например, стремление получить совет, одобрение или поддержку, выражают ослабленные или «сублимированные» половые потребности. Она предполагает, далее, что доброта * В подлиннике tenderness, что означает, в разных контекстах: «доброта», «мягкость», «нежность» или «ласка». – Прим. перев.  является подавленным или «сублимированным» выражением сексуальных стремлений.

Эти предпосылки неосновательны. Чувства привязанности и проявления доброты не так тесно связаны с сексуальностью, как иногда думают. Как говорят нам антропологи и историки, индивидуальная любовь есть продукт культурного развития. Бриффо * Robert Briffault, The Mothers [Матери]. London and New York, 1927. считает, что сексуальность более родственна жестокости, чем доброте, хотя его точка зрения не вполне убедительна. Но из наблюдений, сделанных в нашей культуре, мы знаем, что сексуальность может быть без привязанности и доброты, а привязанность и доброта могут быть без сексуальных ощущений. Например, нет доказательств, что нежная привязанность, существующая между матерью и ребенком, имеет сексуальную природу. Мы можем лишь заметить – и в этом состоит открытие Фрейда – что здесь могут присутствовать сексуальные элементы. Наблюдается ряд связей между привязанностью и сексуальностью: привязанность может предшествовать сексуальному влечению; человек может испытывать сексуальные влечения, сознавая лишь чувство привязанности; сексуальные влечения могут стимулировать нежные чувства или перейти в них. Но хотя такие переходы между нежностью и сексуальностью определенно указывают на их тесную связь, лучше проявить осторожность, допустив, что существуют чувства двух разных категорий, которые могут совпадать, переходить друг в друга или заменять друг друга.

Более того, если принять представление Фрейда, что в поиске привязанности движущей силой является неудовлетворенное либидо, то трудно понять, почему у людей, половая жизнь которых с физической стороны вполне удовлетворительна, мы находим то же влечение к привязанности, со всеми описанными осложнениями – чувством собственности, требованием безусловной любви, чувством отверженности, и т.д. Поскольку такие случаи, без сомнения, встречаются, мы неизбежно приходим к выводу, что в этих случаях неудовлетворительность либидо не объясняет наблюдаемых явлений, так что причины их надо искать вне половой сферы * Такие случаи, с несомненными расстройствами эмоциональной сферы и одновременно с полной способностью к половому удовлетворению, всегда представляли загадку для некоторых психоаналитиков; хотя они не вписываются в теорию либидо, они, тем не менее, существуют. .

Наконец, если бы невротическая потребность в любви была всего лишь сексуальным явлением, трудно было бы понять различные связанные с нею явления, такие, как чувство собственности, требование безусловной любви, чувство отверженности. Правда, эти проблемы были замечены и детально описаны: например, ревность производится от соперничества с братом или сестрой, или от эдипова комплекса; требование безусловной любви прослеживается до орального эротизма; чувство собственности объясняется анальным эротизмом и т.д. Но до сих пор не было осознано, что в действительности вся совокупность установок и реакций, описанных в предыдущих главах, составляет одно целое, что все они образуют части единой структуры. Не поняв, что беспокойство является движущей силой, стоящей за потребностью в любви, нельзя в точности установить, какие условия усиливают или ослабляют эту потребность.

С помощью введенного Фрейдом метода свободных ассоциаций можно наблюдать, в процессе анализа, точное отношение между беспокойством и потребностью в любви, обращая особое внимание на колебания этой потребности у пациента. После периода совместной конструктивной работы пациент может внезапно изменить свое поведение и заявить претензии на время аналитика, домогаться его дружбы, неумеренно восхищаться им, или проявлять чрезмерную ревность, чувство собственности и досаду, что он «всего лишь пациент». Одновременно наблюдается усиление беспокойства, проявляемое либо в сновидениях, либо в ощущении перегрузки, либо в физических симптомах, таких, как понос и учащенное мочеиспускание. Пациент не замечает, что имеется беспокойство, что это беспокойство заставляет его все сильнее цепляться за аналитика. Если аналитик замечает эту связь и объясняет ее пациенту, они вместе обнаруживают, что перед такой внезапной привязанностью были затронуты проблемы, вызвавшие у пациента беспокойство; например, он мог воспринять некоторую предложенную аналитиком интерпретацию как ложное обвинение или унижение.

Последовательность реакций выглядит таким образом: возникает проблема, обсуждение которой вызывает у пациента сильную враждебность к аналитику; пациент начинает ненавидеть аналитика, представлять в сновидениях, что тот умирает; он сразу же подавляет свои враждебные побуждения, пугается и, из потребности в успокоении, цепляется за аналитика; когда эти реакции отрабатываются, враждебность, беспокойство и вместе с ними усиленная потребность в любви отступают на задний план. Возрастающая потребность в любви столь регулярно возникает как следствие беспокойства, что ее можно с уверенностью считать сигналом тревоги, указывающим на некоторое беспокойство, готовое выйти наружу и нуждающееся в успокоении. Описанный процесс никоим образом не ограничивается ситуацией анализа. Точно такие же реакции происходят в личных отношениях. Например, в браке может случиться, что муж компульсивно цепляется за свою жену, ревнует ее, как свою собственность, идеализирует ее и восхищается ею, тогда как в глубине подсознания он ее ненавидит и боится.

Преувеличенная преданность, накладывающаяся на скрытую ненависть, иногда называется «сверхкомпенсацией»; но следует иметь в виду, что этот термин дает лишь грубое описание процесса, ничего не говоря о его динамике.

Если по изложенным причинам мы не согласны с сексуальной этиологией потребности в любви, то возникает следующий вопрос: можно ли считать случайностью, что невротическая потребность в любви иногда соединяется с сексуальным стремлением, или прямо проявляется в этом виде; и существуют ли условия, при которых потребность в любви ощущается и выражается в сексуальных формах.

Сексуальное выражение потребности в любви зависит в некоторой степени от того, способствуют ли ему внешние обстоятельства. Оно зависит в некоторой степени от различий в культуре, жизненной силе и сексуальном темпераменте. И, наконец, оно зависит от того, удовлетворительна ли половая жизнь человека: если неудовлетворительна, то более вероятно, что его реакция проявится в сексуальной форме.

Хотя все эти факторы очевидны и имеют определенное влияние на реакции человека, они недостаточно объясняют основные индивидуальные различия. В данной группе людей, проявляющих невротическую потребность в любви, эти реакции меняются от индивида к индивиду. У некоторых из них контакты с другими людьми сразу же, почти компульсивно, принимают более или менее интенсивную сексуальную окраску, тогда как у других сексуальная возбудимость и активность остаются в пределах нормального ощущения и поведения.

К первой группе принадлежат мужчины и женщины, меняющие своих сексуальных партнеров. Как показывает более близкое знакомство с их отношениями, они чувствуют себя неуверенными, беззащитными, и испытывают неустойчивость, когда лишаются половых отношений или не имеют шансов обрести их в ближайшем будущем. К той же группе относятся люди с более сильным торможением, имеющие в действительности очень мало отношений, но создающие эротическую атмосферу между собой и другими мужчинами или женщинами, даже в тех случаях, когда те их не особенно привлекают. Наконец, сюда относятся также люди с еще более сильным сексуальным торможением, но с легкой сексуальной возбудимостью, компульсивно видящие в любом мужчине или любой женщине потенциального полового партнера. В этой последней подгруппе половые отношения могут заменяться – хотя и не обязательно – компульсивной мастурбацией.

В описанной группе наблюдаются большие различия в степени достигаемого физического удовлетворения. Общей чертой всех людей этой группы является, кроме компульсивного характера их сексуальных потребностей, отсутствие дискриминации в выборе партнера. Они отличаются теми же признаками, которые мы уже описали, рассматривая невротическую потребность в любви вообще. Вдобавок к этому, поразительно расхождение между их готовностью к половым отношениям. Фактическим или воображаемым, и глубоким расстройством их эмоциональных отношений к другим людям, более серьезным расстройством, чем наблюдается у среднего человека, преследуемого основным беспокойством. Такие люди не только не могут поверить в любовь, но если им предлагается любовь, она приводит их в глубокое замешательство – а в случае мужчины приводит к импотенции. В некоторых случаях они сознают свою защитную установку, а в других склонны возлагать вину на своих партнеров. В последнем случае они убеждены, что ни разу не встретили девушку или мужчину, заслуживающую их любви.

Половые отношения означают для них не только облегчение специфических сексуальных напряжений, но также единственный способ контакта с людьми. Если у человека развилось убеждение, что он никак не способен добиться любви других людей, то физический контакт служит для него заменой эмоциональных отношений. В таких случаях сексуальность оказывается главной или даже единственной связью с другими людьми, и приобретает поэтому необычайную важность.

У нескорых людей неразборчивость проявляется в отношении пола потенциального партнера; они активно ищут отношений с обоими полами, или пассивно поддаются сексуальным требованиям, независимо от того, делаются ли они лицом того же или другого пола. Первый тип нас здесь не интересует; хотя сексуальность в этом случае также служит установлению человеческих контактов, трудно достижимых другим путем, движущим мотивом является здесь не столько потребность в любви, сколько стремление к завоеванию, точнее, к подчинению других. Это стремление может быть столь повелительным, что половые различия становятся относительно безразличными. Мужчин или женщин надо подчинить, сексуальным или иным способом. Но люди второго типа, готовые подчиниться сексуальным партнерам любого пола, гонимы бесконечной потребностью в любви, и в особенности страхом потерять другого человека, отказав ему в его сексуальных требованиях, или осмелившись защищаться от таких требований, законных или нет. Они не хотят потерять другого человека, остро нуждаясь в контакте с ним.

Как я полагаю, попытки объяснить безразличные отношения с обоими полами, исходя из предположения о конституционной бисексуальности, не достигают цели. В таких случаях нет указаний на подлинное предпочтение собственного пола. Видимые гомосексуальные тенденции, так же как безразличие в отношении противоположного пола, исчезают, как только беспокойство сменяется твердой уверенностью в себе.

Сказанное выше о бисексуальных установках проливает также некоторый свет на проблему гомосексуальности. В действительности встречается ряд промежуточных ступеней между описанным «бисексуальным» типом и определенно гомосексуальным типом. В истории последнего имеются определенные Факторы, приводящие к исключению лица другого пола в качестве сексуального партнера. Конечно, проблема гомосексуальности слишком сложна, чтобы ее можно было понять с единственной точки зрения. Но я могу сказать, что никогда не видела гомосексуального человека, у которого не были бы заметны также факторы, указанные для «бисексуальной» группы.

В последние годы некоторые психоаналитики обратили внимание на то обстоятельство, что сексуальные стремления могут усиливаться от того, что сексуальное возбуждение и удовлетворение служит разрядкой беспокойства и скопившихся психических напряжений. Это механическое объяснение может быть верно. Но я полагаю, что есть также психические процессы, ведущие от беспокойства к усилению сексуальных потребностей, и что эти процессы можно распознать. Это убеждение основано на психоаналитическом наблюдении и на изучении таких пациентов, вместе с чертами их характера, проявленными вне половой сферы.

Пациент этого типа может с самого начала страстно влюбиться в аналитика, горячо требуя от него некоторой взаимной любви. Или он может держаться в течение анализа вежливо и отчужденно, перенеся свою потребность в сексуальной близости на некоторое третье лицо, служащее заменой аналитика, как это видно из его сходства с аналитиком или из того Факта, что они .отождествляются в сновидениях. Или, наконец, потребность такого человека в сексуальном контакте с аналитиком может проявляться лишь в сновидениях или в сексуальном возбуждении во время сеансов. Заметив несомненные признаки такого возбуждения, пациент часто бывает крайне удивлен, поскольку не испытывает ни влечения к аналитику, ни какой-либо привязанности к нему. В действительности сексуальная привлекательность аналитика не играет здесь заметной роли; по силе и несдержанности сексуального темперамента такие пациенты не отличаются от других, точно так же, как по уровню беспокойства. Их характерная особенность – это глубокое неверие в какую-либо подлинную привязанность. Они совершенно убеждены, что если аналитик вообще проявляет к ним какой-то интерес, то лишь из посторонних побуждений, что в глубине души он их презирает, и что он, вероятно, принесет им больше вреда, чем пользы.

Вследствие присущей всем невротикам повышенной чувствительности, реакции неприязни, раздражения и подозрительности встречаются в ходе каждого анализа; но у пациентов с особенно сложными сексуальными потребностями эти реакции образуют постоянную и жесткую установку. Они создают впечатление, будто аналитик и пациент разделены невидимой, но непроницаемой стеной. Когда они сталкиваются с какой-нибудь трудной собственной проблемой, их первое побуждение состоит в том, чтобы сдаться, прервать психоанализ. Картина, которую они представляют при анализе, точно повторяет то, что они делали всю жизнь. Разница лишь в том, что до анализа им удавалось избегать знания, насколько непрочны и запутанны были в действительности их личные отношения; легкость половых связей позволяла им скрывать от себя подлинное положение вещей, принимая свою готовность к половым контактам за благополучные отношения с людьми вообще.

Только что указанные установки столь часто встречаются вместе, что если пациент в самом начале психоанализа обнаруживает сексуальные стремления, фантазии или сновидения, относящиеся к аналитику, то я уверена в том, что найду у него глубокие расстройства личных отношений. Согласно всем наблюдениям на этот счет, пол аналитика при этом сравнительно безразличен. Пациенты, работавшие последовательно с мужчиной-аналитиком и женщиной-аналитиком, имели по отношению к обоим одинаковые графики реакций. В таких случаях было бы серьезной ошибкой принимать за чистую монету гомосексуальные побуждения, выраженные в сновидениях или иным способом.

Вообще, аналогично пословице «не все золото, что блестит», можно сказать, что «не все сексуальность, что на нее похоже». Значительная часть того, что кажется сексуальностью, имеет с нею в действительности очень мало общего, а выражает стремление к успокоению. Кто не принимает это во внимание, тот переоценивает роль сексуальности.

Человек, сексуальные потребности которого усиливаются неосознанным напряжением беспокойства, наивно приписывает интенсивность своих сексуальных потребностей врожденному темпераменту, или свободе от традиционных запретов. Он допускает при этом ту же ошибку, как люди, переоценивающие свою потребность во сне, воображая, что их конституция требует десяти часов сна или больше, тогда как в действительности их усиленная потребность во сне зависит от различных накопившихся эмоций; сон служит им средством избежания всех конфликтов. То же относится к компульсивной еде и питью. Еда, питье, сон, сексуальность – все эти жизненные потребности; интенсивность их варьирует не только в зависимости от индивидуальной конституции, но и от множества других условий, таких, как климат, наличие или отсутствие других видов удовлетворения, наличие или отсутствие внешних стимулов, степень напряженности труда, физическая обстановка. Но, кроме того, все эти потребности могут усиливаться подсознательными факторами.

Связь между сексуальностью и потребностью в любви проливает свет на проблему полового воздержания. Способность выдерживать сексуальное воздержание зависит от культуры и от индивида. У данного индивида она может зависеть от нескольких психических и физических факторов. Но нетрудно понять, что индивид, нуждающийся в сексуальности как в средстве облегчения беспокойства, оказывается особенно неспособным выдержать даже кратковременное воздержание.

Эти соображения приводят к некоторым мыслям о роли сексуальности в нашей культуре. Наша либеральная установка в отношении сексуальности вызывает у нас некоторую гордость и удовлетворение. Конечно, по сравнению с викторианской эпохой * Виктория – королева Великобритании (1837-1901). Прим. перев. положение изменилось в лучшую сторону. Люди теперь более свободны в сексуальных отношениях и более способны к удовлетворению. Последнее в особенности справедливо для женщин; фригидность не считается больше нормальным состоянием женщины, а рассматривается как недостаток. Но улучшение не столь полно, как можно было бы подумать, потому что значительная часть сексуальной деятельности служит в настоящее время не столько удовлетворению подлинных сексуальных стремлений, сколько снятию психических напряжений, а потому ее следует рассматривать не как подлинное половое удовлетворение или счастье, а как нечто вроде успокоительного лекарства.

Эта культурная ситуация отражается также в концепциях психоанализа. Одно из великих достижений Фрейда состоит в том, что в значительной степени благодаря ему сексуальности стали придавать должное значение. Но при более подробном рассмотрении оказывается, что многие явления, рассматриваемые как сексуальные, представляют собой в действительности выражение сложного невроза, главным образом, невротической потребности в любви. Например, сексуальные стремления, направленные на аналитика, обычно рассматриваются как повторение сексуальной фиксации по отношению к отцу или матери; но часто они вовсе не являются подлинными сексуальными влечениями, а попыткой установить некоторый успокоительный контакт для облегчения беспокойства. Конечно, часто пациент сообщает ассоциации или сновидения, выражающие, например, желание лежать на груди матери, или вернуться в материнскую утробу; и эти желания рассматриваются как отцовская или материнская форма «перенесения». Но не следует забывать, что такое видимое перенесение может быть лишь формой выражения нынешнего стремления к любви, или желанием спрятаться в безопасное убежище.

Если даже рассматривать стремления по отношению к аналитику как прямое повторение аналогичных стремлений к отцу или матери, это вовсе не означает, что. детская связь с родителями была сама по себе подлинной сексуальной связью. Есть много свидетельств в пользу того, что все те особенности любви и ревности в неврозах взрослых людей, которые Фрейд описал под именем эдипова комплекса, могут существовать, начиная с детства; но это случается реже, чем предполагал Фрейд. Как я уже сказала, я полагаю, что эдипов комплекс является не первичным процессом, а результатом нескольких процессов разного рода. Он может быть весьма несложной реакцией ребенка, спровоцированной сексуально окрашенными ласками, увиденными ребенком сексуальными сценами, или слепой преданностью ребенку одного из родителей. С другой стороны, он может быть результатом гораздо более сложного процесса. Как я уже сказала, в тех семейных ситуациях, которые служат питательной почвой для эдипова комплекса, в ребенке возбуждается много страха и враждебности, подавление которых вызывает беспокойство. Мне кажется вероятным, что в таких случаях эдипов комплекс происходит от того, что ребенок, в поиске успокоения, цепляется за одного из родителей. В действительности, вполне развитый эдипов комплекс, как его описал Фрейд, демонстрирует все тенденции, характерные для невротической потребности в любви чрезмерные требования безусловной любви, ревность, чувство собственности, ненависть вследствие отвержения. В таких случаях эдипов комплекс не является, следовательно, первоначальной причиной невроза, но сам оказывается невротическим образованием.

Страница 10 из 16 Все страницы