Глава 4 Практика как предпосылка

До похода на Рим

Первенство дела над доктриной, которое так часто провозглашал фашизм, есть лишь отражение того примечательного факта, что, независимо от мнений и намерений Муссолини, фашизм навсегда остался связанным с его определенными первыми действиями. Эти действия не были совершены по приказу и не исходили еще от установившейся организации, но наложили на облик фашизма определенный отпечаток, и этот облик продолжал развиваться более автономно и убедительно, чем любой пункт доктрины. В известном смысле практика предшествовала в фашизме организации, и даже импульсу центрального руководства. Но, разумеется, эта практика была не “actus purus” * «Чистым действием» (лат.) , а реакцией на определенные ситуации человеческой группы с однородным типом мышления и ощущения. Ситуацией, вызвавшей фашистскую практику, было послевоенное революционное беспокойство в Италии, “большевизм”. Это волнение угрожало экономическим, моральным и духовным позициям, которые недостаточно назвать словом “буржуазные”. Оно имело крайне разнообразные аспекты, и в своих основных чертах может быть описано еще как фаза антифеодальной революции. Партии буржуазного центра пытались поэтому разобраться в событиях, использовать их и направлять. Напротив, наименее буржуазные маргинальные слои буржуазии, бывшие офицеры, солдаты элитарных подразделений и студенты, по своей природе были наиболее склонны считать все революционное большевистским и устранять его прямым нападением; естественно, они стали называть свое поведение “настоящей” или “подлинной” революцией.

Таким образом, фашизм, вследствие самой практики своей начальной фазы, получил гораздо более однозначное и неразборчивое антибольшевистское направление, чем это соответствовало убеждениям Муссолини. При этом некоторые характерные черты практики фашизма меньше всего зависят от его истории; напротив, эта практика – главный элемент, определяющий его историю.

23 марта 1919 года состоялось тщательно подготовленное собрание, основавшее фашистское движение и принявшее его программу, но более характерными для фашистской практики, более определяющими для будущего фашизма были спонтанные события, происшедшие в Милане три недели спустя.

15 апреля, вследствие всеобщей забастовки протеста, было два собрания – собрание бастующих рабочих на Арене и контр-демонстрация “патриотов” на Соборной площади. Рабочие, в согласии с профсоюзами и с Социалистической Партией, приняли решение возобновить работу на следующий день. Анархисты в знак протеста покинули собрание; к ним примкнули различные элементы из толпы и молодые парни, и они направились на Соборную площадь. Несколько сот патриотических демонстрантов, большей частью бывших фронтовиков, решительно набросились на них, действуя на военный лад; они легко одержали верх над беспорядочной и беспомощной толпой. На мостовой остались четверо мертвых и тридцать раненых. “Патриоты”, приученные использовать результаты победы, направились теперь к зданию Аванти!, захватили его, разрушили мебель и машины, а остальное подожгли. Победа была одержана, противник был уничтожен; недоставало лишь торжества. Колонна – «офицеры и солдаты всех родов войск, студенты, рабочие – направляется под черными знаменами Ардити и несколькими трехцветными знаменами к местопребыванию Пополо д’Италиа. Вызывают Муссолини; когда он появляется на балконе, толпа устраивает ему «бешеную овацию» и не успокаивается, пока он не произносит несколько слов.

Очевидно, что эти действия не были организованы, поскольку вначале они были лишь реакцией на непредвиденные действия противника. Но «патриоты» имели огромное преимущество – в них еще живы были военные навыки порядка и повиновения, а также привычка переходить в контратаку. Это была не бездумная спонтанность большинства социалистических и коммунистических демонстраций. Несомненно, некоторые люди тут же приняли на себя руководство, и среди них прежде всего бывший капитан Ардити Ферруччо Векки, хвалившийся впоследствии, что его первым трудом была не книга, а действие – разрушение Аванти! Но с этой оговоркой все происшедшее было спонтанным поведением толпы. Нет доказательства, что Муссолини организовал эти события, или даже участвовал в них. Но его газета стала рупором Ардити, и таким образом он неразрывно связал свое имя с первым радикальным контрреволюционным действием в Италии.

Противодействие, далеко выходящее за пределы своего первоначального повода и испытывающее потребность в торжестве и самовосхвалении – такова основная картина фашистской практики: это экспедиции наказания с песнями и знаменами. Такая практика может обходиться почти без организации, и вовсе не нуждается в центральном руководстве; но она может быть действенной лишь во вполне определенных условиях.

Нельзя сказать, чтобы ранний фашизм был вовсе лишен организации. Собрание, основавшее это движение, ограничилось выбором Giunta esecutiva * Исполнительного комитета (джунта, итал.) (куда вошли, в частности, Муссолини, Векки, Микеле Бьянки, Марио Джампаоли). Но уже вскоре начали поступать отчеты пропагандистов, старавшихся распространить сеть fasci (связок) на всю Италию. Для развития работы были назначены две комиссии, commissione propaganda e stampa * Комиссия по пропаганде и печати (итал.) , (куда вошли, в частности Муссолини, Маринетти, Бьянки) и commissione amministrativa * Административная комиссия (итал.) (главным членом которой был Джованни Маринелли). Место джунты вскоре занял Центральный комитет, органами которого были исполнительная комиссия и генеральный секретарь (вначале Умберто Пазелла). Связь между центром в Милане и отдельными фаши в стране была слабой; в первое время из недостатка организации делали даже добродетель, гордо противопоставляя свое разнообразие и бессистемность “строго упорядоченным организациям с их членскими билетами”. На первом национальном конгрессе во Флоренции (октябрь 1919 года) приводилось число фашистов в 40000, число уже устроенных фаши 100, и столько же находящихся в ходе организации. Но даже через год число фаши не увеличилось, хотя, начиная с лета 1920 года, Муссолини говорил о “гордом развитии” фашизма; поэтому к приведенным числам надо относиться осторожно. Во всяком случае, в течение полутора лет после основания фашизма, несмотря на некоторые первоначальные успехи, продвижение фашизма невелико, его организация рудиментарна, центрального руководства почти нет, а устава нет вообще.

Единственное значительное, бросающееся в глаза средоточие власти в фашизме – это Пополо д’Италиа; еще в середине 1920 года фашизм – это движение вроде Аксьон Франсэз, имеющее своим центром газету, причем руководитель газеты занимает доминирующее положение, институционно не закрепленное партией. Второй фактор, усиливающий позицию Муссолини, состоит в том, что миланский фашо намного значительнее всех других; например, фашо Феррары насчитывает летом 1920 года всего лишь 40 человек, и обычные горожане не отличают его от других союзов и групп.

В общем, почти до конца 1920 года фашизм влачил свое существование без сильной организации, без заметного руководства, без впечатляющего стиля. Из всех элементов его основной картины прежде всего получил удивительное развитие его стиль. Но первый импульс к развитию этого стиля пришел не из рядов фашистов.

Его размах, огонь и словесные формулировки произошли из предприятия д’Аннунцио в Фиуме. В этом “città olocausta” * «Городе-жертве» (итал.) в совместной жизни команданте и тысяч легионеров сформировался новый стиль жизни и речей.

Уже во время войны поэт изобрел боевой клич “Eia, eia, eia, alalà” * Eia – «да ну, неужели» (итал.), alalà – бессмысленный набор звуков ; теперь он прибавил к нему подсказывающий вопрос, адресованный толпе: “A chi Fiume?” (“la forza? L’Italia?”) * «Кому принадлежит Фиуме?» (Кому принадлежит «сила? Италия?») (итал.) , на который следовал единогласный ответ “A noi!” * «Нам!» (итал.)

“Gaglardetti”(остроконечные флаги) несли перед подразделениями легионеров, черепа и скрещенные кости угрожающе смотрели с их черных рубашек. Все они приветствовали друг друга поднятой рукой, носили кинжалы и обещали враждебному правительству в Риме, что с кинжалами и гранатами возьмут штурмом Квиринал. Или они пели:

“I nostri bersaglieri con Ceccherini in testa

Andranno da Cagoia e gli faràn la festa” * «Наши стрелки с Чеккерини во главе Пойдут к Кагойа  и зададут ему трепку» (итал., имеется в виду Нитти)

Их подразделения носили странные имена-заклинания: “Disperata” * «Отчаянная» (итал.) , “Me ne frego” * «Мне наплевать» (итал.) и т.п. Они хором обращались к “командиру”, заверяя его в своей верности и преданности:

“Quando vorrà il comandante,

Dove vorrà il comandante!

Uno per tutti, tutti per uno”. * «Когда захочет командир, Где захочет командир! Один за всех, все за одного». (итал.)

Но наибольшее впечатление производили спектакли больших народных собраний, когда чуть ли не  все население стекалось на площадь перед дворцом командира (часто в ярких цветных одеждах, выстраиваясь в буквы для снимков с воздуха), и когда одурманивающие речи поэта приводили народ и солдат в состояние дионисийского экстаза, и возглас “Italia o morte!” * «Италия или смерть» (итал. , издаваемый тысячами голосов, доносился через залив до осаждающих войск на другом берегу.

Все эти элементы вскоре присвоил себе фашизм, и лишь в более обширных масштабах всего государства и социальной борьбы они приобрели свою высшую действенность. Это приблизительно совпало с тем моментом, когда угасание революционного движения доставило фашизму его решающий шанс. Но большие победы над отступающим врагом не могли быть достигнуты по образцу спонтанных миланских событий. Для местных организаторов настал их звездный час.

В начале мая 1920 года в Триесте были сформированы первые squadre d’azione * Отряды действия (итал., squadra – армейское отделение) : это было крупнейшее открытие фашизма. Самые подходящие члены фашо соединялись в маленькие подразделения, с более или менее примитивным вооружением, и по заранее составленному плану систематически использовались для нападений на “внутреннего врага”. Высшее руководство принадлежало правлению триестского фашо, в то время самого сильного в Италии и возглавляемого своей джунтой. Действия скоро распространились на всю область Венеция-Джулиа, и отдельные фаши с готовностью помогали друг другу даже без прямого приказа. Именно в этой пограничной области с ее борьбой национальностей фашистские скуадри стали определенным образом рассматриваться как буржуазная милиция и вспомогательная полиция; это особенно подчеркивало их агрессивный характер и, разумеется, облегчало их вооружение. Каждая скуадра имела тщательно и любовно выбранное имя (“Disperata” * «Отчаянная» (итал.) , “Disperatissima” * «Самая отчаянная» (итал.) ,’Lupi Neri” * «Черные волки» (итал.) и т.д.); каждая по возможности обзаводилась собственным “gagliardetto” * “Флажком” (итал.) , который вскоре стал рассматриваться как религиозный объект (отсюда требование, чтобы сограждане оказывали ему почести). Излюбленными символами, изображаемыми на “флажках”, были ликторские связки и черепа (“teschio”).

Есть много изображений таких скуадри (особенно у Кьюрко). На них большей частью видны группы от 10 до 25 человек с решительными лицами; часто они держат в руках дубинки и пытаются имитировать нечто вроде однотипного обмундирования. Большей частью это, очевидным образом, бывшие фронтовики, но часто можно увидеть и совсем молодые лица. Бросается в глаза множество учащихся и офицеров, так что общее впечатление нередко до иллюзии напоминает немецкие студенческие корпорации. При виде этих изображений кажется непонятным желание Муссолини выдать фашизм за левое движение.

Точно так же возникает и действует воинствующее фашистское движение в Болонье, а затем и в других частях Италии. Нигде не обходится без организации; но это делают местные главари, не очень спрашивая Милан. Здесь закладывается основа власти «расов», и некоторые их них до самого конца фашизма остаются бесспорными хозяевами своих «местных сил» (особенно Фариначчи в Кремоне). В Болонье приобретает популярность черная рубашка: первоначально это было не что иное, как рабочая рубашка браччанти в Эмилии, тех самых поденщиков, Лиги которых разрушали экспедиции наказания, а руководителей их убивали или избивали. Болонья была также первым городом, где победа фашистов была отпразднована в широких масштабах, и празднество должно было увенчать присутствие единственного из фашистов, уже имевшего имя – Муссолини.

Это торжество, состоявшееся 3 апреля 1921 года, носит уже все черты фашистского стиля и потому заслуживает рассмотрения.

По поводу праздника одной партии во всех окнах главных улиц Болоньи были вывешены флаги Италии. Согласно пристрастным, но все же правдоподобным сообщениям, с раннего утра большие массы людей вышли с радостными лицами на улицы. Участники войны гордо несли свои ордена. Непрерывно раздавались шаги марширующих колонн. Со всех сторон раздавались песни, возгласы “Evviva l’Italia” * «Да здравствует Италия!» (итал.) Один за другим прибывают на вокзал поезда с иногородними фашистами, их приветствуют звуки оркестров. После полудня формируется большая колонна для приема Муссолини. Впереди нее двадцать разукрашенных автомобилей, за ними следует батальон велосипедистов из 300 человек, сопровождаемый по бокам мотоциклами с колясками. Затем идут четыре батальона пехоты; каждая рота носит имя какого-нибудь национального героя, и толпа их оживленно приветствует. Когда прибывает поезд Мусолини, раздаются звуки Giovinezza * «Джовинецца» («молодость», итал., название песни) , и все «флажки» и знамена склоняются в его честь. Из десятков тысяч уст возносится к небу “Alalà!” Молниеносным маневром “Compagnia Mussolini”  * «Рота Муссолини» (итал.) окружает автомобиль, куда садится кондотьере с сопровождающими его лицами. К шествию присоединяются бесчисленные ряды фашистских подразделений. Во всех домах, на всех тротуарах раздаются ликующие возгласы народа. Муссолни с энтузиазмом приветствуют как “Duce” * «Дуче» (итал.) и “Salvatore d’Italia” * «Спасителя Италии» (итал.) . От Палаццо д’Аккурсио доносится звук большого колокола, и на обширной площади, стоя в автомобиле, Муссолини принимает парад своих частей.

Конечно, нелепо было бы предполагать, что «вся» Болонья принимала Муссолини таким образом, поскольку всего лишь за несколько месяцев до этого большинство населения голосовало здесь за социалистов. Но еще нелепее было бы верить, что всю эту «атмосферу» восторженного согласия могли создать террористические действия нескольких сот человек. Чтобы партия, почти неизвестная шесть месяцев назад, могла встретить такое одобрение, должны были быть не только поставлены под угрозу значительные интересы, но и затронуты глубокие чувства. Болонья была итальянской «Москвой»: здесь в присутствии мэра провозгласили «Совет», здесь не разрешили вывешивать национальное знамя. Теперь невозможная революция пролетариата сменилась возможной контрреволюцией тех, кому она угрожала. В ней отразился фашистский стиль, который никогда не был подлиннее, чем здесь, потому что не было еще впечатляющего влияния великого имени и государственной власти, позволявших произвольно манипулировать также энтузиазмом. Здесь сама собой вздымалась волна, на которой фашизм шел к своим целям, и которую ему впоследствии приходилось снова и снова искусственно вызывать. У этого стиля есть свои законы. Партия, желающая ими пользоваться, никогда уже не может от них отказываться.

И потому внимательный наблюдатель Муссолини мог бы, вероятно, предсказать, что он должен проиграть свою борьбу с Гранди и другими «расами», потому что партия этого рода не могла довольствоваться ролью одной из многих партий, просто «вразумляя» своих противников.

Но, с другой стороны, Гранди и ему подобные тоже могли понять, что этот стиль настоятельно требовал одного человека, сосредоточивающего на себе все почести и всю веру. Если Гранди оказался прав со своей тенденцией к тотальности, то Муссолини оказался прав со своей (впрочем, развившейся лишь позже) волей к партии, то есть к центральному руководству и дисциплине.

Первый заслуживающий внимания результат импульса руководства – это программа и устав, принятые Съездом в Риме в декабре 1921 года. Они были еще несовершенной, но основной предпосылкой развития партии дуче. Поэтому они тоже заслуживают внимания.

Statuto-Regolamento Generale del Partito Nazionale Fascista * Общий устав-регламент национальной фашистской партии (итал.) устанавливает в качестве главного руководящего органа Центральный Комитет, в который входят члены партийной директории и по одному представителю регионов Италии. Он считается вполне демократическим, как “непосредственное выражение воли членов партии”, поскольку выбирается на ее национальных съездах. Сверху Центральный Комитет возглавляет директория и, в частности, генеральный секретарь; снизу же каждый местный представитель заведует провинциальными союзами, входящими в соответствующий регион. Директория состоит из 11 членов, включая генерального секретаря. Ранговые отношения внутри директории в уставе не указываются; тем более нет речи о каком-то “дуче”; впрочем, имя Муссолини фактически всегда называется первым, и то обстоятельство, что генеральный секретарь – верный Микеле Бьянки, укрепляет его власть.

Партия строилась из отдельных фаши – партийных секций, которые можно было основывать везде, где число членов было не менее 20. Фаши также имели директорию и политического секретаря. Они были подчинены строгой дисциплине, но повторные и усиливавшиеся требования, чтобы они сообщали о своем учреждении, показывают, насколько самостоятельны они были до тех пор. В пределах провинции все фаши должны были объединяться в провинциальные федерации. Эти федерации также имели директории и политических секретарей (впоследствии знаменитых “federale” * «Федеральных» (итал.) , соответствовавших немецким гауляйтерам).

Для структуры фаши особенно характерно то, что они, по крайней мере номинально, тождественны со squadre di combattimento * «Боевыми отрядами» (итал., squadra – отряд) . Каждый фашо образует из своих членов одну (или несколько) скуадри. Деление скуадристов на “principi”  * От лат. principes –  слодаты второй линии, после копьеносцев (hastates) и “triari” (резерв) * От лат. triarii – солдаты третьей линии (резерв) учитывает различия в возрасте и физической годности; но в принципе между партией и ее боевыми частями нет никакого различия; поэтому итальянская фашистская партия с самого ее начала была милитаризирована намного сильнее НСРПГ. Вначале скуадри также организуются «снизу» по демократическим принципам: их члены выбирают своего командира. Все скуадри имеют собственные «флажки»; в высшей инстанции они подчиняются “Ispettorato Generale” * «Генеральной инспекции» (итал.). , входящей в генеральный секретариат. (Отсюда происходит примечательная двойственность подчинения, особенно проявившаяся во время похода на Рим).

Другое весьма своеобразное явление в рамках отдельных фаши – это так называемые Gruppi di competenza * Группы квалификации (итал.) . Они включали людей, профессионально занятых на важнейших общественных работах (железные дороги, почта, трамваи, электрические и водопроводные станции и т.д.), а также других специалистов. В основе лежало здесь, конечно, намерение подавить забастовки; в национал-социалистской партии эти структуры также не имели параллелей. Итальянская фашистская партия была не только сильнее милитаризирована, но и сильнее “этатизирована” * «Огосударствлена» (итал.) .

В отличие от Германии, в партию непосредственно входили женщины (Gruppi femminili * Женские группы (итал.) ), студенты (Gruppi universitari * Университетские группы (итал.) ) и молодежь ( Avanguardie giovanili fasciste * Фашистский молодежный авангард (итал.) ). В целом это, несомненно, устав партии, желающей “управлять Италией”. Если в исходной форме фашистской практики нельзя не видеть тенденций к экспансии и возрастанию, то организованная на этой основе партия сохранила эти черты, взяв на себя задачи, в нормальных условиях свойственные государству. Не надо большой проницательности, чтобы предположить, что демократические составные части этого государства – всего лишь реликты его хаотического начала и скоро уступят место расширенным правам руководства.

Раньше всего это развитие проявилось, конечно, в “военном секторе”. Direttive per l’organizazzione delle squadre fascisti * Директивы по организации фашистских отрядов (итал.) , созданные в начале 1922 года, еще соответствуют уставу, дополняя его лишь в ряде подробностей. Но подчеркивается уже иерархический принцип построения, в значительной мере воспроизводящий под римскими терминами строение армии. Каждая скуадра (от 20 до 50 человек) делится на squadriglie * Маленькие отряды (итал.) из четырех человек род командованием сaporale * Капрала (итал.) , четыре скуадри образуют сenturia * Центурию (итал.) , под начальством сenturione * Центуриона (итал.) (капитана), четыре центурии составляют когорту под командованием seniore * Старшего (итал.) (майора), наконец, от 5 до 9 когорт образуют легион , под командованием сonsole   * Консула (итал.) ( полковника). Решающее значение имеет тот факт, что все должности – выборные, с тем ограничением, что высших офицеров выбирают лишь другие офицеры.

Через несколько месяцев в Regolamento di disciplina pеr la milizia fascista Регламенте дисциплины фашистской милиции (итал.) {end-tooltip} (начало октября 1922 года) ранговый порядок был подчеркнут еще сильнее, а выборность была полностью отменена. Члены милиции должны “слепо, почтительно, абсолютно повиноваться” своим начальникам. Они должны выполнять свою службу с “глубоким мистицизмом”, и от них отчетливо требовалось стремление к абсолютному правосудию, “также вне и всегда свыше писанного и формального закона”. Чтó понималось здесь под абсолютным правосудием, не вызывает сомнений, поскольку осуждаются все те, кто из ложной человечности не применяет к внутреннему врагу Италии принципа "око за око, зуб за зуб”, а предателям угрожают “самые тяжелые наказания”. Таким образом, эта группа вооруженных людей создает себе свою собственную мораль, собственный кодекс наказаний, и почти нарочито противопоставляет их законам государства. Неудивительно, что у нее есть собственные знаки отличия (золотые медали, отличия за ранения и т.д.), собственные церемонии (например почитание “флажков”), что главное командование имеет собственные “fogli d’ordine” (ведомости), и, наконец, что вся Италия открыто делится на военные «зоны». В этой атмосфере демократический выбор руководителей уже невозможен, и поэтому отчетливо устанавливается: «Руководители выбираются высшими уровнями власти и назначаются в подразделения фашистской милиции…»

Таково было положение вещей незадолго до похода на Рим. Само собой разумеется, государство, видящее, что в нем развивается такой псевдогосударственный организм, должно либо ампутировать его, либо стать его жертвой, как человек, погибающий от раковой опухоли. Но самое удивительное, что во главе этой организации стоял генерал, и что само государство влило в нее живую кровь, поощрив или по крайней мере не препятствуя участию в ней своих офицеров.

Понятно, что в профсоюзной области распространение фашизма встретилось с несравненно бóльшими трудностями. Хотя Муссолини уже очень рано провозгласил “Sindicalismo Nazionale” * «Национальный синдикализм» (итал.) , хотя у него было много друзей среди руководителей наименьшей из трех профсоюзных организаций, “Unione italiana del Lavoro” * Итальянскй союз труда (итал.) , и в особенности Эдмондо Россони, еще в конце 1921 года фашизм в этой области почти не имел успехов; наконец, Россони покинул свою прежнюю организацию и полностью посвятил себя построению фашистского синдикализма. Но гораздо важнее речей на съездах было возникновение первого фашистского синдиката.

Местом действия этого события, описанного Кьюрко, была деревня Сан-Бартоломео ин Боско в провинции Феррара, еще красной в начале 1921 года. Там подвергся «бойкоту» местной Лиги, по возвращении с войны, фронтовик Альфредо Джованни Боско, сын землевладельца; он принял вызов и послал Лиге форменное “объявление войны”. Вначале он основал вместе с несколькими товарищами кружок фронтовиков. Под давлением бойкота его пришлось распустить. Через некоторое время Вольта устроил в том же месте монархический кружок “Patria e Libertà” * «Родина и свобода» (итал.) . Но и этот кружок не выдержал враждебности Лиги. На третий раз молодой человек основал уже фашо. Между тем, общая ситуация изменилась, слух о деяниях фашизма проник в деревню, и обнаружилось недовольство Лигой. Теперь юстиция начинает также энергично преследовать “сapolega” * «Главу Лиги» (итал.) , и Вольта со своими сторонниками одерживает верх: Лига превращается в “sindacato fascista”  * «Фашистский синдикат» (итал.) , она сохраняет свое местопребывание, свое строение и своих людей; меняется лишь знамя и руководство.

Подобные же события происходили в течение 1921 года в бесчисленных местах. Наступление фашизма исключило из деятельности лидеров местных профсоюзных организаций, и лишенные руководства массы в некотором смысле встали под “защиту” фашистов, которым лишь осталось выполнить задачу “inquadramento” * Здесь: «наведения порядка» (итал.) . История самым ясным образом демонстрирует предпосылки фашистского синдикализма: это результат борьбы непрофсоюзных сил; он предполагает с самого начала пассивность членов новой организации, которая в самой милиции была достигнута лишь после трудной борьбы. Гораздо больше фантазии фашизм проявил в разработке своего стиля. Уже очень рано Муссолини подчеркивает важность “lato coreografico e pittoresco” * «Хореографической и живописной стороны» (итал.) То, что в апреле 1921 года в Болонье было еще в значительной степени спонтанным порывом после необычных событий, через полтора года в Кремоне было с начала до конца организованным, легко повторяемым спектаклем, с мундирами (даже для женщин), с торжественно развивающимися знаменами, с парадом колонн, проходящих с поднятой рукой перед дуче, приветствующим их таким же образом, с призывом к павшим (“appello dei martiri”  * «Призывом к мученикам» (итал.) и, наконец, с восхвалением Муссолини (“nostro amato capo e maestro” * «Наш любимый вождь и учитель» (итал.) ). Сколько рассчитанного знания и холодной режиссуры было уже тогда на вершине руководства, видно, например, из относящегося к тому же времени замечания Муссолини: “Демократия лишила народную жизнь ее “стиля “ – линии поведения, цвета, силы, живописного, неожиданного, мистического – всего того, что важно для настроения масс. Мы играем на всех струнах лиры, от насилия до религии, от искусства до политики”.

Впрочем, как раз эту сторону стиля изобрел вовсе не Муссолини. Он, в отличие от Гитлера, даже не делал набросков эмблем и знамен. Он лишь номинально создал движение и лишь изредка произносил большие речи перед народом. На чем же было основано его положение вождя, которое он смог быстро восстановить после большого кризиса, и которое позволило ему летом 1922 года отдавать приказы весьма разнообразным “расам”, хотя он лишь номинально создал движение и лишь изредка произносил большие речи перед народом? Если отвлечься от неоспоримого личного превосходства и способности увлекать людей, для этого можно привести три причины: его положение руководителя старейшей и важнейшей партийной газеты, его ведущую роль в парламентской фракции и чисто локальные амбиции большинства “расов”. Импульс руководства партией, исходивший от Муссолини, нельзя представлять себе тоталитарным, или просто диктаторским. Например, централизация была навязана самим ходом событий, а работа по ее практическому осуществлению была большей частью делом Бальбо и Бьянки. Все большие события 1922 года планировались и возглавлялись другими, включая и самый поход на Рим.

Если принять во внимание, какой масштаб приняла между тем организация (scuola di propaganda e cultura fascista * Школа фашистской пропаганды и культуры (итал.) в Милане, кавалерийские части, группы летчиков, местная фашистская тайная полиция и т.д.), то можно утверждать, что хотя в момент захвата власти Муссолини мог считаться господином своей партии, эта партия все же была сильнее его, поскольку она была, ввиду своей структуры, более однозначной и тоталитарной по своему курсу. 

Страница 18 из 21 Все страницы