Генетическая и культурная наследственность

29 июля 2003 г.

Я хотел бы внести ясность в вопрос о генетике, где, как мне кажется, ты переоцениваешь гибкость генома. В действительности геном крайне жёсток в программировании основных функций, которые ему поручены. Лоренц подчеркивает, что эти функции определяют самое понятие вида, и поэтому строго охраняются от всех случайных изменений. «Текущее» приспособление индивида к меняющимся условиям поручается другим механизмам, образующимся в течение жизни индивида и не передающимся по наследству. Невозможность передачи по наследству «приобретённых признаков» составляет как раз опровержение знаменитой ошибки Ламарка! Было очень много притязаний на открытие такого наследования, и сам Дарвин ссылался на наблюдения как будто добросовестных наблюдателей, претендовавших на это, но каждый раз выяснялась ошибка. Дело обстоит так, как если бы кто-нибудь надеялся передать свои знания детям, оставив им свою библиотеку. Чтобы чему-то научиться, читать им придется самим. Биологи пытались найти молекулярные носители приобретенной информации в геноме, но напрасно. Таких механизмов, по-видимому, нет, и приобретённая информация погибает вместе со смертью индивида. Именно по этой причине животные не накапливают такую информацию и не имеют «традиции». Но животное может выучиться некоторым вещам в течение своей жизни или, как говорят биологи, в своём «фенотипе». Лиса может научиться проникать в курятник, хотя её предки жили раньше появления таких сооружений и, следовательно, в её геноме не может быть ничего о курятниках. Приобретённая информация хранится, скорее всего, в структурах мозга и аналогична подпрограммам, вводимым в основные программы компьютера пользователем. Геном содержит лишь отсылки к таким подпрограммам, которые Эрнст Майр в 1967 году назвал «открытыми программами».

Мы ещё плохо понимаем этот процесс, но важно, что у человека есть способность заполнять «массивы оперативной памяти» мозга сообщениями других людей, усваиваемыми из своей культуры. Животные могут учиться только при возникновении соответствующей ситуации, если требуемое поведение демонстрируется другой особью его вида. Например, котёнок при рождении получает способность ловить мелкие движущиеся предметы, то есть  – в природе – мелких животных, но не способность есть их. Есть пойманную мышь он может научиться лишь от матери, если есть мыши. Если близ него нет матери, или если в его детстве не появляются мыши, то он будет ловить мышей, но не будет их есть. Вероятно, этот способ наследования поведения объясняется тем, что съедобность пойманного у кошек не всегда задаётся геномом: почему-то выгоднее было поручить это обучение матери, которая имеет такую генетически заданную функцию. Но она не может её проявить, если не появляются мыши! Нужны «наглядные пособия». Если бы хоть одно поколение всех кошек выросло без мышей, то способность есть мышей была бы утрачена. В меньшем масштабе такие опыты проводились, на изолированных популяциях животных. Например, птицы имеют при рождении лишь очень ограниченную информацию о хищниках, и если данная популяция в нескольких поколениях не сталкивается с этим хищником, то птицы его не боятся.

У человека есть способность обучения без «наглядных пособий», то есть в отсутствие обучающей ситуации. Человек может заполнять свои открытые программы памяти словесными уроками взрослых, или (с недавних пор!) даже прочитанными данными. Я никогда не стрелял из пистолета, ты мне показал, как это делается, и я выстрелил. Но если бы не было «учителя», и если бы мне никогда не попадался пистолет, я мог бы сделать это по достаточно подробному описанию. Это и есть культура. Приобретённая информация не погибает вместе с приобретшим её индивидом, а накапливается (кумулируется) и образует традицию культуры. Лоренц описывает опыты японских этологов с макаками. Они давали им испачканный землёй картофель. Одна молодая самка изобрела навык мыть картошку в морской воде и научила 19 особей своего стада. Но если картошку не давать, этот навык в стаде исчезает. У обезьян нет языка, способного сохранить информацию!

Итак, у человека есть, наряду с генетической, культурная наследственность, традиция, без которой он не может выжить. Человек от рождения не знает многого, что знают другие млекопитающие. Женщина не знает, что она должна перегрызть пуповину новорождённого: это ей должны сообщить другие люди. Люди обоего пола не знают, как начать половой акт. И так далее, без конца. Человек – культурное животное, как выразил это один антрополог. Культурная наследственность несравненно более гибка и изменчива, чем генетическая. Время образования и разрушения культур – тысячи или даже сотни лет, в то время как время образования вида (т.е. генома) – миллионы лет. В случае человека надо причислить к этому времени существование наших предков-гоминид, которые были переходными формами в этом процессе.

Вопрос о действии естественного отбора (= изменения генома под действием конкуренции и вымирания неприспособленных) очень мало изучен. Лоренц предполагает, что естественный отбор продолжает действовать и в нынешнем человечестве, но в этом случае у него нет решающих доказательств. Он приводит данные Сиднея Марголина об индейцах Юта, которые ты читал. Их необычную агрессивность он объясняет действием естественного отбора в течение нескольких столетий. Верно ли это? Оказывается, эти юта – твои соседи. С другой стороны, в семьях европейской аристократии несомненно происходил отбор на храбрость: менее храбрые шли в священники и не имели детей. Возможно, был отбор и на красоту женщин, потому что на некрасивых не женились, а отдавали их в монастырь. Вообще, вопрос об отборе у людей в нашей культуре табуирован. Несомненно, однако, что культ равенства теперь доведён до абсурда. Развитие культуры часто подобно колебанию маятника, переходящему положение равновесия. Вопрос о природе демократии тоже табуирован.

Страница 16 из 30 Все страницы