Эра Стараче (1931 – 1939)

Это окончательно выяснилось в эру Стараче (с октября 1931 года). Если предшествующие секретари партии (Джунта, Фариначчи, Аугусто Турати, Джурати) могли еще в известной степени вести себя с Муссолини как самостоятельные личности, то Акилле Стараче был всего лишь слугой своего господина. Его вознаграждение состояло в том, что он, со своей стороны, мог быть абсолютным господином партии, которую он лишил последних остатков активности и инициативы. Именно поэтому продвижение по всем намеченным направлениям происходило без всяких препятствий: эра Стараче была временем максимального расширения и влияния партии, завершения фашистского стиля, наибольшей действенности руководящего импульса Муссолини.

Вскоре после назначения на должность Стараче вступление в партию было облегчено, и в нее устремились сотни тысяч новых членов; с этого времени вряд ли было преимуществом входить в партию, но не входить в нее стало весьма чувствительным неудобством. Членство в партии было предварительным условием чиновничьей карьеры, а практически – даже любой публичной и доходной деятельности. (Небольшое ядро “старых борцов” сумело, впрочем, компенсировать себя рядом особых привилегий, вполне бюрократическим образом закрепленных в “ordine di preferenza” * «Порядке предпочтения» (итал.) ).

Точно так же, закону расширения соответствовало слияние в 1937 году всех юношеских организаций в единственную, Gioventù Italiana del Littorio (GIL) * Итальянская ликторская молодежь (ИЛМ) (итал.) , а несколько позже членство в ней было сделано обязательным в “Carta della Scuola” * «Хартии школы» (итал.) . Экспансия не ограничивалась количественным расширением, а все сильнее проникала в жизнь отдельного человека.

Уже в 1934 году был издан закон о военной подготовке, по которому в нее должны были вовлекаться уже восьмилетние дети, а позже это ощутимо выразилось в учреждении «высшего командования» и «начальника штаба» ИЛМ. Все бóльшее значение придавалось также военному и политическому воспитанию взрослых; с этой целью была устроена “Sabato fascista”  * «Фашистская суббота» (итал.) , и на каждого гражданина была заведена “libretto personale di valutazione dello stato fisico e della preparazione del cittadino” * «Личная книжка оценки физического состояния и подготовки гражданина» (итал.) .

Экспансия и интенсификация прямо коснулись и милиции. Поскольку из “battaglioni d’assalto” * «Штурмовых батальонов» (итал.) формировались дивизии, нельзя было сохранить ни прежний характер внепрофессиональной деятельности, ни прежнее представление об (индивидуальном) включении милиции в армию в случае мобилизации. “Крупные подразделения милиции” превратились, таким образом, в регулярные войска, сражавшиеся в составе армии лишь в качестве целых подразделений. Но уже абиссинская война ослабила эту связь, и стала заметна тенденция превратить эти войска в самостоятельное, потенциально направленное против армии орудие партии. Знаменитая “Colonna Celere” * «Летучая колонна» (итал.) под личной командой секретаря партии Стараче совершила примечательное деяние (захватила Гондар), причем он сам отдавал приказы. Испанская война чрезвычайно усилила эту тенденцию, поскольку на чернорубашечников пришлась главная нагрузка этой интервенции. Но хотя милиция с самого начала пользовалась некоторыми бросающимися в глаза привилегиями (например, могла отдавать римское приветствие также армейским офицерам), ее все же не удалось превратить в элитарную часть, сравнимую по значению с Ваффен-СС. Сложные причины этого мы не будем здесь рассматривать. Впрочем, можно сказать, что еще в 1938 году Италия опережала Германию в развитии партийной армии.

С тайной полицией дело обстояло не так. Прежняя “polizia segreta fascista” * «Тайная фашистская полиция» (итал.) не получила надлежащего развития, по-видимому, ввиду ее локальной ограниченности. OVRA по имени больше относилась к партии, чем гестапо, но она подчинялась чиновнику (Боккини) и никогда не была собственным орудием какого-либо видного партийного лидера. По существу, однако, в этом различии организаций выразилось идеологическое различие: Италия никогда не была деспотией уничтожения, а потому не могло развиться и ее важнейшее орудие.

Но было бы, конечно, неверно заключить отсюда, что тоталитарное давление на население было легче. Характерна здесь регламентация духовной жизни. Ufficio propaganda * Отдел пропаганды (итал.) был одним из старейших отделов секретариата партии; но еще до того, как он развился, через несколько промежуточных ступеней, в пресловутый  Minculpop (Ministero per la Cultura popolare * Министерство народной культуры (итал.) ), первоначальные сомнения Муссолини, следует ли применять к искусству и философии те же мерки, что и к политической жизни, уступили место беззастенчивому требованию тотального inquadramento * Здесь: регулирования (итал) . Istituto fascista di cultura * Фашистский институт культуры (итал.) , общая организация интеллигенции в самом широком смысле слова, насчитывала около 100000 членов, и об основательности ее работы говорит, вместе с тысячью других подробностей, то характерное обстоятельство, что еще в марте 1943 года Муссолини счел «скандальным» положительное высказывание одной университетской газеты о Бенедетто Кроче.

И здесь недоставало некоторых учреждений для элиты, например, высших партийных школ или орденсбургов * Орденсбурги (Ordensburge) – центры подготовки руководящих кадров в нацистской Германии , если не считать scuola di mistica fascista * Школу фашистской мистики (итал.) под руководством Вито Муссолини. Их заменяли физические упражнения и испытания храбрости для фашистских иерархов * В подлиннике  Gerarchen от итал. Gerarchi, «иерархи» или «главари» , нередко производившие весьма живописное впечатление.

Экспансия и интенсификация партийного влияния проявлялись не только на уровне населения, но не менее отчетливо на уровне государственной верхушки. При этом было не очень важно, что секретарь партии получил статус и ранг министра. Гораздо серьезнее было, что большой фашистский совет все больше становился высшим органом управления государством, что он попросту давал совету министров “указания”, имевшие силу приказов. Хотя, вследствие господствующего положения Муссолини в обоих советах, это смешение власти могло не иметь практического значения, оно было все же не простой игрой, поскольку оно документально отражало возрастающее значение партийного элемента в самой личности Муссолини. То же можно сказать о превращении парламента в Camera dei Fasci e delle Corporazioni * Палату фаши и корпораций (итал.) , где провинциальные секретари партии вместе с министрами и статс-секретарями составили новый вид партийного собрания. Во внешней политике это преобладание партии получило всемирно-историческое выражение в том, что “стальной пакт” соединил фашистскую Италию с национал-социалистской Германией, то есть режим с режимом.

Завершение господства партии соответствовало завершению фашистского стиля. Чтобы сделать этот процесс наглядным, приведем три примера.

О начале абиссинской войны было сообщено не в заявлении государственного деятеля, а в речи, произнесенной перед руководителями народа и партии на гигантском “Adunata delle forze del regimе” * Сборе сил режима (итал.) . Это собрание было подготовлено неделями непрерывной пропаганды, и ни один итальянец не сомневался, какова будет его цель. Наконец, 2 октября звон церковных колоколов сообщил о большом событии. К этим респектабельным звукам примешивался вой сирен, и во всех городах Италии из бесчисленных громкоговорителей звучали Giovinezza * «Джовинецца» («молодость» (итал.), песня) и Marcia Reale * Королевский марш (итал.) . Штаб-квартирой был Палаццо Видони, где командовал Стараче. Fiumane di popolo”  * «Народный поток» (итал.) лился по улицам по направлению к установленным местам сбора. В Риме эти массы, как будто по волшебству, превращаются в колонны, раздаются старые военные песни, несметная толпа без конца выражает свой восторг перед Палаццо Венеция; когда появляется дуче, происходит нечто вроде “scatenarsi di una tempesta” * «Раската грома» (итал.) . Резкими, звучными словами Муссолини объявляет свое решение; его слушает 20 миллионов человек, 20 миллионов глубоко ощущают (как нам говорят) свое внутреннее единство с этим несравненным человеком; согласно правдоподобным сообщениям, особенно сильные манифестации происходят в “quartieri popolari” * «Народных кварталах» (итал.) . Это последнее романтическое начало войны в Европе, и это действительно высшее достижение фашизма, главное убеждение которого состоит в чрезвычайном объединяющем действии войны.

Каким образом фашисты умели использовать объединяющую силу традиции, в то же время подрывая ее изнутри, особенно отчетливо и отвратительно проявилось в мессе, которой открылся “Campo Dux” * «Лагерь (итал.) Вождя” (лат.)

1938 года: это был лагерь у ворот Рима, где юношеские батальоны регулярно проходили военную и спортивную подготовку. В начале мессы пели Джовинецца. Затем следовала молитва за Муссолини – fondatore del’Impero * Основателя империи (итал.) . Секретарь партии правит мессу собственной персоной: фашистская Италия – католическая страна. Когда поднимают просфору, 15 тысяч штыков в едином порыве вздымаются к небу: католическая Италия – “sopratutto” * «Прежде всего» (итал.) фашистская страна, и она чтит своего бога острием меча.

Не только традиция, но и сама природа не может противостоять искусству ее друзей и спасителей. 20 июня 1937 года Муссолини следующим образом выступает перед 60000 фашистских женщин: “Вы должны быть хранительницами домашнего очага (возгласы топы: Да, да!), вы должны своим бдительным вниманием, своей неизменной любовью дать первую чеканку потомству, которое мы хотим видеть многочисленным и храбрым (из толпы: Да, да!)”. Можно ли себе представить более омерзительную, более противоестественную сцену, чем эти 60000 марширующих женщин, хором одобряющих рождение многочисленных детей, которых ждут от них государство и партия? Вряд ли когда-либо было нагляднее доказано философское положение, что к некоторым добродетелям и предметам не следует стремиться как к таковым, потому что в таком случае они теряют свой смысл, или даже обращаются в свою противоположность. Конечно, итальянцы – за отдельными исключениями – не смотрели тогда так далеко. Но все они ощущали определенные меры, которыми Муссолини хотел изменить облик своего народа, и которые Стараче, на свой лад, еще подчеркивал и ухудшал. В сущности, эти меры были чрезвычайно последовательны. Они соответствовали старым мечтам фашистских экстремистов и стремились “деевропеизировать” итальянцев, отвлечь их от Парижа и Лондона. В первое время Муссолини мог не видеть, что ориентация, как таковая, сохранилась и лишь изменила направление; но народ лучше его понимал, что вновь введенный “passo romano” * «Римский шаг» (итал.) – не что иное как подражание прусскому строевому шагу. Речи Муссолини все еще прерывали, нередко на каждой фразе,  “возгласы преданности и любви”; но уже перед началом войны ему приходилось открыто отвечать на критику, от которой он пытался отделаться, заклеймив ее как “буржуазную”, но в которой, в конечном счете, выразилось элементарное настроение народа, не желавшего войны на стороне старого врага против прежних союзников. Лишь очень поверхностным образом это недовольство относилось к Стараче, которого даже высокие партийные лидеры винили в том, что он подавляет страну “свинцовой тяжестью своей лично-секретарской тирании”. В действительности дело было не в секретаре партии, и Муссолини не решил проблему, сняв с должности Стараче в конце 1939 года. Но это завершило некоторую эру, и вместе с ней, как выяснилось в дальнейшем, последний период, отмеченный печатью партии.

Страница 20 из 21 Все страницы