Первые радости

Все мы знаем, что сейчас ездят на автомобилях, и даже по тротуарам, а до революции ездили на извозчиках. Но кто теперь знает, когда именно они исчезли с улиц Петербурга? Да никто – потому что современники не удосужились записать: «сегодня пропал последний извозчик». От прошлого остались кое-какие вещи, или описания вещей, остались добросовестно записанные мемуаристами курьёзы, но чем дальше вглубь веков, тем труднее увидеть жизнь реального человека. Об охоте на львов напишут (и то, если не масаи), а о том, что съел с утра, как умылся – зачем? Живём, как все. А жизнь-то между тем меняется: то все ели с ножа, а теперь вот вилками тычут в жаркое. Перемены происходят всё быстрее. Время набирает обороты, как вентилятор под потолком. После моего рождения пальцы в него лучше не совать. На моих глазах ушли в прошлое паровики с таинственными жезлами, которые меняли на каждой станции, обеденные перерывы «С двух до трёх», магазины «Гастроном» и «Молокосоюз», роскошные рыбные садки из стекла и мрамора, киножурналы перед киносеансами, и многое другое. Не уподобляйтесь прежним мемуаристам, записывайте как можно больше мелких, типических вещей для будущих историков, вот как я записываю, что выпила сегодня чашку кофе с молоком и съела два маринованных белых гриба со сметаной, заев их кислой капустой: пусть знают, каков был типичный завтрак американского жителя первой четверти 21 века.

Начнём с пятнадцатого века. Как они жили-то в своём пятнадцатом веке; что было до рококошной перестройки? Наиболее сочные и подробные описания оставляли о Венеции иностранцы, записывая то, что было им в диковинку. По их запискам выходит, что пятнадцатый – шестнадцатый века были золотыми в буквальном смысле. Коммин отмечал, что: «В большинстве домов по меньшей мере две комнаты с позолоченными плафонами, с богатыми каминами резного мрамора, с позолоченными кроватями, с разрисованными и позолоченными ширмами и множеством другой хорошей мебели». Из семнадцатого века Коммину вторит Франческо Сансовино, сын известного архитектора: «В прошлом предки наши были экономны, но расточительны в украшении своих домов. Существует несчётное число зданий, где потолки спален и других комнат украшены золотом и другими красками и историями, изображёнными известными художниками. Почти у каждого дом украшен благородными гобеленами, шёлковыми занавесями и позолоченной кожей, шпалерами и другими вещами в соответствии со временем года, и большинство спален уставлены кроватями и сундуками, позолоченными и расписанными». Сундуки мои, сундуки, бриллианты мои, бриллианты...

Эпоха Коммина и Сансовино не только самая великолепная, но и самая загадочная.  Ничего-то мы толком не знаем. Почти невозможно восстановить, как размещалась венецианская семья среднего достатка в каком-нибудь Ка. Например, были ли за членами семьи закреплены отдельные комнаты? В такой ситуации историки хватаются за что угодно, даже за инвентарные описи имущества, составляемые нотариусом покомнатно, как я прочла в замечательной книге Патрисии Фортини Браун «Частная жизнь в Венеции эпохи Возрождения». Из описи особняка семьи Да Ледзе мы узнаём, что отдельного кабинета не было даже у хозяина дома. Каждая комната была сразу и спальней, и кабинетом, и гостиной. Я это подозревала – в семье да Ледзе девять штук детей, какое уж тут уединение. Все хотят быть с папой и мамой, так и кочуют, так и перекатываются живым тёплым клубком из комнаты в комнату, не в силах расстаться – один пошёл, и другие за ним потянулись. Я с книгою, ты с вышиваньем...

Парадными помещениями были портего и «Золотая комната» (как она выглядела, можно догадаться по названию). В портего у да Ледзе, как и во всех лучших домах Венеции, стояли только стулья, многие из них складные, хитрой венецианской конструкции, которые выглядят как буква «Х» и складываются, как ножницы. Портего служили парадными гостиными, а при случае в них расставляли складные столы: тратить жизненное пространство на постоянную столовую никому не хотелось. Я кстати тоже не держу в своём портего обеденного стола, и вытаскиваю его для гостей из-под дивана.

В Золотой комнате стояли сундук, стулья и клавикорды, и ещё в ней был альков с кроватью. Мысль о том, что в гостиной должна быть кровать, для меня не нова. Это официально ожидалось от советских граждан, хотя мотивировки иногда были расплывчаты. Когда я зачитала маме хрущёвскую брошюру о планировке квартиры: «спальни и общая комната, в которой спит один из членов семьи», – мама поинтересовалась: «А что это он там спит, если комната общая?» Но в венецианских палаццо дело было не только в недостатке места. Может быть в Золотой комнате даже и не спали, а просто хвастались кроватью, так же, как теперь многие хвастаются роялем, на котором никогда не играют. Кровати были произведением искусства: росписью венецианских кроватей восхищалась вся Европа; к ним у приличных людей полагались перины, матрасы, бельё, покрывала, оборки и занавеси, желательно из шёлка, в нескольких комплектах разных цветов. Кровати были капиталовложением: набор для кровати считался солидным наследством, впору приёмной дочери. Кровати были капитальным сооружением. Их встраивали в нишу в стене. Справа и слева от ниши были двери – одна в кладовку, а другая к лестнице на антресоли над кроватью. На антресолях спали дети и нянька.

Другим важнейшим предметом обстановки были сундуки. Они были универсальны, как сумка Мэри Поппинс. Сундуки служили не только хранилищем вещей, но и сиденьями, столами и ступеньками к высоким кроватям. В отличие от флорентинцев, венецианцы не особенно жаловали сундуки с росписями из античной истории,  хотя бывало и такое, и даже сам Джорджоне расписывал их сценами из Овидия. Но в основном ореховые и кипарисовые сундуки инкрустировали слоновой костью или перламутром, покрывая стенки тончайшим, как кружево, узором, (так называемая «мозаика по-венециански»), или раскрашивали, имитируя такую инкрустацию. В ходу была также техника «пастилья»: сундук покрывали толстой белой пастой, на которой отпечатывали узор, а потом золотили его и раскрашивали. Получался тонкий, деликатный рельеф. Со временем модной стала резьба по дереву, и сундуки приобрели облик античных саркофагов на элегантных лапах.

Для мелких вещей использовали ларцы, которые отделывали ещё более пышно. Приятно посмотреть на венецианские шкатулки с резьбой по слоновой кости, гравировкой по бронзе, золотой росписью по чёрному лаку. Иногда это великолепие комбинировали с миниатюрами гуашью на пергаменте, подкладывая их под стекло, или вырезали из бумаги силуэты, наклеивали их и лакировали. Эта удивительная техника особенно распространилась в эпоху рококо. Интересной разновидностью шкатулок были ларцы для подарков, иногда из хрусталя, чтобы содержимое было видно. Достойным подарком считался набор детского белья, благословлённый папой римским.

Стены желательно было завешивать шпалерами или на худой конец кусками дорогих тканей; между прочим, это практичнее, чем просто обить штофом и ждать, пока плесень проступит. Шпалеры ценились больше картин: картины-то шли в цене наравне с сундуками.

Ах, да что сундуки, ткани, что фальбала, маточка, – тряпка! А люди-то что делали? Ликовали. Пировали. На свадьбах подавали множество перемен блюд и выставляли в вазах золотые и серебряные дукаты приданого. (Никто не крал, а сейчас другое – вот недавно в газете пропечатали, что господин в баре промочил пивом 12 тысяч долларов и разложил их сушиться на батарее. И что же – деньги исчезли, и он даже догадывается, кто взял). Посуда была оловянная, серебряная, золотая и стеклянная – что по тем временам не каждый европеец мог себе позволить. Сохранились воспоминания о том, как на пиру хозяин выкинул грязные золотые блюда в канал, чтобы их не мыть, но злые языки утверждали, что в воде была заранее натянута сетка.

Согласитесь, всё это через край. В обществе, основанном на вере в социальную справедливость, необходимо эту веру поддерживать и не допускать, чтобы богатство богатых раздражало низы. Поэтому был создан ОББ (Отряд для Борьбы с Богатством), или  Магистрато алла Помпе, который постоянно сочинял декреты по борьбе с роскошью. Магистрат предписывал подавать не более трёх перемен, и пищу не золотить. Запрещено было подавать печенья из кедровых орешков, фисташки, круглые пирожные с кремом, конфеты из сахара с розовой водой, цукаты и варенье, меренги, украшенные печатным рисунком. «А если в наших служащих начнут кидать апельсинами или выпихивать их, то дополнительный штраф – 50 дукатов!» Слугам предлагалось стучать на господ, если те перехряпнут фисташек.

Только в одном случае роскошь была предписана – при приеме иностранцев. Для французского короля Генриха Третьего столы украсили отлитыми из прозрачного сахара фигурами папы, королей, богов, Добродетелей. Красота, изящество и роскошь пиров и праздников поражали иностранцев. Но иностранцы ругались, что кормят плохо, и пир в основном для глаз, а не для живота. Действительно, кому захочется позолоченной пищи? Бедному Генриху Третьему подсунули красиво сложенную салфетку из сахара; непонятно, что с ней делать, – утереться, так морду расцарапаешь.

В обычные дни бережливые венецианцы прятали в сундуки шпалеры и парадные платья, и тратили на еду совсем мало. Покупка продуктов была таким важным делом, что на базар ходил сам хозяин дома, будь он хоть патриций. Убирала и готовила прислуга. Что же оставалось делать хозяйке дома? Главное достоинство венецианки – моральная чистота и простота в быту. Действительно, поскольку хозяин дома ходит к проституткам (зря что ли их было в Венеции в 16 веке 20 тысяч?), если ещё и хозяйка загуляет, это будет уже не семья, а какая-то фигня. Кроме целомудрия в обязанность хозяйке вменялось следить за тем, чтобы всё – занавеси, одежда, наборы для кроватей и остальная матчасть, – было распределено по совершенно определённым сундукам, и главной похвалой было: «Вот как у неё всё разложено по местам!» В свободное время полагалось не попадаться на глаза посторонним мужчинам и заниматься вышивкой и плетением кружев.

Рожали венецианки наперегонки со временем, пока жена или муж не умрёт.  Многие женщины умирали от родов после седьмого-десятого ребёнка, надорвавшись рожать каждый год.  К моменту смерти одного из супругов в живых из десятка детей оставалось, скажем, пятеро, а ещё через десять лет двое-трое. Чтобы не дробить имущество, женили только старшего сына. Дочерей отправляли в монастырь, а младшие братья жили в семье старшего. При таком обилии проституток и сожительниц незаконные дети несомненно появлялись, но всё-таки контроль над законными браками как-то ограничивал состав семьи.

Да, но всё же многовато проституток, и откуда столько набралось? А что ещё было делать женщинам из бедных семей, у которых недоставало денег на взнос в монастырь? Хотя великодушная Венецианская республика и заботилась о нищих мужчинах, незамужних женщин как-то не замечали, выпутывайся, как умеешь. Закрадывается подозрение, что от избыточных женщин даже ожидали подобной работы на благо мужского населения. Знаменитая куртизанка Вероника Франко писала, что нет ничего ужаснее её судьбы: «Рабство самое страшное; какие богатства и удобства могут это перевесить!» Ей было труднее многих её товарок: Вероника Франко была знаменитым поэтом и музыкантом своего времени. Тем не менее, прожить эта талантливая женщина могла только, по её словам, ценой крушения рассудка, жизни и тела.

 



Страница 14 из 24 Все страницы

< Предыдущая Следующая >