Фашистское противодействие * В подлиннике Re-aktion, ре-акция

На вопрос, какое значение имела фашистская акция для поражения социализма, враждебные стороны дали противоположные ответы. Фашизм притязал на то, что он одержал победу над большевистской революцией и спас Италию. Но мало что говорит в пользу этого ответа. Ранние, единственно важные высказывания Муссолини столь же мало подтверждают его, как сами факты. Гораздо правильнее, очевидно, антифашистский тезис, что фашизм нанес революции последний удар после ее поражения.

Эту точку зрения поддерживают бесспорные факты: еще в октябре 1920 года во всей Италии насчитывалось всего 190 fasci * Фашистских отрядов (итал.) , а в конце года их было уже 800. Муссолини отказался участвовать в муниципальных выборах, предвидя полное поражение. Во время оккупации заводов фашисты не предприняли никаких акций.

Если верно, что оккупация заводов была высшей точкой, и в то же время последним шансом революционного движения, то антифашистский тезис безусловно справедлив. И в самом деле, в объективном отношении эта оценка в высшей степени вероятна.

Но с субъективной точки зрения все это выглядит иначе. Еще в ноябре 1920 года в Болонье нельзя было похоронить мертвого или нанять рабочего без разрешения “Camera del Lavoro” * «Палаты  труда» (итал.) . Еще в это время некоторые социалистические  городские власти пытались заменить торговцев и ремесленников муниципальными предприятиями. Еще в этот поздний час Италия полна была революционных речей. Понятно, что значительные слои буржуазного населения еще в это время ощущали угрозу своим самым жизненным интересам. Они думали не об опасности для государства, они видели опасность для самих себя. Было бы несправедливо требовать от них понимания, что вместе с опасностью для государства рано или поздно должна исчезнуть и опасность для них. Чтобы составить себе представление о силе возбуждения и борьбы, разыгравшейся в ближайшие месяцы, надо основываться не на статьях Муссолини, всегда впадающего по отношению к социалистам в менторский или насмешливый тон, а прочесть, например, страстные выпады молодого Дино Гранди в болонской  Assalto * Ассальто – атака, приступ (итал.) : «Прочь от нас! Не касайтесь нас! Избавьте нас от труда плюнуть в ваше мерзкое лицо!»

Весьма вероятно, что антифашистский тезис справедлив, но и фашистское истолкование можно понять.

Оба противоположных «абсолютных» тезиса нуждаются в уточнении еще и в другом отношении. Во-первых, нужно принять во внимание крайнее разнообразие в положении отдельных местностей Италии, по историческим причинам гораздо более индивидуализированных и глубже отделенных друг от друга, чем в любом другом государстве Европы. Если в Триесте и в Фриули фашизм одержал победу уже до оккупации заводов, то южно-итальянские местности (до Апулии) и острова едва ли что-нибудь слышали о нем даже накануне «похода на Рим». Но и в отдельных значительных городах и округах дело обстояло не так, чтобы до сентября 1920 года они находились под властью социалистического насилия, которое затем сразу же сменилось фашистским насилием. В Милане сразу же после окончания войны могло случиться, что отставной офицер спокойно расстреливал на улице красное знамя, или молодые люди трепали бороду Серрати. В апреле 1919 года было сожжено здание Аванти! Тем не менее, как раз в критические месяцы фашисты здесь не проявляли признаков жизни, и еще в июле 1922 года над ратушей второго города Италии развевалось красное знамя. В Сиене Casa del Popolo * Народный дом (итал.) был уже разрушен в марте 1920 года, но в середине 1922 года «красные» победоносно защищали город Парму от целой фашистской армии. Таким образом, фашистские насильственные действия были уже очень рано – они были предостережением, сигналом, а для многих надеждой. Но и обратно, социалисты сохраняли значительные позиции еще в 1922 году.

И все же, когда в конце 1920 года борьба вспыхнула с полной силой, одна из сторон имела поразительный, часто возмутительный перевес. Агрессорами были везде фашисты. Насилия социалистов, дававшие обычно повод для репрессий, были большей частью лишь реакцией на фашистские нападения. Фашистское насилие было везде систематически и сознательно направлено на уничтожение противника; напротив, сопротивление социалистов было бессвязно, спорадично и быстро уставало.

Основные черты событий не вызывают сомнения, даже если две стороны очень расходятся в их акцентировке и освещении.

Главное преимущество фашистских “squadre d’azione” * Отрядов действия (итал.) состояло в том, что они повсюду имели в своем составе людей с военным опытом и не особенно чувствительной совестью, бывших Arditi * Солдаты специальных подразделений, букв. «отважные» (итал.) или отставных офицеров. Они собирали вокруг себя, главным образом, школьников и студентов. Проверяя, например, по данным Кьюрко, насколько эти две группы определяют облик раннего фашизма, нельзя этому не удивиться. Фашизм был сформирован не просто  “буржуазией”, а двумя очень специальными слоями буржуазии, для которых было характерно “безрассудство”, и которые можно одинаково легко описать положительным или отрицательным образом (идеализм, презрение к смерти, жертвенность – грубость, цинизм, презрение к людям). Их противники были, пожалуй, во всем более “буржуазно” настроены, чем они, и этот их облик тоже может быть описан в положительных или отрицательных терминах. Уже тогда Муссолини говорил о фашистском леопарде, который делает, что хочет, с вялым скотом социалистических масс.

Мишенями скуадри были всегда социалистические учреждения – безразлично, революционные или реформистские по своему направлению: палаты труда, народные дома, социалистические муниципалитеты и т. д. Их грабили, поджигали, вынуждали к роспуску: часто от них не оставалось никакого следа. Что могли противопоставить социалисты этим spedizioni puninive? * Экспедициям наказания (итал.) Ничего в том же роде – фаши часто не имели даже резиденции, и в этом смысле не были ничем. Но поскольку их можно было рассматривать как удлиненную руку буржуазии и даже государства, они были в то же время всем.

В самом деле, опорой этих экспедиций была всегда финансовая поддержка влиятельных кругов и молчаливое, даже практическое согласие властей. То, что аграрии предоставляли в их распоряжение грузовики и платили за бензин, что промышленники видели в фашистах “законных защитников“ своих интересов, составляет главный тезис социалистического изложения этих событий, который подтверждает и фашист Кьюрко. Впрочем, он крайне банален; в объяснении нуждается тот факт, что большáя часть буржуазии не поддержала фашистов, которые вскоре стали рассматривать ее как враждебную силу. Иначе обстояло дело с поведением государства и властей. Непредубежденный наблюдатель может удивиться, что нередко сarabinieri * Карабинеры – итальянские жандармы, (итал.) перед нападением фашистов обыскивали Народные дома в поисках оружия, а затем предоставляли их собственной судьбе, – если даже отдать себе отчет в том, что социалисты мало сделали, чтобы приобрести симпатии полиции.

Методом этих нападений было сотрудничество, “грузовик и телефон”, как это коротко называли. Если в каком-нибудь городе неизвестные убивали фашиста, то через несколько часов из соседних городов мчались грузовики, полные вооруженных фашистов, чтобы устроить “экспедицию наказания”. Между тем, социалистические общины позволяли противнику подавлять себя одну за другой, даже не пытаясь организовать совместные действия. Подтвердилось наблюдение Муссолини, что простой народ большей частью цепляется за свой клочок земли, а его интернационализм остается чисто словесным. Националисты, привыкшие пользоваться телефоном и договариваться на расстоянии, оказались более гибкими и сильными, чем интернационалисты, видевшие и любившие только собственный уголок.

Так, в течение немногих месяцев несколько сот скуадри из молодых людей, поддержанные почти всеми установленными властями общества, в беспощадной, неприкрытой классовой борьбе разгромили огнем и мечом в важнейших областях Италии все те с великим трудом устроенные учреждения, где совершался процесс самовоспитания народа, – учреждения, казавшиеся, после попытки невозможной революции, невыносимой угрозой значительной части буржуазии. История этой борьбы удручает своей бесконечной монотонностью. Достаточно привести ее начало, несколько характерных примеров, и заметить проявившееся вскоре смещение акцентов, ставшее основной предпосылкой устойчивости фашизма.

Систематический фашистский террор начался как борьба национальностей в Триесте и Фриули. Здесь социализм очень неразумно связывали со “славянством”, поскольку партия, сохранившая с австрийских времен свои принципы организации, не исключала из своих рядов словенцев и столь же энергично выступала за мир между народами, как вела классовую борьбу. Но югославские круги заявляли претензии на Истрию, Фриули и Триест, окончательное решение еще не было достигнуто, и защита во всех отношениях преобладающих итальянцев – как национальная, так и социальная – дошла до напряженности, разрушившей почти всю сеть социалистических учреждений в этой области, от палат труда до культурных кружков. Поскольку власти стояли безусловно на стороне фашистов, эти «экспедиции наказания» (для которых находился обычно подходящий предлог) нередко принимали характер походов военных частей  и гражданской милиции на славянские деревни в Карсте, в Истрии и в области Гориции. Высшую точку этих походов составило разрушение совместной акцией фашистов и полиции отеля «Балкан» в Триесте, резиденции словенских организаций. Задолго до конца года социалисты проводили во всей Италии сборы в пользу «жертв фашизма» в Венеция Джулиа.

Но это была пограничная область Италии с исключительными условиями. Решающий прорыв в коренной области Италии удался фашизму лишь через полгода, вследствие событий в Болонье.

Болонью можно было назвать красной столицей Италии. Она была крупным промышленным городом, и к тому же центром Эмилии с ее бесконечными Лигами; сразу же после войны она перешла в почти неограниченное владение социалистов. Муниципальные выборы в октябре 1920 года также подтвердили это господство. Но между тем там образовалось “nucleo nazionalista” * «Националистическое ядро» (итал.) и “фашо” (под руководством Арпинати). Социалисты начали нервничать. В день первого заседания вновь избранного совета общины (21 ноября) опасались беспорядков. Очень характерно для ситуации, что социалисты не обратились для защиты к государственным властям, а разместили в украшенном красным знаменем здании ратуши, Палаццо д’Аккурсио, свою собственную охрану. Это имело роковые последствия. Когда фашисты в самом деле пытались прорваться  на полную людьми площадь перед дворцом и произвели несколько выстрелов, у неопытных охранников сдали нервы, и они, потеряв головы, бросили в толпу несколько заранее приготовленных ручных гранат. На встревоженном заседании совета неизвестный из публики произвел несколько выстрелов в «национальное» меньшинство, убив раненого на войне адвоката Джулио Джордани. И тогда произошло нечто совершенно необычное: хотя ответственность за события, очевидно, в первую очередь несли фашисты, хотя 8 убитых и 60 раненых на площади были сплошь социалисты и их сторонники, смерть националистического депутата возбудила всю ненависть, все раздражение, все возмущение, накопившиеся за долгие годы в буржуазии – и произвела дикий взрыв. Все, кто до тех пор решался лишь держать кулак в кармане, устремились теперь к фашизму. День за днем формировались новые штурмовые отряды, ночь за ночью рушились и горели опорные пункты социалистов, победители выборов во мгновение ока превратились в преследуемых, затравленных зверей. Затем очищенный таким образом город освободил и окружающую местность, длинными колоннами грузовиков стали выезжать экспедиции наказания, вынуждавшие к самороспуску Лиги и общинные самоуправления и восстанавливавшие принцип «свободы труда». Сами участники этих мероприятий и, конечно, большая часть населения полагали, что это не что иное как ответ на какое-то чудовищное злодеяние.

Столь же сложный и неоднозначный характер имело кровопролитие в Эмполи, облегчившее фашизму окончательную победу в Тоскане. Слух, что фашисты на грузовиках двинулись в поход, привел в возбуждение население этой твердыни подрывной деятельности, и вскоре возникло всеобщее, хотя и рудиментарное ополчение. Когда в город в самом деле въехали два грузовика с людьми, их встретили градом камней и выстрелов. Первому из них удалось ускользнуть; сидевшим во втором не помогли их отчаянные заверения, что они не фашисты, а военные техники в гражданской одежде; разъяренная толпа бросается на них, не слушая их, и забивает их насмерть палками и камнями; мегеры, казалось, готовы были рвать зубами тела своих жертв; когда нашли раненого, которому удалось сбежать и который просил стакан воды, его убили и бросили в Арно.

Здесь страх перед фашистами тоже вызвал безумное насилие, ставшее в свою очередь причиной того, что гораздо более обширное и целенаправленное фашистское насилие происходило в атмосфере симпатии и смогло победить.

Примерно так же обстояло дело с покушением в миланском Театре Дианы (23 марта). Подложенная анархистами бомба причинила страшные разрушения, разорвала на части 20 ни в чем не повинных зрителей и ранила много других. Кажется, что бомба была предназначена для полицейского управления, в виде протеста против некоторых скандальных нарушений права в пользу фашистов, и что молодые люди, получив ложное сообщение, в минут замешательства понесли это орудие смерти в театр. Но кто спрашивает в такие моменты о мотивах и связях? Увидели только ужасно изувеченные тела – и это было вполне понятно.

Таково было социалистическое насилие, по существу вызванное фашизмом, который вышел против него в поход: спорадическое, всегда дикое, никогда не обдуманное, сопровождаемое индивидуальным террором и жестокостями черни (“teppa” * «Подонков» (итал.) ). Социалистическая Партия не несла прямой ответственности за действия анархистов и черни, но ее в них обвиняли; и если либеральное общество почти нечувствительно к теоретическому оспариванию его существования, если оно способно постепенно, по мере своего прогресса, устранять практические опасности, то, как и всякое другое общество, оно приходит в ужас при виде выходящего на поверхность общественного дна. Если правильно применяемое государственное насилие, при минимальном его применении, достигает максимального эффекта, то насилие итальянских социалистов, при своей минимальной реальности, привело к максимуму ложной и зловредной видимости, и ни к какому выигрышу.

Совсем иной характер имело фашистское насилие. Мы его также проиллюстрируем тремя ранними примерами.

В апреле 1921 года вождь флорентийских фашистов, Marchese * Маркиз (итал.) Dino Perrone Compagni, отправляет письмо одному сельскому старосте в Тоскане, где в вежливых выражениях указывает ему, что его общиной не может руководить такая личность, как он, и что он советует ему до определенного срока подать в отставку, в противном же случае он не может нести “ogni responsibilità di cose e di persone.” * «Никакой материальной и личной ответственности» (итал.) Если он обратится к государственным властям, то срок ультиматума будет считаться истекшим на четыре дня раньше.

В деревнях знали, что маркиз не шутит. Можно было ожидать, что он доведет требования  и угрозы через посредника. Но аристократ презирает такие тайные пути. Он подписывается полным именем и адресом, пользуясь официальным бланком флорентийского фашо. То, что его письмо представляет собой уголовное преступление и пренебрежение к авторитету государства, по-видимому , даже не доходит до его сознания.

Один из самых знаменитых скуадристов Италии, Сандро Кароси, входит с несколькими товарищами в рабочее кафе, вынимает пистолет и с широкой улыбкой заставляет одного из присутствующих встать у стены с чашкой кофе на голове: он хочет показать свое искусство в стрельбе. Но выстрел попадает в голову и оказывается смертельным – и стрелок с шутливым отчаянием жалуется, что рука его потеряла верность. Газета сообщает об этом событии под заголовком “Uno sfortunato Guglitlmo Tell” * «Злополучный Вильгельм Телль» (итал.) , а правосудие не видит повода для вмешательства.

Старшина деревни Роккастрада отказывается подать в отставку. После мучительного ожидания 24 июля приезжают фашистские грузовики. Поджигают несколько домов, крестьяне бегут в поля. Наконец фашисты уезжают, население возвращается. Но уже через несколько минут снова ревут моторы, скрежещут тормоза, фашисты спрыгивают на военный лад, и уже поздно снова бежать. На обратном пути неизвестный застрелил фашиста, и на несчастную деревню обрушиваются демоны мести. Беспорядочные казни и поджоги превращают мирное селение не в поле боя, а в сцену из дантова ада.

Это насилие обиженных и испуганных верхних слоев – от мелкой буржуазии до аристократии, – циничное, систематическое, бесстыдное, лишенное всякой человечности к собственному народу.

Поэтому все серьезные современные наблюдатели начала фашизма рассматривают его как явление противодействия, как “Jacquerie borghese”  * «Буржуазную жакерию» (итал.) , в которой буржуазия вела победоносную отчаянную борьбу со своим классовым врагом.

Но эта социологическая классификация недостаточна. Не случайно фашистские методы оказали сильнейшее влияние именно на молодых людей, со своей стороны распространивших и усовершенствовавших эти методы. Для них это означало как раз тот “выход” из буржуазного общества, к которому они стремились, смешивая идеализм, авантюризм и жажду действия. В этом, вероятно, заключается также ответ на трудный вопрос, почему такие люди, как Гранди, Бальбо, де Векки, де Боно, Чано примкнули к фашизму, а не к национализму, к которому они ближе стояли по своему происхождению. Более неопределенное, менее установившееся было для молодых людей более обещающим в будущем, а прежним легионерам д’Аннунцио оно представляло бóльшую близость к их социальным проектам. Но не надо упускать из виду также элемент случайности. Если бы Муссолини после выборов 1919 года эмигрировал, как он это, кажется, планировал в течение какого-то времени, то все эти сильные эмоции и аффекты никоим образом не исчезли бы, и вероятнее всего связались бы с национализмом.

Однако, фашистское насилие не исчерпывается также психологией поколений и другими подобными соображениями. В нем живет нечто изначально злое – циничное презрение к людям и дьявольская радость от унижения другого человека, темная любовь к насилию ради него самого. Никогда не следует упускать из виду этот его «добуржуазный» характер.

Первые признаки этого обнаруживаются уже очень рано в своеобразной враждебности фашистского движения к государству, странным образом контрастирующей с его практической зависимостью от государственных органов и его теоретическим прославлением государства. При ближайшем рассмотрении видно, что эта враждебность не ограничивается противостоянием данной, определенной форме государства, а относится к любому государству вообще, поскольку ого ограничивает их волю, то есть против законности вообще.

Здесь мы тоже приведем три примера.

В начале мая 1920 года фашисты потребовали освобождения арестованных товарищей из Citadella Veneto * В венецианской крепости (итал.) . Возникло столкновение, в котором погибло три фашиста. После этого фашисты убили ответственного за это чиновника.

В июле 1920 года группа из 500 фашистов направляется в антифашистскую цитадель Сарцана, чтобы освободить заключенного там в тюрьму Ренато Риччи. При входе в город они приветствуют стоящих там на посту нескольких карабинеров возгласом “Viva l’Italia! Viva il Re! Siamo fascisti!” * «Да здравствует Италия! Да здравствует король! Мы – фашисты!» (итал.) Но когда фашисты не подчиняются приказу остановиться, карабинеры стреляют. Изумленные фашисты, потеряв голову, обращаются в бегство, оставив на месте несколько убитых. Обратный путь им преграждают антифашисты, и без нового вмешательства карабинеров вряд ли хоть один из них остался бы в живых. Но Пополо д’Италиа обвиняет капитана карабинеров, как преступника, и фашистам в самом деле удается развернуть успешную кампанию против человека, верного своему долгу.

В Модене фашисты протестуют против мер правительства. Начинаются переговоры с комиссаром. Этот последний, как можно понять, не думает оказать ставшее уже обычным почтение “gagliardetti” * Флажкам, вымпелам (итал.) и не снимает шляпу. Один из фашистов сшибает его шляпу с головы, возмущенный чиновник вынимает пистолет и стреляет. Столкновение расширяется, гибнут шесть фашистов. Теперь можно освятить семь новых “мучеников” и дать волю необузданному возмущению. По-видимому, никто не ощущает, что в маленьком чиновнике подверглось оскорблению и насилию само государство.

Страница 9 из 21 Все страницы