Колдовство Рудольфа

Ну, значит, вот: кружу по этим самым залам, изредка испещрённым гербами незнакомых мне трудящихся... всё такое одинаковое... гадаю – я тут по первому разу, или уже по второму, – и хочется оживить это занудство. Тем более, что я в правильном для этого месте:  говорят, в Чехии дёшевы натурные съёмки и снимают что ни попадя. Вот и мы тоже можем. Вот, допустим, экранизация «де Бражелона» – виконта, которого младенцем подкинули Атосу с запиской «В следующий раз купи презервативы»? Вот вы всё зубоскалите, а Атосу было не до смеха. Он чуть не обалдел от пелёнок и питательных смесей. Нет, оставим Атоса, лучше выжмем досуха градчанскую натуру; будем бить в историческую точку.

Читайте сюда. Сценарий номер раз, историческая реконструкция: 1618 год, Пражское восстание, Дефенестрация № 2 (королевских чиновников из окна Пражского замка). Площадь очищена от туристов. «Мотор!» Топот копыт, камере в нос – секиры. «Кто?» «Иоганн Фабрициус, секретарь королевской администрации! Грамота от государя!» Ручная вихлявая камера, сопя и пыхтя, торопится вприпрыжку по каменным ступеням. Растворяются двери, и камера робко скользит взглядом по зале. Сквозь переплётцы окон тянутся пальцы света, оставляя пятна на въевшейся пыли мраморного пола. Камера, спотыкаясь, наездом бумагу – на дубовый стол. Пятеро шепчутся. Камера повторяет движение высокого над грамотой: «Государь протестантам отказывает!» Перекличка крупных планов. Маленький: «А где остальные?» Высокий: «Учуяли. Разбежались!» Гулким шёпотом: «А может и нам?»

Шум за кадром, испуганным наплывом дверь, камера пятится от человека в латах и толпы за ним. Вскрик: «Вот они, крысы!» Высокий: «Не мы, – по повелению государя!» Маленький: «Вот грамота императора...» Сквозь «Бу-бу-бу...»: «Хватит, кончайте!»  Звенит стекло. Камера, метнувшись в сторону, замирает, болезненно морщится и дрожит... Волокут высокого, трое, проталкивают в проём распахнутого окна. Го-го-го, навалились, дёрнули, пнули... Порядок! Камера в ужасе сглатывает слюну. За ним и маленького, тот зацепился за подоконник: «Исповедника! Исповедника!» Человек в латах бьёт его ножнами по суставам, раз, другой, пальцы разжимаются.. Громкий шлепок за окном. У камеры, часто, по-заячьи бьётся сердце, и повернувшись, крадучись, к стеночке, к стеночке, в дальний угол... Капли пота на лице Иоганна Фабрициуса, рука на его плече: «Стой!» «Да я – секретарь! Я, я – никто...» Громко, в уши и по ушам – страшное: «И его туда же!»

Сценарии сдаём с первого предъявления! Неясно, но экспрессивно. Продьюсеров просят высылать деньги на а/я № 129856. Вот ещё один – берите, пригодится! «Мотор-р!» Окна под потолок, забитые досками, свет только через верхнюю панель. Камера бегло скользит по шкафам с редкостями: чучела, черепа, заспиртованные уроды. С любопытством рождается крупный план: на столике крошечная табакерка из резной слоновой кости. Тянется к ней рука с набухшими жилами. Камера отъезжает, высокий старик в тёмно-зелёном камзоле прячет табакерку в карман. Стоящий спиной, в чёрном, поворачивается: из-под берета – злые глаза, нижняя челюсть карнизом. Вору в ухо, посохом, сбивая с ног: «Забыл, кто здесь император?!» Старик, с пола: «Государь, государь, за что?» «Стража!» Стражники уволакивают старика из кадра, и женщина в бархатном платье валится в ноги чёрному, и тяжко бъётся в уши эхо: «Отец, отец, отец!»... Объектив заволакивает слеза.

«А эта бредятина откуда?» Это сцена из жизни Рудольфа, любовницы Рудольфа и отца любовницы Рудольфа (напомните, как называют отца любовницы, – «деверь»?). Рекомендую, Рудольф. Для тех, кто его ещё не знает – император и чешский король. Лицо Рудольфа общеизвестно – все видели его портрет, составленный Арчимболдо из подручных средств: брови – гороховые стручки, нос – груша, щёки – яблоки, губы – вишни (извините за пошлость), шкура ореха – щетиной на подбородке, усы – спаржа, грудь из тыквы, серьга из фиги, Жорж Борман, нос оторван, вместо носа папироса. Впрочем всяко бывает – вот у возлюбленной царя Соломона груди были как гроздья винограда, и ничего. Но по-моему, если уж рисовать его портрет, так в историческом контексте: годы жизни – эпоха великих географических открытий (р. 1552 – ум. 1612); родственники – испанские Габсбурги с челюстью ковшом: мать, инфанта Мария, её брат Филипп Второй, при дворе которого воспитывался Рудольф.

Став императором, Рудольф перенёс столицу в Прагу. Почему, не особенно ясно, так как был он католиком и утраквистов не любил, особенно радикальную организацию «Богемские братья». Наверно не по душе ему были и цепкие когти венской католической верхушки. Под предводительством Рудольфа Прага расцвела, как при крале Кареле, снова превратилась в столичную штучку, наполнилась деловым людом из разных стран, приоделась, приукрасилась, обзавелась приличествующими метрополису бандитами и борделями.

Рудольф покровительствовал людям искусства и науки и собирал вокруг себя ювелиров, астрономов и алхимиков. Любопытство его не имело границ, так же как потеряла границы карта мира под напором новооткрытых земель и континентов. В соответствии с тогдашними интеллигентскими вкусами познавательность была важнейшим атрибутом предметов искусства. Самого познавательного из художников Рудольф унаследовал от отца, императора Максимиллиана, которому тот рисовал смешные картинки маслом. Звали его Джузеппе Арчимболдо, и был он большой шутейник: писал портреты придворных, иногда с сюрреалистическим душком; писал перевёртыши – вроде обыкновенный натюрморт, только овощи слишком плотно уложены в миску и торчат как-то странно, а перевернуть, и оказался садовник с бородой из корнеплодов хрена, щеками из луковиц, губами из грибов и носом из чего-то такого, что страшно описывать. Или повар, рожа которого сложена из жареных цыплят и поросят. Были аллегории: Огонь, Вода, Земля – Воздух (стихии, а не ракеты); информативно – я, например, узнала, как выглядят средневековые зажигалки – огнива; одно сгодилось для носа, а другое для уха Аллегории огня.  Времена года – угадайте, как они называются! Не угадали? Ну, слушайте. Зима (старое дерево, сучок вместо носа, трутовик вместо губы), Весна (вся сплошь из цветков), Лето (усыпано фруктами, и хорошо, что они рисованные, а то бы посетители не удержались, и от Лета остались бы только черенки и косточки). Животный мир – зверюшки, все в куче, пушистые или блестящие!

Некоторые картины получились у Арчимболдо как воскресный базар, а некоторые – как барахолка. Они пестрят эмблемами Габсбургов – намёк на то, что Габсбурги многогранны и вечны, как природа. В наш быстрый век из-за обилия предметов разглядеть такие ребусы толком не удастся – одолевает страсть к перемене занятия. Отношение к этим картинам может быть разное. Сальвадор Дали испытывал восхищение, Анджело Рипеллино – опасливое отвращение. Максимиллиан от души смеялся и дарил их знакомым королям. Я (с чистою душою и бедным воображением) воспринимаю их как ботанические, зоологические, этнографические иллюстрации.

Резчики по камню и ювелиры создавали специально для Рудольфа причудливые барочные чудеса. Благодаря Рудольфу родился богемский хрусталь, когда камнерез из Вестфалии Каспар Леман («штайншнайдер», портной по камню) вместо природного горного решил поупражняться на рукотворном хрустале. Рудольф приглашал художников и мастеров из Голландии, Италии, немецких княжеств. Проблема эмиграции в то время не стояла, следовали за покровителем. Двор в Вене и ты в Вене. Двор в Праге, и ты в Праге. Некоторые попадали в ловушку – им потом не разрешалось вернуться домой. Люди искусства были челядью Рудольфа, и занятия их были разнообразны. Арчимболдо придумывал костюмы для фестивалей и ездил в Германию закупать редких животных. Он же потом и зарисовывал этих зверей. Зарисовывать нужно было всё, особенно недолговечное, и Арчимбольдо попало, когда он по пьянке упустил зарисовать особенную лилию.

Из естествоиспытателей Рудольф приютил Тихо Браге и Кеплера, но предпочитал алхимиков, колдунов и предсказателей, что простительно:  они все тогда считались учёными; все сочетали «лже-науку» с «не лже». Ведь и Кеплер на старости лет ради куска хлеба стал астрологом генерала Валленштейна. (Работой своей он гнушался и в отместку сочинил Валленштейну поганый гороскоп, от которого генералу не удалось отмыться даже посмертно). Всё та же каша в мозгах осталась и сейчас, только границы переместились. Есть многое на свете, друг Горацио, которого теперь нету – Аполлон, астрология... алхимия когда-то была модна, а сейчас немодна. Сейчас, если учёные пообещают наделать нам золота из пищевых отходов, мы им не поверим, но почему-то верим в возможность магической пилюли, которая излечит от рака, ожирения и интернет-зависимости.

Собственно, разобраться трудно; академик Несмеянов наметал икры из мазута.  Алхимики оказались правы насчёт трансмутации элементов, просто они взялись за дело не с того конца, негодными средствами. Лысенко предугадал открытия современной эпигенетики, хотя вроде Ленина на субботнике схватился не за тот конец бревна. В интеллектуальной истории человечества сбываются самые что ни на есть бессмысленные идеи – атом, например. Мы его не видели, но нам говорят, что он есть, и грозятся дать по тыкве атомной бомбой.

Да и предсказание будущего не такое уж иррациональное занятие. Даже я могу предсказать войны, мор и глад. А хороший психолог может предсказать и будущее отдельного человека. Ведь предсказывают сведущие люди, куда упадёт пушечное ядро, выпущенное из пушки под определённым углом с определённой скоростью. Судьба во многом определяется характером, характер – нервной системой, а уж её развитие определяется генами, на которые могут оказывать сильный эффект внешние условия. И вообще, друг мой Горацио, откуда вдруг взялись гуситы среди мирных чехов?

В любой модной области науки – сейчас молекулярной биологии, вчера астрологии – большинство озабочено поисками ответов на сложные вопросы, но есть и те, кто хочет под шумок славно выпить и закусить. К сожалению, в ряды учёных, которые изучали земное эхо солнечных бурь и разрабатывали технологию изготовления эликсира молодости, затесалось немало жуликов, прятавших золото в рукаве, чтобы в нужный момент подкинуть его в огонь, и поивших пациентов неполезными мутными жидкостями.

Бурную карьеру при дворе сделал Эдвард Келли, которому в Англии до этого отрезали уши за подделку документов. Келли заморочил всех и приобрёл большое состояние. Как? А вот так же, как Распутин заморочил и царя, и царицу, и многих людей высшего круга. Заметьте, как интересно –  во времена, когда физики верили в ангелов, народ доверял любому алхимику безусловно, а в наше время, когда на научной основе возможны запуски ракет в космос, обыватель относится к науке со злым недоверием. Странно это потому, что у обыкновенного человека и тогда не было, и теперь нет возможностей ничего объективно проверить. За счёт чего же свершился такой резкий концептуальный поворот общественного мнения?

Прищучили Келли не за махинации с философским камнем, а из-за дурацкой дуэли. Он жил сиюминутно, как будто и будущего нет, и причинно-следственных связей. Невозможно догадаться, что движет другим человеком, особенно в 16 веке, но рискну предположить, что для плута мир был местом, где легко не только родиться, но и умереть, а в промежутке надо хватать всё, что плывёт в руки, и тратить как можно больше; жить в своё удовольствие, пока фортуна не сбросит тебя с колеса мордой на асфальт, или чем там замостил Прагу Жан Люксембургский? На торцовую мостовую?

Кроме учёных, алхимиков и художников Рудик коллекционировал картины – Тициана, Караваджо... Картину Дюрера перенесли ему из Венеции через альпийские перевалы четыре носильщика, чтобы она не помялась в пути. Любил он также природные диковины – чем чуднее, тем лучше, – и экзотических животных. Сам он, вернувшись из Испании, привёз с собой слона – где уж он его поймал в Испании, не знаю. Может, это правнук боевого слона Ганнибала?

Агенты Рудольфа шныряли по всей Европе и скупали всё подряд. Коллекция Рудольфа стала полной чашей, в которую всё лили и лили, проливая на стол и в карманы придворных – те тянули всё, особенно мелкие вещицы. После смерти Рудольфа всяческие захватчики вывозили трофеи возами, но всё равно не смогли всё вывезти. Некоторые картины Рудольфа находятся в мюнхенской Пинакотеке. Как они туда попали?  Сюжет ещё одного исторического киносценария.

Картины, алмазы, каменная мозаика, резной хрусталь замечательно отвлекали Рудольфа от реальной жизни, в которой копились непрочитанные донесения, недописанные указы и непринятые послы. С государственным управлением разбиралось очередное доверенное лицо. Периодически это лицо выходило из доверия и попадало в каменный мешок, а те казематы были похуже даже нынешних русских тюрем.

Умер Рудольф как-то странно, вслед за тигром его зверинца, по легенде не смог пережить смерть любимого животного. Если бы так, то вполне понятное горе; люди привязываются к бессловесным тварям, хотя не все сентиментальны; я знаю женщину, которая предвкушает: «Вот мои коты умрут, и в квартире наконец-то станет чисто», а тем временем заботливо отпаивает их прописанным прозаком. Но тут было наверняка другое. Этот любитель астрологии, которому напророчили, что он будет жить, только пока живёт тигр, мог загнуться от истерики. Или ещё проще – предсмертные симптомы у Рудольфа наводят на мысль об отравлении. До этого Рудольф был лишён королевского титула своим братом Маттиасом. Так как Рудольф поссорился с чешскими Генеральными штатами и пытался стать диктатором, чехи Рудольфа от Маттиаса защищать не стали. Такой Рудольф всем мешает, и смерть его очень кстати. Тут не поможет и любимая собачка, маленькая, субтильная, которую запускали на стол вынюхивать отраву.

С именем Рудольфа связано множество баек. Например. Алхимики Рудольфа жили прямо в Градчанах, на Викарской улице, рядом с собором. Их никуда не выпускали, держали взаперти и требовали всё время варить зелье, – удивительно, как спокойно на протяжении всей человеческой истории вновь и вновь одни люди доводят других до состояния некормленой заезженной лошади. Однажды те запросились погулять в садике у крепостной стены, воздуху глотнуть. Конечно людишки никчёмные и жулики, но зачем было в ответ на эту просьбу их вывешивать над оврагом в железных клетках? Перевешали и завели других. Как кошек сменили.

Ужасная история. Но неправдивая. Её рассказывает Анджело Рипеллино («Магическая Прага»), но вся его история Праги – это литературные цитаты, а современные источники утверждают, что Рудольф не казнил ни одного астролога. Вероятно между историческим Рудольфом и Рудольфом легенды есть зазор, но его величина мне не известна. Подлинных документов я не изучала, а кроме того прочтение всегда интерпретация. Но то, что в последнее десятилетие правления Рудольф от всех прятался и не занимался государственными делами, похоже, правда. Начинал он довольно активно и умело, так что может быть тут была психическая болезнь: бездействие – защитная реакция неврастеника, которого любое усилие опрокидывает.

Правдивы и многие истории о жестоких наказаниях придворных. Так, Рудольф расправился с преданным ему Иржи Попелем з Лобкович, дочь которого, Ева, хоть и была любимой любовницей императора, но ничем не смогла помочь отцу. Поведение Рудольфа никому не нравилось. Вот ты, допустим, респектабельный Лобкович, а тебя тащат на лобное место, или ты всеми уважаемый Коловрат, а тебя коловворачивают в каменный мешок. Король Филипп, воспитатель Рудольфа, был неплохим менеджером, или по крайней мере понимал, что такое хороший менеджер, судя по советам, которые он давал брату, Хуану Австрийскому. Филипп знал, что если хотеть чего-либо добиться, нельзя людей озлоблять, и нужно прощать им ошибки. Но Рудольф, – может быть от того, что он был дурак, а может быть из-за дефекта личности, – науку дяди не впитал. Рудольф был тиран, и другие для него – ничто. Он обращался с людьми, как с пешками или шашками. Рудольфу всё время мерещилось, что его не уважают, стремятся отобрать у него власть. А может и действительно Иржи Попель метил в короли, и тогда Рудольф прав. Исходя из внутренней логики вышесказанного, прав и Сталин, уничтожив Тухачевского.

Рудольф – изрядное дерьмецо. Вопрос только в деталях – был ли он  параноиком, социопатом, обычным слабаком, придавленным обстоятельствами, злобно кусающим вслепую? Слабому человеку хорошо только в коконе его комнатки, слабый человек неспособен к сочувствию – ему бы свои проблемы пережить. Добавим воспитание, при котором эмпатия не поощряется, и подавлять раздражение нет необходимости. Самое страшное, когда бедный маленький сумасшедший попадает туда, где он может нанести огромный вред. Истерика выходит из берегов, если некому дать пощёчину. И уже непонятно, что неврастения, а что злоба. Лучше литературоведа А. Белинкова трудно сказать: «Исторические обстоятельства в некоторых случаях развязывают самые отвратительные инстинкты, которые не только подвергают всяким превратностям жизнь окружающих людей, но и вызывают самоотравление.»

Рудольф напоминает мне Павла Первого. Сейчас модно называть Павла русским Гамлетом, хвалить за отмену указов Екатерины, но у тех, кто романтизирует этого психа, кривое зеркало. Они не задумываются над тем, почему вся страна ликовала, когда русский Гамлет сыграл в ящик. Павел был подозрителен, как Сталин, и потому не мог иметь друзей и преданных людей. Павел оставил никому ни капельки бытовой свободы. Все должны были вставать и ложиться спать вместе с ним, в театре хлопать, только если он разрешит. При его проезде все вокруг должны были падать на колени в грязь. Импреатор Павел играл людьми в куклы, одевал их по своему выбору. У него были все задатки тиранов. Он бил по щекам офицеров (они после этого стрелялись), за пять минут превращал генералов в солдат, а солдат в генералов, бросал в крепость то одного, то другого. За четыре года он много наворотил. Дай ему тридцать...

Современники страдают, ненавидят, уничтожают тиранов, если могут. Впоследствии происходит странная метаморфоза. Постперестроечная публика благосклонно внимает пересмотру истории. Новые игрушки нашей интеллигенции – поиски глубины в душе Сталина. Гафту снится сон, Виктюк бросается его воспроизводить... Радзинский присюсюкивает о «сухой ручке». Конечно Сталин был человек, с «сухой ручкой», с одним «яичком» (у него был крипторхизм). Беда в том, что это он нас не считал за людей. Это он не понимал, что мы тоже люди. Потомки, которые не испытали на собственной шкуре, каково начинать работу в шесть утра вместе с Павлом, или кончать её в час ночи вместе с батькой Сталиным, каково, когда сегодня пан, а завтра пропал, имеют роскошь поискать человеческое в палаче. Всем ужасно хочется «понять», но нужно ли понимать? У Рудольфа были причины психоза, но они не интересны его жертвам. Иосиф Виссарионыч конечно не был парамецией, но был заурядным человеком, и не много выудишь из его сочувственного изучения.

Ханна Арендт писала о «банальности зла» и за это приняла немало пинков; все кричали: «Как это банальность?! Миллионы истреблены!». Да, миллионы, но убивали их буднично, банальные люди. Злодейства чудовищные, но люди, которые за ними стояли, вооружённые злостью, лишённые воображения, такие мелкие и обыденные,  – монстры не потому, что способны к гигантским перепадам от садизма к семейному уюту, а потому что перепада-то как раз нет, а есть абсолютная эмоциональная тупость. Это не злые гении, это посредственность, оказавшаяся в нужном месте в нужный час. Стремление их возвеличить – или достоевщина (Свободный человек ищет, перед кем бы преклониться), или ещё проще – психологическая компенсация того, что позволили править червяку.

А зачем нам червяки? Мне снится (во сне? наяву?), будто я бегу за поездом, который набирает ход, и кричу: «Погодите! Отмените! Не мешайте водку с пивом! Не наступайте на грабли! Не выбирайте пожизненно! Не давайте абсолютной власти!» И уже отстав, про себя, вслед последнему вагону: «Абсолютная власть развращает абсолютно...»

Страница 26 из 38 Все страницы