Процесс, заключение и смерть Шарля Морраса

Тем самым завершилась история Аксьон Франсэз. Никогда больше не вышел ни один номер газеты, и никакая политическая организация не носит это имя. Но в качестве эпилога остается рассказать о процессе Морраса, его заключении и конце его жизни.

Процесс Морраса с самого начала составляет своеобразную аналогию с процессом Дрейфуса. Как и Дрейфус, Моррас предстал перед чрезвычайным трибуналом: место военного суда занял революционный суд. Точно так же, попросту невозможно найти мотив вмененного Моррасу преступления – «intelligence avec l’еnnemi en vue de favoriser ses entreprises» * «Сговор с врагом с целью содействовать его предприятиям» (фр.) . Сам обвинительный акт составлен торопливо и небрежно; этот объемистый документ, собрание цитат из Аксьон Франсэз, изготовлен не очень добросовестным и добропорядочным человеком, с множеством неточностей, местами сравнимых с фальсификацией. Наиболее тяжкие обвинения – в том, что Моррас называл в своей газете французов, участвовавших в Сопротивлении, или доносил на них в столь отчетливой форме, что их арестовывала милиция или гестапо, и что часть из них была убита – подтвердились лишь в первой части, но во второй, более серьезной части ничего не удалось с уверенностью доказать. 75-летний старец, против которого вся печать ведет яростную кампанию, проявляет в своей защите странную смесь упрямства, высокомерия и бесстыдства. Государственного обвинителя он называет «Monsieur le procureur de la femme sans tête» * «Господин прокурор безголовой женщины» (фр.) (= республики), разбивает вдребезги весьма небрежно составленный обвинительный акт Клоделя, монотонно и пространно излагает свое политическое становление, и не проявляет ни малейшего волнения, ни малейшего сомнения в своей правоте.

Но перед ним не судьи, стремящиеся к объективности, а враги, намеревающиеся совершить акт политического уничтожения. Приговор гласит: пожизненное заключение и «dégradation nationale» * «Национальный позор» (фр.) ; с юридической стороны это несомненно ошибочный приговор, поскольку умысел сотрудничества с врагом не был доказан, и, сверх того, суду не были представлены некоторые смягчающие вину документы. Все это очень напоминает дело Дрейфуса. Но чрезвычайное различие состоит в том, что в метаюридическом смысле этот человек действительно сотрудничал с врагом, и что приговор выразил высшую справедливость. Приговор исключил его из той Франции, которую он давно уже изгнал из своей Франции.

Когда Моррас воскликнул «C’est la revenche de Dreyfus» * «Это реванш Дрейфуса» (фр.) , хотел ли он этим сказать, что хочет еще раз продумать все эти странные и запутанные связи? Не подумал ли он впервые, в свете этих совпадений, о правовых гарантиях в государстве и обо всем, что им угрожает? Нельзя ли было ожидать от него, бывшего более чем простым политиком, чего-то большего, чем мемуары и оправдания: большей конфронтации с полувеком политического опыта, и тем самым с самим собой? Не следовало ли ему, тем самым, заново оценить, чтó из его мышления выдержало испытание, и чтó, потерпев крушение, обнаружило свою слабость?

Хотя годы заключения были самым богатым периодом литературной продуктивности Морраса, не произошло ничего, чего можно было ожидать и на что можно было надеяться. К свойственной Моррасу классицистической структуре мышления, неспособной к развитию, прибавилась старческая жесткость, и от этого произошло почти пугающее явление, более всего напоминающее такие явления природы, как кристаллическая твердость кремня, плодородие тропического леса, всегда равное самому себе, или монотонность падения капель дождя.

Моррас рассказывает; он без конца рассказывает о своей жизни, и тем самым об истории Аксьон Франсэз, что нередко представляет большой интерес для историка. Но и самое интересное несет на себе печать нарцистической мономании, не способной избавиться ни от Таламаса, ни от Мариуса Плато, ни от всех личностей и событий, имеющих хотя бы симптоматическое значение: ко всему этому прикладывается печать абсолютного. Например, тезис его книги Le bienheureux Pie X, sauveur de la France * Блаженный Пий X, спаситель Франции (фр.) состоит в том, что Пий X осудил М. Санье, и поскольку М. Санье был чем-то вроде христианского Жореса, а Жорес хотел разрушить Францию, то Пий X был спасителем Франции. Из этого тезиса вытекают (и, конечно, должны вытекать) два других: Моррас подготовил спасение Франции, а нынешняя христианская демократия ведет к коммунизму. Первый тезис сомнителен, второй ложен. Оба они погружены в некоторое в высшей степени пристрастное изложение истории.

Где история в изложении Морраса не является самовосхвалением, там она сводится к самооправданию. Продолжение издания Аксьон Франсэз даже после ноября 1942 года он оправдывает тем, что надо было помешать худшему. Но все, кого Моррас называет «предателями», во главе с Лавалем, обращали этот аргумент в свою пользу, и имели для этого свои основания.

Он пытается оправдать свою политику перед Второй мировой войной целым рядом условных предложений, идиллической мировой историей в ирреальности * У автора игра слов: Weltgeschichte im Irrealis; последнее слово означает немецкое условное наклонение глагола , сводящейся к предположению: Если бы демократия последовала его советам и избежала бы в 1939 году войны…, то необычайно возрос бы престиж Франции, и Гитлер вскоре добровольно дал бы себе отрубить голову.

Свой национализм он обосновывает самым неискренним способом из всех: национализм так мало устарел, что даже США и Советский Союз представляют собой национальные и националистические феномены. При этом он же всегда ставил в вину Французской Революции, что она пробудила во всех народах национальное самосознание, лишив тем самым Францию ее единственного в своем роде преимущества. Кроме того, этот примитивный аргумент непосредственно ударяет по своему автору: если Советский Союз – националистическое явление, то националистическая идеология в смысле Морраса есть quantité négligeable * Пренебрежимая величина (фр.) , и даже борьба с Жоресом, может быть, была излишней и глупой.

Поэтому в конце концов неудивительно, что в основном вопросе об отношении Аксьон Франсэз к итальянскому фашизму и национал-социализму Моррас имеет сказать мало существенного, и ничего представляющего серьезный интерес. Он неустанно повторяет на манер пропагандиста, что национал-социализм – это гитлеризм, и тем самым – новое фихтеанство: таким образом, он был прямой противоположностью, в сущности противником Аксьон Франсэз. Поэтому денацификация должна означать не что иное как дегерманизацию * Entdeutschung, буквально – устранение немцев (фр.) , или ее вообще не будет. Из второго тезиса ясно, чего стóит первый. Он недвусмысленно выражает тенденцию к геноциду (если не личную, то, во всяком случае, объективную), что сближает его с Гитлером.

Что же касается итальянского фашизма, то он не отрицает некоторого идейного родства, до 1943 года; но разное отношение к проблеме централизма, по его мнению, делало невозможным прочный союз.

Однако, если вспомнить некоторые из его книг времени триумфа (1940 – 1943 годы), то складывается другое впечатление. Там он не стыдился проводить позитивную параллель между Аксьон Франсэз, итальянским фашизмом и национал-социализмом, применяя понятие фашизма в его самом широком смысле; там он выдвигал французскую контрреволюционную традицию (то есть самого себя) как ведущую идеологическую силу, не только в отношении португальцев и итальянцев, но и в отношении немцев.

В марте 1952 года президент республики освободил Морраса из тюремного заключения, ввиду его преклонного возраста. Как будто для завершения параллели с делом Дрейфуса, к тому времени развилось ревизионистское движение в его пользу (под руководством старого дрейфусара Даниэля Алеви); но Моррас принял освобождение, не настаивая на предварительной реабилитации. Он не увидел больше Парижа, а должен был обратиться в клинику в Туре. Католическая церковь никогда его не покидала. И на этот раз она послала к нему священника, не обижавшегося на упрямые споры. И он в самом деле умер 16 ноября 1952 года, примирившись с церковью, а может быть даже примирившись с христианским богом; в его последнем сборнике стихов Balance Intérieure * Внутреннее равновесие (фр.) есть очень красивое стихотворение, позволяющее это предположить.

Вряд ли было простой случайностью, что его конец так сильно отличался от смерти других вождей фашистских движений. Моррас был первый человек в Европе, перешедший в качестве мыслителя и политика границу, за которой консерватизм превращается в фашизм. Но его окружение, отношение к жизни и уровень его мышления помешали ему сжечь за собой все мосты. Он не хотел разрушить консервативную власть, на которую он опирался, в отличие от Муссолини, который хотел разрушить монархию, и Гитлера, который хотел разрушить армию. При всем его мысленном экстремизме, он также дал блестящую и убедительную новую формулировку старейшим представлениям консервативной традиции. Поэтому он оставил обратный путь открытым, и не только лично для себя: после его смерти история его мыслей не пришла к концу. Освобожденные от его личности и ее самых радикальных черт, они и сегодня составляют на его родине  и далеко за ее пределами элемент современности, и тем самым росток будущего. 

Страница 13 из 25 Все страницы