К 100-летию А. И. Фета. Часть 4 |
| Печать | |
СОДЕРЖАНИЕ
Общественные догмы и их толкование1 апреля 2002 г. Наш последний разговор вызвал у меня разные мысли по поводу нынешнего положения вещей, которые было бы невозможно провозгласить открыто, и это уже составляет обвинение против существующего порядка вещей. В самом деле, если «демократия» означает признание обязательных догм, в которые невозможно верить, то у такого строя нет независимого мышления и, следовательно, нет будущего. Догма всеобщего равенства исходит из фикции, будто все люди рождаются равными и, более того, не признаёт даже, что они могут стать неравными в течение своей жизни. Конечно, смысл этих утверждений зависит от того, что называется «равенством». Если понимать это слово буквально, то нельзя устраивать экзамены и выбирать себе должностных лиц, потому что любой выбор отрицает принятую догму. Ещё на школьной скамье дети узнают неравенство человеческих способностей и приучаются с этим мириться. Я долго не понимал, чтó они при этом чувствуют, потому что всегда был первым в классе или на курсе и не испытывал никаких унижений этого рода. Но вообще это проблема. Если считать главной целью культуры её высокое развитие или хотя бы её сохранение, то никак невозможно вручить её судьбу всеобщему равному голосованию, потому что очень скоро образуются клики, манипулирующие этим процессом, используя невежество и зависимость «народных масс». Поэтому всевозможные лозунги, апеллирующие к «народу» и ожидающие спасения от «народа», вызывают у меня впечатление наивности или мошенничества. И в то же время я придерживаюсь философии, которую называю «гуманизмом». Это значит, что цивилизация, основанная на угнетении и нищете большинства населения (как это было на протяжении почти всей истории) мне не подходит. Я хотел бы, чтобы моё благополучие не предполагало подавления других, даже скромно одарённых и ничем не выдающихся людей. В некотором смысле каждый должен получать то, чего он заслуживает, и во всяком случае – возможность развиваться без барьеров сословных и имущественных привилегий. Но те, кто не может развиваться, должны работать для своего пропитания или, если они больны, стары и не способны работать, предъявить обществу свои права на помощь. Во всяком случае, системы, построенные на человеческих жертвоприношениях и рабстве, я решительно отвергаю. Похоже на то, что в так называемых западных странах теперь утверждается система, где духовное рабство компенсируется материальным содержанием, создающим небывалый в истории паразитизм. Паразитической бюрократии противостоит паразитический «пролетариат», аналогичный римскому, то есть содержимый за гражданскую принадлежность и ради спокойствия в государстве. Каким образом сочетать милосердие к слабым и строгость к ленивым? И кто же будут эти милосердные и строгие, от которых должна зависеть судьба нуждающихся в том и другом? Конечно, нужна элита, не элита привилегий, а элита долга и чести. Она нужна прежде всего для сохранения гибнущей культуры. И для этого прежде всего надо иметь группы серьёзной культуры, вокруг которых будут объединяться люди с общими интересами. Мне кажется, что изоляция от общества не является лучшим решением этой задачи. Вот я пишу, или вчерне уже написал некую книгу. В этой книге я пытаюсь выяснить биологические основы так называемой «классовой борьбы». Было бы хорошо, если бы ты не составлял мнения о моих взглядах по сложившемуся шаблону, классифицирующему всех людей при помощи нескольких кличек. В Советском Союзе все термины были извращены, и предполагалось, что любое несогласие с существовавшим режимом означало согласие с идеологией «западного» общества, или с «капитализмом». Но все выдающиеся мыслители Запада – все без исключения – были сторонники глубоких реформ этого общества, в направлении того, что я называю гуманизмом. Ты упомянул Конрада Лоренца, действительно глубоко повлиявшего на меня уже в моём зрелом возрасте. Лоренц выступил против системы производства, основанной на искусственно стимулируемом потреблении и обманывающей потребителя, отчётливо понимая, что в этом обществе нет шансов сохранить унаследованную нами культуру. Более определённые взгляды высказывали такие учёные, как Эйнштейн, Рассел, Винер, а последние из настоящих писателей – Толстой, Чехов, Томас Манн, Голсуорси, Дю Гар – все были противники «буржуазного» образа жизни и склада ума. Я только что перечитал рассказы Манна, изображающие Германию перед Первой Мировой войной. Манн был буржуа по привычкам и происхождению и не стыдился этого. Но он изобразил умирающее, обречённое общество, и не только потому, что в нём были феодальные пережитки, впоследствии породившие фашизм. Голсуорси описал психологию «собственника», то есть буржуа по преимуществу, не имеющего никаких других идей, кроме сохранения своей собственности. В нескольких случаях я наблюдал, что представляет собой делец, и мои впечатления не очень отличались от описаний Бальзака и Голсуорси. Главный вопрос состоит в том, можно ли положиться на стихийное развитие экономических механизмов. Опыт истории показывает, что «неограниченный» капитализм – какой был, приблизительно, в Соединённых Штатах до 1900-го года – сам по себе культурно бесплоден. Вся культура заимствовалась из Европы, то есть происходила или из традиций аристократического общества, или из его мятежной оппозиции. Без европейского романтизма нельзя себе представить ни По, ни Готорна, а весь американский роман – сплошь оппозиционный по отношению к буржуазному обществу – заимствован из европейской прозы. Но Европа никогда – до нашего культурно бесплодного времени – не довольствовалась идеями свободного предпринимательства. Будущее человечества вообще мало зависит от того, как и что будут производить и продавать. В сущности, концентрация на экономической стороне дела отражает лишь тупик того общества, которое породило всю эту чудовищную бюрократию. Мало бороться со злом, нужны идеалы добра. Представление, будто налоговые реформы могут улучшить это общество, наивно. Они могут только отсрочить его гибель. Ты, конечно, помнишь концовку «Острова пингвинов»? Напрасно Франс изобразил своих героев-анархистов с некоторой симпатией. Убийцы 11 сентября больше похожи на тех, кто взорвёт это общество, если оно не одумается. Оно хрупко, уязвимо, и его подонки положат ему конец. Могу тебя заверить, что мои симпатии не на стороне этих подонков. Но это общество их производит. Думаю, что взрыв в Оклахоме не случаен, и что (так и не найденные) распространители сибирской язвы были коренные американцы. Поучительно, что дорогостоящие спецслужбы (как их у нас называют) ничего не умеют сделать, так что в самолёт можно внести что угодно при всех их мерах контроля, затрудняющих только обычную публику. В общем, нужны положительные идеи. Ты представляешь себе, что в Штатах возможна решительная оппозиция. Ясно, против чего, но неясно, за что. Я не имею готовых решений ни для Штатов, ни тем более для совсем уж разваливающейся России. Но обо всём этом надо думать. Нельзя останавливаться на критике одной стороны режима. Например, американская демократия может быть сильно ограничена под предлогом «борьбы с терроризмом» – теми же чиновниками. Возникает вопрос – как бороться с этим явлением? Если истерия вокруг «терроризма» продолжится, то неизбежно «спецслужбы» станут находить его повсюду или изготовлять его, как это всегда в таких случаях бывает. Мне хотелось бы знать: есть ли ещё в Штатах независимая печать? Я только что просмотрел том со статьями Вагнера, сделавшего своей идеологией борьбу с золотом. Итогом этой борьбы стала тирания, гораздо худшая, чем власть банкиров: власть люмпенов. Надо осторожнее бороться с золотом, не взывая к племенным мифам древности. Некоторые части моей книги могут показаться идеализацией индейского племенного строя, но там сделаны и нужные оговорки. Я принялся читать песнь о Нибелунгах – в её средневековой версии, и был поражён как раз страстью к золоту, движущей всех этих эпических германцев. Несомненно, жадность к накоплению была главным мотивом их потомков, немецких лавочников, потерявших свои сбережения и сваливших на евреев собственные мотивы. Думаю, что мне удалось разобраться в истоках племенной морали, лежащей в основе всех наших законов и этических представлений. Конечно, изучение человеческой проблемы – это совсем не решение, но никакое решение невозможно без понимания. Подумать только, что народники надеялись на всеобщее голосование, а большевики объявили устами Ленина, что управлять заводом может любой рабочий, знающий четыре действия арифметики! Это было написано в сентябре 17-го года. Отсюда следует, что «народа» надо прежде всего опасаться, особенно если хотят ему помочь. Когда-то умные люди говорили: tout pour le peuple, rien par le. И при этом у меня ясное сознание, что я не могу быть счастлив ценой пожизненного несчастья других. Иначе – чем я был бы лучше помещика, владельца крепостных? Но если бы я родился помещиком, как Джефферсон, то поступал бы так же, как он, то есть был бы заботливым хозяином моих чернокожих, а не разогнал бы их на «свободу». Таким образом, нельзя держаться словесных правил перед бессловесной действительностью. Если мы найдём, что всё это слишком сложно, и что надо искать простой выход из сложной ситуации, то придём к одной из схем уже пережитого прошлого, как все утописты.
Страница 11 из 30 Все страницы < Предыдущая Следующая > |