Всемирная борьба за “оздоровление”

Как видно из этих образцов, целью национал-социалистского движения является достижение и защита безусловного суверенитета немецкого расового государства в вечной войне. Но это еще не исчерпывает природу борьбы, как ее себе представляет Гитлер.

По своему общему характеру это борьба за оздоровление. Как всегда у Гитлера, и в этом случае негативное выступает на передний план сильнее позитивного – болезнь сильнее здоровья.

Гитлер неустанно подчеркивает, что при множестве явлений упадка происходит единый большой процесс болезни. Его основная предпосылка и самое глубокое убеждение состоит в том, что у этой болезни должен быть возбудитель. Это туберкулез, отравление или чума. Все лекарства бесполезны, пока бациллы продолжают пожирать больного. Первая Мировая война была проиграна, потому что постеснялись “подержать под газом двенадцать или пятнадцать тысяч таких еврейских совратителей народа», как это приходилось выносить сотням тысяч на фронте. Но как могли бороться с ядом те, кто нес его в самом себе, зараженные гуманитарными и демократическими идеями? Разве не должна была их устрашить мысль, что надо истребить интернациональных «отравителей массы»? Насколько Гитлер охвачен пронизывающим страхом “истребления”, “искоренения” и «уничтожения» немецкого народа, настолько же неустанно он призывает к “истреблению”, “устранению”, «элиминации» этого возбудителя смертельной болезни. В феврале 1942 года, то есть после совещания на Ванзее, организационно подготовившей “окончательное решение”, он говорит своим гостям за столом: “Обнаружение еврейского вируса – это одна из величайших революций, которую мир должен совершить. Борьба, которую мы ведем, того же рода, как борьба Пастера и Коха в прошлом веке. Сколько болезней вызывает еврейский вирус!...Мы вернемся к здоровью, лишь устранив еврея”. И еще в своих последних монологах он притязает на благодарность мира за то, что он “вскрыл еврейскую опухоль”.

То, что Гитлер излагал характер своей борьбы с помощью биологическо-медицинских категорий, придало его войне третий уровень – уровень уничтожения. Конечно, не один Гитлер говорил таким языком, но только он один имел смелость сделать из него все выводы. В то же время, уничтожение еврейской бациллы – не единственная задача негативной политики оздоровления. К ней относится также устранение тех, кто борется с ядом без решительности, потому что несет его в самих себе, то есть к буржуазным, а также консервативным партиям. Сюда относится, и это не менее важно, устранение биологически слабых и неполноценных. Задолго до “законов о здоровой наследственности” и мер по умерщвлению неизлечимых больных, в одной из ранних речей Гитлера можно было услышать следующий расчет: “Если бы Германия ежегодно получала миллион детей и устраняла 700000-800000 слабейших, то в конечном счете это, возможно, привело бы даже к увеличению силы”.

Меры позитивной политики оздоровления относятся к практике режима; мы их здесь не перечисляем.. Чтó, по мнению Гитлера, было важнее всего в этой области, видно из его похвальной оценки целебного расового воздействия дивизий СС в окрестностях Берхтесгадена и в других местах, а также из замечания, что душа его не будет спокойна, пока ему не удастся насадить потомство нордической крови везде, где население нуждается в возрождении.

Для Гитлера борьба за оздоровление с ранних пор – не только немецко-провинциальное дело. Поскольку эта борьба направлена против всемирной болезни и ее возбудителя, она универсальна по своему объему и не может прекратиться, пока болезнь не будет повсюду побеждена. Таким образом, речь идет об исцелении мира. И в самом деле, уже в ранние годы Гитлер не стеснялся сравнивать себя с Христом и его «борьбой против еврейского яда». В сентябре 1923 года он сказал: « То, что намечается сегодня, будет больше мировой войны! На немецкой земле пойдет война за весь мир. Есть только две возможности: мы станем жертвой или победим».

Духом такой борьбы не может быть политический расчет или простой учет интересов. Если народ хочет устоять и победить в этой борьбе, он должен полностью проникнуться убеждением, что это война не на жизнь, а на смерть. Движение должно слепо и фанатично идти за фюрером, а фюрер должен верить в движение. Новое мировоззрение требует «исключительного и полного принятия». Лишь таким образом оно может привести к требуемой беспощадности борьбы. При этом уже в Моей борьбе «полностью» исключаются гуманные точки зрения. Это касается отнюдь не только истребления главного врага. В Застольных разговорах Гитлер предусматривает, в случае возникновения мятежа где-нибудь в рейхе, следующие меры: казнь всех руководящих людей враждебных направлений, в том числе политического католицизма, расстрел всех заключенных в концентрационных лагерях, устранение всех преступных элементов, то есть вместе – нескольких сот тысяч людей, только и способных стать вождями и участниками революции.

Можно было бы спросить, было ли для человека столь неслыханной жестокости что-нибудь невозможно. На это можно ответить: например, употребление мяса или участие в охоте. Это также указывает на крайне своеобразный характер «мировоззрения», возникшего из требования противопоставить мировоззрению противника какое-то другое мировоззрение.

Какой же смысл имела эта мировая борьба, начатая человеком, хотевшим сделать высшим принципом воспитания «исключительное признание прав собственного народа»? Насколько смысл поведения определяется его целью, мы уже знаем ответ. Но эта цель, по своему характеру, неотделима от того, что вначале можно было бы считать средством. Новый рейх, – говорит Гитлер в Застольных разговорах, – будет самым прочным народным сообществом в мире, ничто не сможет нарушить его кристаллическую твердость. Симпатии каждого члена этого естественного сообщества будут ограничены его сочленами. Этот рейх будет вбирать в себя отовсюду всю хорошую кровь, и поэтому станет неуязвимым. Им не будет больше руководить слишком подвижная духовность прежнего верхнего слоя; его заменит элита, самым суровым образом воспитанная в традиции безусловной храбрости, которая обеспечит незыблемую внутреннюю устойчивость рейха. Не будет больше декадентского «народа поэтов и мыслителей», вызывающего у остального мира снисходительные похвалы; его настоящий представитель, его партия, будет показывать миру свои зубы, как «самый ненасытный хищник в мировой истории». Храбрость важнее мудрой предусмотрительности, только она может вывести из глубокого упадка народ, это содержание государства, «сущее, постоянное и главное», и вновь привести его в «порядок». «Тогда возникнет вооруженное государство, которое я вижу в мечтах. «Вооруженное государство» не только в том смысле, что в нем все, с юности до глубокой старости, будут носить оружие, но также вооруженное в своем духе и готовое, в случае надобности, применить оружие». Никакие трещины и разрывы не будут больше разделять «субстанцию из плоти и крови», и народ в целом станет, наконец, сильным и здоровым, подобно отдельному человеку, «внешне и внутренне совершенно цельному, коренящемуся в своей почве» – крестьянину.

Нет ничего ошибочнее, чем представлять себе национал-социализм как учение о всемирном исцелении, в том смысле, что оно должно освободить всех людей, ради них самих, от нужды, опасности или вины. Мир должен быть исцелен именно от еврейско-христианско-марксистского учения о всемирном спасении, ради абсолютного господства, навсегда вынуждающего рабов оставаться в рабстве. Национал-социализм можно понять лишь как выражение частной особенности, которая ощущает себя, как таковую, в опасности, и потому, отрекшись от своего исторического своеобразия, с сильнейшим нажимом подчеркивает первобытно-природные черты своего существования и пытается их навсегда закрепить.

Страница 24 из 30 Все страницы