После захвата власти (до 1931 года)

Если можно держаться мнения, что 28 октября 1922 года не было решающим моментом в развитии политических концепций Муссолини, то для партии с походом на Рим начинается новый период. Процессы, определяющие ее развитие, можно проще всего описать как обособление, экспансию и иерархизацию.

Она обособляется от групп, с которыми до этого жила в некотором симбиозе, например, с масонами. По заслуживающим доверия сообщениям, масоны поддерживали фашизм крупными суммами денег и, во всяком случае, еще в 1923 году в большом фашистском совете заседало не менее пяти масонов. Это, с одной стороны, доказывает “национальный” характер итальянского масонства, а с другой – первоначальную близость фашизма к либеральным воззрениям. Но для фашизма важнее была дружба с церковью; поэтому Муссолини мог продемонстрировать собственную политическую последовательность в желательном для церкви смысле, декретировав в начале 1923 года несовместимость членства в НФП * Национальной Фашистской Партии с масонством:.члены большого совета, которых это касалось, ушли в отставку. Для столь могущественного в прошлом итальянского масонства это решение практически было смертным приговором.

Только либералы, столь решительно поддерживавшие фашизм, очень быстро увидели, каждый в отдельности, стоявшую перед ними альтернативу. Джованни Джентиле, вступивший в правительство Муссолини еще в качестве либерала, скоро перешел к фашистам; значительное число либералов, избранных на выборах 1921 года по спискам “blocco nazionale” * Национального блока (итал.) , не было снова включено в кандидаты в 1924 году; немногие оставшиеся кандидаты были всего лишь прикрытием и попутчиками фашистов. Три влиятельных экс-премьера, Джолитти, Орландо и Саландра, перешли в оппозицию лишь после 3 января 1925 года (но не пошли на Авентин); однако, уже в 1924 году отделение фашизма от его либеральных приемных родителей было завершено.

Еще раньше и радикальнее было выяснено отношение к националистам. Если можно с полным основанием говорить об идеологической победе национализма над еще не определившимся и нащупывающим свой путь фашизмом, то, напротив, организация национализма была просто заживо проглочена в ходе слияния (начало 1923 года), которое в действительности было аннексией. Не уцелела даже Идеа Национале, через некоторое время объединенная с Трибуной.

Точно так же, в 1923 году было устранено соседство пополари, состоявшее лишь в том, что они входили в правительство.

Еще до убийства Маттеотти фашистская партия избавилась от большинства тех неопределенных отношений с поддерживавшими ее силами, которые были характерны для ее юности: она приобрела вполне своеобразные очертания.

Конечно, этот процесс обособления не был тотальным, да и не мог быть по своим предпосылкам. Напротив, он происходил наряду с ярко выраженным примыканием к более сильным и более старым общественным силам: монархии (армии), церкви, крупной индустрии. Это примыкание вовсе не означало потерю самостоятельности, а выражалось в готовности к компромиссу.

Готовность к компромиссу весьма отчетливо проявилась во всех важнейших секторах фашистской экспансии.

Учреждение милиции (Milizia Volontaria per la Sicurezza Nazionale, MVSN * Добровольной милиции национальной безопасности (итал.) ) выражало одну из самых неизбежных жизненных потребностей фашистского режима; вместе с тем оно означало просто чудовищное вторжение в область, казалось, относившуюся к компетенции армии. Наряду с несколькими сотнями тысяч солдат теперь было (номинально) большее число вооруженных и организованных людей, имевших собственное верховное командование, особое обмундирование и, прежде всего, приносивших присягу верности лишь вождю партии и главе правительства. Но армию успокоили тем, что офицерами милиции почти везде были назначены отставные армейские офицеры, и в особенности тем, что в случае мобилизации предусматривалось «поглощение» милиции армией. Таким образом, милиция была неоценимым способом обеспечения для сверхштатных офицеров, тем более, что у армии были лишь небольшие зачатки собственной подготовки и карьерного  продвижения офицеров, и что, в особенности, милиция не располагалась в казармах. Казалось, здесь не было угорзы самостоятельного и потенциально опасного развития. Впрочем, кроме “Moschettieri di Mussolini” * «Мушкетеров Муссолини» (итал.) , подразделения, обеспечивавшего охрану дуче, было еще возраставшее число “battaglioni CCNN” (Camicie Nere”) * «Батальонов CCNN” («черных рубашек») (итал.) , находившихся в первое время в распоряжении военного командования в качестве чего-то вроде легкой пехоты. Два легиона профессиональных чернорубашечников уже в ранний период воевали в Ливии, в качестве “Milizia Coloniale” * «Колониальной милиции» (итал.) , а кроме того был учрежден целый ряд специальных милиций (“Milizia Forestale, Stradale, Confinaria, Ferroviaria, Postelegrafonica, Portuaria, Universitaria” * Милиция лесная, дорожная, пограничная, железнодорожная, почтово-телеграфно-телефонная, портовая, университетская» (итал.) .

Если в начале тридцатых годов эти зачатки угрожающего армии развития не проявлялись сильнее, то это было связано, с одной стороны, с основными условиями мирного времени (точно так же, в национал-социалистской Германии были лишь зачатки Ваффен-СС); с другой стороны, причину можно искать в последствиях кризиса после убийства Маттеотти, вынудивших Муссолини заставить милицию присягнуть королю и (временно) назначить армейского генерала ее командиром. Если, таким образом, облик милиции вначале определялся некоторым двойным компромиссом, то очень скоро обнаружилось, что это просто вспомогательная политическая полиция для подавления революционеров.

Амбивалентен был и фашистский синдикализм. Россони, усвоив старые планы создания “sindacati misti” * «Смешанных синдикатов» (итал.) , хотел собрать работодателей и работников в единую большую “сonfederazione” * «Конфедерацию» (итал.) . Промышленники, превосходно организованные в могущественной “Confederazione dell’Industria” * «Конфедерации Индустрии» (итал.) , по понятным причинам были против этого предложения. Муссолини принял решение в их пользу. Практически фашистский корпоративизм свелся к тому, что работодателям навязали в качестве представителей фашистских чиновников, и это представительство, под воздействием государства, соединилось с почти неизменным представительством самих промышленников. Нетрудно видеть, что при этом все преимущества оказались на стороне работодателей. Не известно случаев какого-либо сопротивления с их стороны; между тем, фашистские синдикаты работников приходилось поддерживать удивительными приемами: например, введением различия между «законно признанными» и “фактически существующими» организациями, причем лишь законно признанные (то есть фашистские) профсоюзы имели право заключать коллективные договоры, обязательные для всех(!). Таким образом, принуждение и приманки были соединены в оружие, которому не могла противостоять даже столь мощная прежде CGL * “Сonfederazione Generale del Lavoro” (Всеобщая Конфедервция Труда, итал.) . Этим Муссолини освободил Италию от всех трудовых конфликтов – неудивительно, что его поддерживали промышленники. И все же, эта по-видимому столь удобная система, устранившая вместе с социальным беспокойством важнейший источник прогресса и контроля в капиталистическом способе производства, вместе с тем несла с собой и прямые серьезные опасности для хозяев экономики. В самом деле, третейский суд, которому они были подчинены, в действительности принадлежал не «государству», а партии, и в последней инстанции Муссолини. Тем самым, борьба различных влияний вовсе не прекратилась, а была изъята из поля зрения общественности и рационального рассмотрения. В партии всегда было левое крыло, и Муссолини редко отказывался от “антибуржуазных” высказываний. Только война избавила этих хитроумных промышленников от ответа на робкий вопрос, не променяли ли они дьявола на Вельзевула.

Не исключено, что отступление перед церковью было связано с переменой убеждений Муссолини, хотя его фундаментальное неверие не вызывает сомнений. Эта перемена была уже предпосылкой захвата власти; она была особенно подчеркнута школьной реформой Джентиле, в значительной степени оставившей в руках церкви народную школу, и нашла свое завершение в Латеранских соглашениях. Но Муссолини не уступил в вопросе о внешкольном образовании, тоталитарно предоставив его фашистской партии: он не выносил католических “бойскаутов”, стоявших вне Balilla * «Балилла» детская фашистская организация, от прозвища мальчика, отличившегося в войне с Австрией . Точно так же он не уступил в вопросе о церковном участии в областях, граничащих с политикой (“Католическое Действие”), впрочем, предоставив секретарю партии Джурати выражать наиболее резкие угрозы и на некоторое время пробудить к жизни скуадризм. При этих обстоятельствах трудно судить, кому Латеранские соглашения принесли бóльшие выгоды: если, с одной стороны, дело обстояло так, что даже экстремисты не отожествляли “fascistizzazione”  * «Фашизацию» (итал.) c уничтожением церкви, то, с другой стороны, церковь не препятствовала намерению партии охватить все население своей пропагандой и воспитать его с своем духе. Даже в бурный период кризиса после убийства Маттеотти партия не отказалась от дальнейшего развития своих новейших организаций, таких, как Balilla и Dopolavoro * «После работы» (итал.; название организации для развлечений и спорта) .

К началу 1927 года партия окончательно избавилась от всех конкурентов в области политики, и построение ее организации было в основном завершено. К ядру fascisti * «Фашистов» (итал.) присоединились равные по партийному рангу женские и юношеские организации (Fasciste * «Фашистки» (итал.) , Avanguardisti * Авангардисты (передовые бойцы, итал.) , Balilla, Giovani Italiane * Итальянская молодежь (итал.) , Piccolo Italiane * Маленькие итальянцы (итал.) , Universitari fascisti * Университетские фашисты (итал., студенческая организация) ); далее следовали организации, также прямо подчиненные партийной директории, Associazione nazionali fascisti * Национальные фашистские ассоциации (итал.) (pubblico impiego  * Общественные работы (итал.) , insegnanti * Преподаватели (итал.) , ferrovieri * Железнодорожники (итал.) , dipendenti industrie stato * Работники государственных предприятий (итал.) , postelegrafonici * Работники почты, телеграфа и телефона (итал.) ); в качестве внешнего круга к ним примыкали различные профсоюзы, Opera nazionale Dopolavoro * Национальные дела после работы (букв., итал.) , Istituto nazionale della Cultura * Национальный фашистский институт культуры (итал.) и т.п. Эти круги охватывают в конечном счете весь народ. В это время число мужчин, состоявших в партии, было несколько больше 800000. Чтó означает это число, лучше всего видно из того обстоятельства, что перед войной даже в крупнейших городах Италии политические ассоциации редко насчитывали больше 100 человек, и что даже Социалистическая Партия в ее лучшие времена после войны имела не больше 100000 членов. Фашизму суждено было создать первую сверхорганизованную массовую партию.

В годы после похода на Рим развитие внутреннего строения партии в точности следует направлению, в котором уже раньше изменялось построение милиции. 13 октября 1923 года большой совет устанавливает новые правила, означающие решительную иерархизацию и централизацию. Хотя провинциальные секретари должны были и впредь выбираться местными съездами, они подлежали теперь утверждению дуче. Точно так же, национальный совет (из провинциальных секретарей) сохранил некоторое право вносить предложения относительно партийной директории (“proporrà una rosa di nomi”  * «Предлагает некоторый список имен» (итал.) ), но выбор пяти его членов, и тем самым генерального секретаря, остается привилегией дуче. Еще важнее решение, что директория не может принимать политических решений важного значения без их предварительного одобрения дуче.

Статус вождя окончательно устанавливается уставом, опубликованным 12 октября 1926 года, связанным по содержанию с “Leggi fascistissime” * Букв. «самыми фашистскими законами» (итал., официальное название этих законов) . Характерно и удивительно обоснование в преамбуле, все еще именующее фашизм “una milizia al servizio della nazione” * «Общественную жизнь» (итал.) : оно определяет как норму фашизма военное положение, “сейчас, для  победы над теми, кто угнетает волю нации, завтра и всегда, чтобы защищать и развивать мощь итальянского народа”. Разумеется, “основная картина фашистской практики” осталась неизменной, и уже тогда у наблюдателя мог бы возникнуть вопрос, откуда они возьмут теперь того противника, которого они должны были подавить во славу самим себе, своей сокрушительной реакцией. Устав закрепляет могущественное и безвольное орудие, которое в руках своего господина может искать себе более сильного противника, чем несколько “covi social-comunisti” * «Гнезд социал-коммунистов» (итал.) или слабое либеральное государство.

Провинциальные секретари и их собрание, национальный совет, теряют всякое самостоятельное значение; они назначаются генеральным секретарем партии и становятся в будущем лишь промежуточной инстанцией. Вся  власть теперь переходит к большому совету и дуче как его председателю. Дуче созывает большой совет и может назначать часть его членов по собственному усмотрению. Поскольку другие члены большого совета, входящие в него по должности, также назначаются Муссолини другими путями, он в действительности дирижирует этим верховным органом, как марионетками в кукольном театре, и не вызывает удивления, что вскоре секретарь партии открывает уже его заседания лозунгом “Viva il duce” * «Да здравствует дуче» (итал.) , по которому все его члены встают. Таким образом, то обстоятельство, что большой совет назначает генерального секретаря (потом “секретаря партии”), вице-секретарей и остальных членов партийной директории, оказывается пустой формальностью; впрочем, и ей не суждена была долгая жизнь. Пути приказов теперь вполне однозначны: дуче назначает (практически) секретаря партии, этот – провинциальных секретарей, те, в свою очередь, назначают секретарей отдельных фаши. Секретари получают безусловное преимущество над соответствующими директориями; о начале движения напоминает лишь название “секретарь”, да еще положение, что на общих собраниях фашистам должно гарантироваться “ampia facoltà di discussione”  * «Полное право обсуждения» (итал.) . Но эти собрания происходят раз в год, и кроме дискуссий у них нет ни функций, ни прав. Волшебным словом фашистов должно быть не право, а обязанность; поэтому вступающий в партию фашист приносит присягу безграничной преданности: “Я клянусь исполнять без рассуждений приказы дуче и всеми моими силами, а если надо моей кровью, служить делу фашистской революции”. Насколько партия отождествляет себя с государством и даже отечеством, показывает самое интересное и самое мрачное положение устава, согласно которому изгнанный из партии – “изменник отечеству” и должен быть исключен из политической жизни.

В следующей версии устава (декабрь 1929 года) это положение изменено: выражение “vita politica” * «Политическая жизнь» (итал.) превратилось в “vita pubblica” * «Общественную жизнь» (итал.) . Это означает, по-видимому, то же, что означал проводимый Лигами бойкот, – теми Лигами, против которых фашисты выступили в поход, защищая свободу труда и человека; но масштабы были несравненно шире. Поскольку “террор” привыкли отождествлять с массовыми убийствами, эта беспрецедентно террористическая формула не вызвала тогда в Европе должного понимания.

В остальном этот устав и следующие фазы организации различаются лишь деталями заданной основной схемы. Заметнее всего усиление позиции секретаря партии, который становится по должности одновременно членом нескольких важнейших национальных комитетов, а также может быть привлечен к заседаниям совета министров.

Примечательно то обстоятельство, что иерархизация структуры партии, ослабление полномочий и подчинение дисциплине ее низовых органов объясняются не только волей к власти центральных инстанций, но также и другой причиной. Во время кризиса, связанного с убийством Маттеотти, самое настоятельное оппозиционное требование состояло в нормализации положения в стране: требовали положить конец хаотическому положению в ряде провинций, произволу “alti commissari”  * «Высших комиссаров» (итал.) и “fiduciari politici” * «Политических уполномоченных» (итал.) партии. Cюда относится известный циркуляр Муссолини префектам, на который снова и снова ссылались, доказывая якобы существовавшее в Италии первенство государства перед партией. Но даже если этот циркуляр вообще помешал закреплению власти “гауляйтеров”, то надо принять во внимание, что значительная и все возраставшая часть префектов состояла из людей партии, вовсе не представлявших “государство” в традиционном смысле слова. Это укрепило вовсе не “авторитет государства”, а в конечном счете позицию верховного вождя государства и партии. Только от него зависело, какая сторона этой его двойной природы одержит в будущем верх.

Бóльшие шансы были на стороне партии. Рациональная природа государства препятствует ему беспредельно расширять культ вождя. У партии нет таких ограничений. И если во время кризиса Маттеотти Муссолини еще высказывался в смысле, предполагавшем его отчужденное и ироническое отношение к лести, то после 3 января он уже не сопротивляется потоку бесстыдного восхваления, превратившего его в нового Мидаса, под руками которого все превращалось в золото. Ф.Т. Маринетти и здесь с футуристическим инстинктом предвидел будущее и уже в середине 1925 года обращался к Муссолини как к «великому, непобедимому дуче». Вскоре хвала несравненному спасителю, который всегда прав, распространилась повсюду – от дворца министерства до заводского цеха, от университета до учебников народной школы, и покрыла, как удушающий слой фальшивого золота, некогда столь бдительное и критическое сознание итальянцев. Везде, куда приезжал Муссолини, его окружал “ritmo cadenzato”  * «Размеренный ритм» (итал.) твердо выученного хорового пения: “Дуче, дуче, дуче!”; и немного позже уже казалось немыслимым, что этот цезарь-победитель, в качестве председателя совета министров, все еще должен называться “l’on. Mussolini” * Полностью: “L’onorabile Mussolini” («достопочтенный Муссолини, итал.) (депутат Муссолини).

Партия руководила народом во всех торжественных манифестациях, и великие памятные дни движения, 23 марта и 28 октября, давно уже затмили национальный праздник победы 4 ноября. Партия осуществила торжественную публичную присягу молодых рекрутов, в которой Муссолини во время мировой войны пророчески усмотрел очертания великого будущего, присягу, при которой она торжественно выдавала на “leva fascista” * «Фашистских призывах» (итал.) своим младшим членам партийные билеты и оружие. Для своих символов, «флажков», партия установила при официальных церемониях эскортирование собственной вооруженной силой, а для важнейших из них – даже воинские почести государственной армии.

Муссолини понимал, какое значение имела для него партия. Он открыто высмеял представления более умеренной группы фашистов, что партия уже выполнила свою задачу и может теперь раствориться в нации, восхваляя партию как “organizzazione capillare del rеgime” * «Капиллярную систему режима» (итал.) , проникающую во все места и имеющую основное значение.

И в самом деле, государственный аппарат может охотно и почтительно служить выдающемуся руководителю – но только такая партия, как фашистская, и ее вождь могут в иррациональном порыве утверждать и стимулировать друг друга. А поскольку партия не имела никакой собственной воли в отношении Муссолини, можно сказать, что она была стимулом, с помощью которого Муссолини мог одерживать верх над некоторыми сторонами своей натуры, мешавшими развитию других.

Страница 19 из 21 Все страницы