На главную / Русская интеллигенция / К 100-летию А. И. Фета. Часть 4

К 100-летию А. И. Фета. Часть 4

| Печать |


СОДЕРЖАНИЕ

  1. К 100-летию А. И. Фета. Часть 4
  2. Интеллигенция и мещанство, общественные идеалы
  3. О будущем человечества
  4. Книга Нольте «Фашизм в его эпохе» и пр.
  5. Размышления о науке
  6. Озонные дыры
  7. О лекциях по кибернетике в Красноярске
  8. Мысли, навеянные симфониями Бетховена
  9. О нынешнем положении в мире
  10. Мысли, рождённые музыкой
  11. Общественные догмы и их толкование
  12. О необходимости культурной традиции
  13. Поездка в Италию
  14. О некоторых вопросах астрономии
  15. Об естественных науках
  16. Генетическая и культурная наследственность
  17. О людях обыкновенных и необыкновенных
  18. О «Русской рукописи» Лоренца и пр.
  19. Из истории научных построений
  20. Простейшая модель «отбора на неспособность путем террора»
  21. Научное объяснение мира
  22. Стимулированное потребление
  23. О всё большем усложнении науки
  24. О книге «Инстинкт и социальное поведение» (текущая позиция)
  25. Разбор статьи из WSJ о повышении температуры Земли
  26. Обсуждение статьи из WSJ (продолжение)
  27. О глобальном и локальном подходе в науке и философии
  28. Вопросы культуры
  29. О произведениях классиков
  30. Условия для сохранения культуры


О книге «Инстинкт и социальное поведение»

6 апреля 2005 г.

Я занимаюсь теперь английским переводом моей книги, под названием «Инстинкт и социальное поведение». Её научное содержание опирается на этологию, в смысле Лоренца и его школы. Возражения некоторых биологов меня мало волнуют, поскольку биология находится, подобно другим начинающимся наукам, в состоянии разброда, когда ещё не выработались обязательные критерии научной истины. Наука тем и отличается от других видов человеческой деятельности, что её выводы неизбежны и не зависят от так называемых мнений. Главный принцип этологического подхода, который я применяю, состоит в том, что человек наделён социальным инстинктом, перенесённым с первоначальных групп сначала на племя, а теперь на всё человечество. Этот инстинкт выражается некоторой философией, которую я называю гуманизмом. Её формально признают даже правительства всех стран, входящих в довольно жалкую пока, но потенциально важную ООН. Но в исходной биологической форме социальный инстинкт обуславливает неприятие асоциального поведения, противоречащего «племенной морали». Лоренц рассматривает в качестве такого поведения преступления против личности, хотя и не ограничивает заранее объём этого инстинктивного явления.

Я думаю, что асоциальный паразитизм  — более широкое явление, включающее такие социальные факты как наследственные привилегии феодалов, образ жизни рантье или бюрократов. Равновесие общественной жизни складывается в динамическом взаимодействии социального инстинкта с инстинктом внутривидовой агрессии. Поэтому нельзя рассчитывать на идиллическое спокойное общество без противоречий. Но можно ограничить явления паразитизма и эгоизма законами. Так называемая демократия является первым приближением к такому более разумному строю. Конечно, она намного лучше систем вроде средневековых мусульманских государств, или криптофашистских, как в нынешней России. Даже неумная и бесформенная политика нынешних Соединенных Штатов лучше того, что делают европейские оппортунисты вроде Ширака. Но об этом я уже не говорю в моей книге.

Я не думаю, что рыночное хозяйство несёт в себе все средства спасения культуры. Более того, хотя это хозяйство поддерживает эффективность производства, производство само по себе — лишь средство культуры, а не её цель. Самое серьёзное расхождение между нами, как мне кажется, состоит в том, что я вижу необходимость общего планирования культурного развития — по крайней мере, его безопасности и здоровья. Собственно, это и должно быть задачей государства, если таковое вообще будет существовать. Вопрос в том, как превратить в действительность «демократический контроль» над государственным аппаратом. В магическую силу всеобщего голосования я так же мало верю, как в магические свойства рынка. Всё это требует мышления, а не соревнования в популярности и телевизионных спектаклей. Несомненно, надо снять запрет с обсуждения принципов общественного строя. Но это уже другой вопрос.

Я не рассчитываю на успех моей книги, если даже она выйдет по-русски. Английское издание может быть замечено и вызовет хотя бы нападки. Я перевёл книгу на мой квазианглийский язык и теперь редактирую этот перевод. Хочу послать его по Интернету некоторым западным учёным. К сожалению, уровень мышления весьма снизился в последние десятилетия. Интересные книги по истории, философии и другим гуманитарным предметам были написаны авторами, родившимися в начале двадцатого века! Более молодые стремятся только к успеху.

Мои занятия квантовой механикой привели, как и следовало ожидать, к границе понятного и изученного. Дальше Людвиг и его школа не идут, и граница эта даже не включает всю нерелятивистскую квантовую механику. Дальше надо уже не читать, а думать независимо — как жаль, что мне осталось для этого мало жизни! Но ведь я всё это делаю не для успеха, а потому, что мне это интересно.

Кстати, астрофизики хорошо понимают, как важно допущение прозрачности Вселенной. В теории Большого Взрыва отмечают, что вначале материя была в форме ионов (заряженных частиц), не пропускавших света, а потом (очень скоро, по космическим масштабам) образовались нейтральные атомы, и тогда «Вселенная стала прозрачной»!

Для развлечения я подготовил три лекции об итальянском Возрождении, которые прочту в Красноярске. На этот счёт есть простое наблюдение: высокая культура возникала там, где была свобода — то есть где были небольшие конкурирующие государства и разнообразие условий. Примеры — Греция, Северная Италия, Нидерланды, Соединённые Штаты (последнее под вопросом, так как эта культура всегда была изолятом европейской).



 


Страница 24 из 30 Все страницы

< Предыдущая Следующая >
 

Вы можете прокомментировать эту статью.


наверх^