От осуждения Ватиканом до поражения Франции

Таким образом, ситуация Аксьон Франсэз опять глубоко изменилась. Если ее роялизм, бессильный после 1918 года, отнял у нее возможность расширить свое влияние на всех правых, то осуждение, хотя и не отнявшее у нее, как правило, ее католических приверженцев, лишило ее возможности роста за счет католической молодежи и сильной моральной поддержки католической среды. Организации правого направления росли, как грибы после дождя, следуя примеру победоносного итальянского фашизма; но Аксьон Франсэз меньше всех могла извлечь из этого пользу, поскольку она, как старейшая из таких организаций, сама была образцом фашизма. Теперь многие молодые, подвижные умы рассматривали Аксьон Франсэз как старую, жесткую высохшую реликвию. Что могли бы сказать этому юному миру учителя Морраса – Ренан, Тэн и Конт? Молодые люди чувствовали, что их освобождает Бергсон, что их привлекает Жид, что их воодушевляет Пруст. Позитивизм воспринимался как запыленный пережиток прошлого. А Моррас замкнулся, отгородившись от всего живого и подвижного в литературе и жизни.

Жорж Валуа покидает Аксьон Франсэз и основывает, по примеру Муссолини, свое Faisceau * Связка, пучок (фр.), от лат. «фасция». Фасции носили ликторы, сопровождавшие римских консулов. От этого слова происходит «фашизм» (итал. fascio) . Молодые Патриоты (Jeunesses patriotes) Пьера Тэтенже имеет шумный массовый успех. В тридцатые годы на передний план выступают Огненные Кресты (Croix de Feu) полковника де ла Рока. Поразительные успехи одерживает Французская Народная Партия (Parti Populaire Français) под энергичным руководством ренегата коммунизма, Жака Дорио. Бывший социалист Марсель Деа делает свои первые самостоятельные шаги по пути правых. Наконец, при режиме Народного Фронта возникает Cagoule * Монашеская ряса с капюшоном (фр.) , террористическая организация, основанная бывшим членом Аксьон Франсэз, который насмешливо называет эту свою старую партию «Inaction Française» * «Французское Бездействие» (фр.) . Все эти движения проявляют более фашистские черты, чем сама Аксьон Франсэз, если считать основными признаками фашизма возбуждение, мундиры, военные игры и решительное лицо динамического вождя, по образцу Муссолини.

Среди этого молодого, нового мира Аксьон Франсэз выглядела, как замшелая каменная глыба, сохранившаяся с незапамятных времен. Конечно, нельзя сказать, что она стала совсем старой и инертной: она вызвала скандал Ставиского, приняла ревностное участие в попытке восстания 6 февраля 1934 года, и ее Лига, вместе с другими лигами, была запрещена Леоном Блюмом в 1936 году. Но она не занимала уже крайне правый фланг политического мира и давно утратила монополию на горячие речи и решительные жесты. В качестве одной из многих организаций этого типа она встретилась с решающим вопросом, как относиться к другим, более успешным группировкам, к итальянскому фашизму и, наконец, к национал-социализму. Лишь немногие из этих группировок относились к этому вопросу так просто, как небольшая группа «франсистов» Марселя Бюкара, пославшая в 1934 году приветственные телеграммы Муссолини и даже Гитлеру. Но для Аксьон Франсэз эта задача была труднее всех, потому что она одна не была подражанием.

Бенвиль приветствовал в своем дневнике победу фашизма без всяких ограничений, видя в ней поражение революционных сил – социализма и коммунизма. Моррас выразился осторожнее. Он сожалел, что «idées justes» * «Правильные идеи» (фр.) одержали победу не во Франции, а привели теперь к усилению Италии (национальное объединение которой он всегда считал катастрофическим следствием глупой политики Наполеона III). Но он не скрывал, что испытывает симпатию не только к благотворным идеям, но и к их носителям, итальянским националистам, для которых Аксьон Франсэз так часто служила примером или стимулом. Очевидно было, что полному согласию мешала личность Муссолини, который по-прежнему внушал ему подозрение, как старый революционер.

Двусмысленность проявилась, когда Италия начала свою колониальную войну против Эфиопии. Вместе со всей правой печатью Моррас ринулся в ожесточенную борьбу против принятых в Женеве санкций. Когда 140 левых членов парламента потребовали усиления санкций, Моррас открыто и недвусмысленно угрожал им смертью. Как он всегда заявлял, решающую роль для него играли вовсе не симпатии к фашистской идеологии, а исключительно национальные мотивы. Только союз Франции с Римом мог бы сдержать Гитлера; только идеологическое ослепление левых могло упустить из виду это основное требование национальной политики. Но так называемый «Манифест французских интеллигентов» от 4 октября 1935 года, косвенным образом выдвинутый Аксьон Франсэз и подписанный, среди прочих, Моррасом, говорит другим языком. Здесь находят свое выражение несомненная симпатия к социальной системе Италии и нескрываемое отвращение к любому «антифашизму»: война против Эфиопии не только принимается, но и отчетливо оправдывается как борьба цивилизации против варварства.

Есть еще более ясное доказательство, что для позиции Морраса имели значение не только национальные интересы. Когда вспыхнула гражданская война в Испании, он безусловно поддерживал Франка; он лично посетил Испанию, задолго до того, как Французская республика вступила в сношения с военным режимом мятежников. Его рассказ о поездке – это полная энтузиазма и переходящая в мифологию хвалебная песнь. Но, конечно, этот энтузиазм вытекает не из национальных соображений. В то время Франция (независимо от всех причин и пожеланий) сталкивалась на двух границах с угрозой двух государств, системы которых были сходны между собой. Способствовать тому, чтобы подобная им система утвердилась на третьей и последней границе, было поступком, граничившим с государственной изменой. Энтузиазм происходил здесь от социального. вполне сверхнационального аффекта, от радости видеть, как «силы смерти» отступают перед авангардом «жизни».

Однако, Гитлер и Германия не вызывали в чувствах и мыслях Морраса никакой двусмысленности. Он предостерегал против них еще до 1933 года, а позже назвал национал-социализм «Исламом Севера». В 1937 году он опубликовал книгу Devant l’Allemagne Eternelle (Перед Вечной Германией), в предисловии которой содержатся некоторые важные замечания. Но вся книга в целом представляет собой лишь собрание старых статей – новое свидетельство того нарцисизма, для которого главным предметом становится собственная история. Как часто ни настаивала Аксьон Франсэз «Armons,armons,armons!» * «Вооружаться, вооружаться, вооружаться!» (фр.) , ее борьба против Гитлера оставалась особенным образом слабой и бессильной. Причина этого очевидна: чтобы придать этой борьбе смысл и энергию, она должна была бы вступить в союз с тем «антифашизмом», который, как социальный враг, в действительности был ей не менее враждебен, чем национальный противник. Получился парадокс, характерный и в то же время трагический: старейший и злейший враг Германии проводит политику, практически во всем поддерживающую Гитлера. Он выступает против союза с Советским Союзом; он не только жертвует Чехословакией, но позорит ее; он не хочет соблюдать обязательства перед Польшей, поскольку ей все равно нельзя помочь. Его вопрос «Que pouver-vous pour la Pologne?» * «Что вы можете сделать для Польши?» (фр.) занимает достойное место рядом со знаменитым вопросом Деа: «Mourir pour Dantzig?» * «Умереть за Данциг?» (фр.) . Таким образом Моррас, вместе со всей французской правой, из ненависти к внутреннему врагу проводит политику трусости и поражения. Но Деа, Дорио и Лаваль признáют позже первенство заботы о социальном порядке и унаследованной культуре (как странно ни звучит это признание в их устах). Моррас же не перестанет ненавидеть Германию так же сильно, как коммунизм. Поэтому уже накануне войны его поражение более очевидно, чем поражение всех остальных.

Страница 11 из 25 Все страницы